Виктор Поротников - Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)

• Название: Крах проклятого Ига. Русь против Орды (сборник)
• Автор: Виктор Поротников
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-62564-2

ТРИ БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Дань вечной памяти величайших героев Древней Руси, сбросивших проклятое Иго. Они выстояли на Куликовом поле, нанеся Орде первое серьезное поражение. Они стяжали бессмертную славу, разгромив полчища Мамая. И пусть для окончательного освобождения потребовался еще целый век – именно после Мамаева побоища Русская земля подняла голову, собираясь с силами для грядущих побед. И в 1480 году, когда хан Ахмат с огромным войском отправился в карательный поход против Москвы, на реке Угре его встретило новое поколение русских людей, с рождения не знавших степного кнута, верящих, что «поганых» можно и должно бить, готовых заплатить за избавление от ордынского гнета любую цену…

---

Оставался главный соперник Москвы – тверской князь Михаил Александрович. А он уже имел ярлык, и тоже не удержал даже с помощью своего литовского зятя. Нико хитро щурился, вспоминая тверского князя. Этот за право называться великим князем, унизив тем самым Москву, будет землю грызть зубами. Для Сурожанина важнее было другое: тверской князь обязательно отдаст право на пушной промысел, он не купец и выгоды просто не видит. А про дань бедолага узнает уже после того, как станет великим князем с помощью Мамая и него, Некомата.

Была только одна трудность – из-за последнего поражения и договора с Москвой Михаила Александровича будет тяжело снова уговорить идти на Москву. Значит, надо убедить в чем-то таком, что заставило бы его попытаться еще раз. Обещать просто купить ярлык уже мало, ярлык легко покупается, если есть за что, легко и теряется.

И тут московский князь Дмитрий сделал Некомату просто подарок – он отменил должность тысяцкого! При чем здесь тысяцкий? А при том, что обиженным остался весьма влиятельный человек боярин Иван Васильевич Вельяминов, еще молодой и очень честолюбивый… Некомат на Москве знал обо всем, в том числе и об отношениях между молодым князем и боярином Иваном Вельяминовым. Они друг дружку ненавидят? Весьма на руку.

Мессир Нико Матеи стал спешно прикидывать, кого из сурожских купцов можно привлечь на свою сторону. Сидора Олферьева? Козьму Коврю? Ивана Шиха? Дмитрия Черного? Братьев Саларевых? Константина Купова? Старого лиса Михаила Палева?

Каждое имя много раз обдумывалось, ошибиться нельзя, можно поплатиться головой, а значит, и спешить не годится. Он не собирался покупать ярлык для тверского князя за свои деньги и надеялся собрать нужную сумму со всех. С каждым сначала обсуждал, какие выгоды теряют, перекупая пушнину у русских купцов, а не прямо у самих добытчиков. Все соглашались, кивали головами, но стоило заговорить о вложении средств, как принимались жаловаться на дороговизну, плохое ведение дел, на отсутствие свободных денег. И тогда хитрый Нико предложил деньги взять у генуэзских банкиров, а самим купцам написать долговые.

Давно замечено, что с будущими долгами человек мирится легче, чем с расставанием с живыми деньгами, уплывающими из рук. Даже разумные купцы, и те повелись на такое предложение. Обещания нужной суммы Нико добился довольно быстро (она вдвое превышала ту, что действительно собирался заплатить за ярлык, но должен же он что-то иметь за хлопоты!). Но, даже пригласив к себе якобы на именины многих именитых купцов, Нико говорил очень и очень осторожно, только о пушном промысле и не упоминал ни о какой дани!

Теперь предстояло сделать еще одно дело. Просто покупать ярлык для Михаила Александровича бесполезно, одновременно нужно убирать московского Дмитрия. И сделать это должен все тот же Иван Вельяминов. За его спиной найдется еще много обиженных, а Москва, она такова, что стоит клич кинуть, мол, наших обижают, и начнутся погромы.

Но и самому Вельяминову надо что-то пообещать. Хотя с ним понятно, ему нужна власть над Москвой. Посадят наместником, и хватит.

И Некомат осторожно, исподволь внушал и внушал Ивану мысль о смертной обиде, нанесенной Дмитрием, о необходимости убрать вон этого самодовольного юнца. А купцам осторожно внушал мысль, что и без князя на Москве будет не хуже, сами себе хозяева. Новгород давным-давно выбирает посадника и неплохо живет. А князя с дружиной можно и пригласить, тоже как в Новгороде.

Честно говоря, эта мысль нравилась очень многим. Пример новгородской вольницы был очень заманчивым. Выборный посадник будет послушен, а купечество станет куда как сильнее. Тяжелая длань московского князя уже явно тяготила купцов. В Москве зрел заговор…

А сам князь Дмитрий Иванович, против которого он готовился, вдруг собрался… в Переяславль-Залесский! Евдокия на сносях, вот-вот родит, вот и пришло в голову князю, чтобы жена родила в его родовом владении на Клещином озере. Дмитрий упрям, если что решил, то с места не свернешь, а потому стали собираться в Переяславль.

Никита быстро пробирался проулками к знакомому двору. Столько раз по этой тропинке бегал, что мог бы и с закрытыми глазами пройти. Привыкшие к нему псы пропустили, хотя и следили злыми глазами за пришедшим. У Никиты мелькнула мысль, что с хозяином двора ссориться не след, ежели однажды освободит этих чудищ от цепей, то и хоронить будет нечего, порвут в клочья.

Но он не собирался ссориться, напротив, норовил подружиться поближе. На стук в дверь изнутри отозвался недовольный сонный голос:

– Кого черти несут в неурочный час?!

Чуть обидевшись на поминание нечистой и неурочный час (только-только солнце село), Никита буркнул:

– Свои… открывай!

– Свои… – проворчал старый слуга Некомата Овдей. Он терпеть не мог «ушлого», как говорил, Никиту. – Свои у нас купецкие али иноземные, а ты кто?

– Знаешь ведь, что от Ивана Васильевича прислан! – огрызнулся Никита, старательно вытирая ноги. Некомат страшно не любил грязи на подошвах и откровенно морщился, если видел, что кто-то топал по дому после луж.

Все у них не по-людски! У боярина тоже вон ковры, конечно, на них Никита грязным не полезет, сам соображает, что нельзя, но у купца по всему дому половики расстелены, хоть на руках ходи, чтоб не пачкать. Сам Некомат так разодет, что среди толпы вмиг узнаешь, на москвичей не похож. Идет, точно белая ворона, кто видит впервые – вслед оборачиваются. Но купец горд, даже глазом на глупых московитов не косит, себя уважает.

Есть за что, Никита точно знал, что в закромах этого дома битком набито злата и серебра. Потому и псы злы, и слуги тоже, чуть смеркнется, никого чужого в ворота не пустят, проси не проси. Никита не чужой, и старается все больше стать своим. Не то чтобы ему нравился сам Некомат или его одеяние, а просто чувствовал, что за купцом такая силища, что с ней вынуждены считаться все. А силища эта – деньги.

Не одни Некоматовы, это Никита тоже понял, еще много чьи. О них и говорил глупому Семке, но твердил иносказательно, нельзя же открыто сказать, что речи ведутся супротив князя Дмитрия Ивановича, чтоб сменить того. Никита невольно слышал такое не раз, доверял ему Иван Васильевич, потому и посылал с тайными вестями к купцу. Писать боязно, вот и передавали иногда на словах. Конечно, все больше они говорили меж собой с глазу на глаз, но и обрывков хватало, чтобы понять: недолго великому князю Дмитрию Ивановичу на своем месте сидеть!

Недолго, потому как купецкое слово супротив него, не дает молодой князь чего требуют купцы, и Иван Васильевич тоже супротив. Чего проще – Дмитрия Ивановича вон, великое княжение Михаилу Александровичу Тверскому, тот сговорчивей, а на Москву Вельяминова посадить, чтоб правил всласть! На это деньги нужны, но Некомат обещал немало.

Однажды Никитка все же поинтересовался у хозяина: а чего же князь купцам не дает? Тот поморщился, точно от зубной боли:

– Пушной промысел под себя взять хотят…

– Ишь ты! Руки-то загребущие!..

– Замолчь! Не твоего ума дело!

Больше не спрашивал, нутром стал понимать, что не добро купцы иноземные затеяли, Москва на том пушном промысле огромные доходы имеет, ежели под себя заберут, то и совсем хозяевами станут. И так уж вторые после ордынцев!

– Чего пришел? – сердито покосился на вошедшего Некомат. Никите хотелось огрызнуться в ответ, мол, не своей волей сюда явился, но смолчал. Пересказал, что велел Иван Васильевич про княжеский съезд в Переяславле, и стоял, ожидая ответа.

Купец молча пожевал губами, зло дернул щекой и кивнул:

– Про Переяславль, скажешь, я и без боярина давно все знаю. А к нему завтра буду к вечеру. И не один…

Господь расстарался, когда помещал Клещино озеро столь красиво меж берегов. На Руси много красивых рек и озер, но чтоб так… Недаром Переяславль-Залесский любил князь Александр Невский! Не только за то, что родные места, еще за красоту редкую. Город потому и назван Залесским, что вид на него и озеро открывается вдруг после густых лесов.

Ордынцы леса немало извели, когда жгли все вокруг, в сушь великую тоже горел, и сами переяславцы порубили на дома и дрова. Но все равно и леса густые, и озеро красоты редкостной. Снетки в нем водятся замечательные, да и сельдь тоже не хуже заморской.

Князь Дмитрий Иванович в Переяславле частый гость, как во Владимир едет, так и навещает свою родовину, доставшуюся от прадедов. И стену городскую его велением ставили. За одно лето управились, хороша стоит.

А теперь вообще большая радость: привез князь свою женку-любушку рожать дите в город на Клещином озере! А с ними (вот счастье привалило!) приехал митрополит Алексий и, главное, преподобный Сергий, что из Радонежа!

В ноябре Клещино озеро не в самой красивой поре, листья уже облетели, птицы косяками потянулись вон, но княгине не до того. Она родила сына, крестили Георгием, и кто крестил, сам преподобный Сергий! Радость всем: великому князю Дмитрию Ивановичу, одного сына Господь прибрал, зато другого дал! Княгине радость – здоровенький мальчонка родился, вон как сразу в материнскую грудь вцепился! И горожанам радость – и от князей, и от митрополита с игуменом. В храмах что ни день, то службы, на которые валом валит народ.