Вадим Астанин - Час до полуночи

• Название: Час до полуночи
• Автор: Вадим Астанин
• Издательство: YAM Publishing
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2014

Работа бывает разная. Кто-то вербует людей, чтобы отправить их в космос, кому-то поручают расследовать убийство в мире, где почти решена проблема личного бессмертия, кто-то должен исправить ошибку, допущенную загробными бюрократами. Капитан полиции, преследуя нарушителя, совершает преступление, торговый агент продает драматургу Шекспиру персональный компьютер, таинственный господин, не зная покоя, пытается найти способ остановить зло, выпущенное в мир безответственным профессором, экзекутор Святой Инквизиции вынужден наблюдать, как вампиры убивают честного человека. Эти и другие истории вы можете прочесть в сборнике рассказов «За час до полуночи».

---

В Африке — межплеменные распри. В Латинской Америке — бесконечная чехарда монархий, диктатур, республик. И везде — территориальные претензии. Так что, не стесняйтесь, подходите. Мы рады вашему визиту и всегда готовы оказать вам дружескую помощь. Мы не откажем никому!

Но, локальные войны не решили, и не могли решить проблему целиком. Для выживания цивилизованному миру, или «золотому миллиарду» (как кому нравиться), пришлось начисто менять привычный уклад жизни. Поступиться завоёванными ценностями. Верховенство права, беспристрастный суд, права личности, демократия фактически были отправлены на свалку. Закон ужесточился до предела, все преступления стали уголовными, всякое правонарушение, даже самое мелкое нынче карается непропорционально жестоко — каторжными работами или смертной казнью. Вредные привычки перестали быть вредными. Табак, алкоголь и наркотики прочно вошли в быт нашего поколения. Некому стало возвышать свой голос и бороться за здоровый образ жизни. Живущие сейчас предпочитают не думать о собственном здоровье и власть это полностью устраивает. Она прагматична в своём интересе. Правительства патронируют Общества просвещённого самоубийства, Женские лиги за распространение абортов, Комитеты добровольной эвтаназии, Движения за бездетные семьи, Клубы атеистического воспитания, Всемирный Храм непримиримых богоборцев, курируют тоталитарные секты, спонсируют террористов и держат на паях международный синдикат киллеров.

К сожалению, этих мер оказалось явно недостаточно. Человечество упрямо не желало быстро сокращаться. И тогда собрались просвещённые умы, и устроили дебаты и высказали Идею. Идея была рассмотрена и признана перспективной. И родилась Инициатива. Инициатива по освоению Солнечной системы. И был разработан План. План колонизации. И была принята Программа. Программа по переселению. И появились мы. Вербовщики.

Без ложной стыдливости замечу: мы спасаем настоящее и даём шанс будущему. Ибо, чем бы были Инициатива, План и Программа без нас, рядовых исполнителей, как не набором строк, параграфов, ссылок и уточнений, сухих цифр и абстрактных графиков. Пустое умствование высоколобых интеллектуалов. Верно, не мы запустили этот исполинский механизм. Но мы не даём ему заглохнуть, мы обеспечиваем его топливом, мы денно и нощно заполняем его бездонные цистерны горючим, драгоценным субстратом — живой плотью и кровью. Мы — рабочие пчёлы, вечно в разъездах, всегда на пределе. Наши нервы расшатаны, наши души опустошены. Мы трудимся, не покладая рук, мы сжигаем себя без остатка, наше ремесло — наша погибель. Мы — рабы на галерах, измождённые каторжники, прикованные к дубовым скамейкам — с натугой ворочаем тяжёлыми вёслами…

Картинка вышла та ещё. Рисунок страдает излишней пафосностью, но суть передана в точности. Наш бескомпромиссный враг — время. Время нависает над нами дамокловым мечом, время — бич в руке надсмотрщика, не дающий нам расслабиться, время — неистовый всадник, безостановочно несущийся вскачь, крепкими шенкелями пришпоривающий наше усердие и подгоняющий нашу амбицию.

Система вербовки устроена хитро. Моё благосостояние зависит от количества завербованных. С каждой головы мне причитается процент. Этот процент идёт на покрытие моего долга. Потому, что я должен. Я должен тому, кто принял меня на работу. Мой работодатель, государство, значит, я должник государства и обязан отработать свой долг. Государство — щедрый кредитор и я ни в чём себе не отказываю. Мой долг растёт и вместе с долгом растёт моя норма вербовки. Валюта вербовщика — сутки. Сутки, на которые мой работодатель предоставляет мне отсрочку при невыполнении установленной нормы, или накладывает мораторий на зачисление в списки колонистов. Ирония в том, что вербовщик является наипервейшим кандидатом на выселение за пределы планеты. Опасность загреметь на корабли в обмен на неограниченное кредитование и безлимитный покупательный трафик. Веский стимул не сачковать. ПАРИЖ СТОИТ МЕССЫ.

Подкреплённый численностью. Вербовщиков много и количество их непрерывно увеличивается. Такова политика работодателя. Мы похожи на стаю бездомных псов, остервенело рвущих друг у друга из пасти лакомые куски добычи. Среди нас нет места сантиментам. Слабые гибнут, выживают сильнейшие. Борьба за выживание принимает различные формы, от элементарных подлянок, типа «окучивания поляны» (когда оппонент следует по маршруту избранной жертвы и банально перевербовывает его клиентов), до изощренных многоходовок и физического устранения конкурентов. ПАДАЮЩЕГО ТОЛКНИ.

Его появление было громким и ошеломительно эффектным. Он мастерски обставил свой выход из мрака безвестности. Получив доступ к серверу-хранилищу персональных данных, он уменьшил мой счёт, убрав из накопительной базы записи о ста девяносто восьми завербованных мною душ, и заодно подчистил файлы резервного копирования, чтобы нельзя было восстановить исходную информацию.

Такое невозможно проделать, не имея в конторе надёжного инсайдера. Им оказался программист, по-крупному задолжавший спортивному букмекеру. Исполнителя задержали, но заказчик он не выдал. Потому что никогда не встречался с ним лицом к лицу.

Я был раздавлен. Конечно, мне любезно предоставили отсрочку. Месяц. Понятно, что за свой счёт. Я бросился восполнять образовавшуюся на моём счёте недостачу, а мой таинственный недоброжелатель исчез. Хотелось бы верить, что навсегда, но я думаю, он просто выжидает.

Я до сих пор не знаю, кто вцепился мне в загривок. Мой противник хитёр. Быстрый, наглый, дерзкий, нахрапистый, неуловимый. Хищник. Мистер Никто, решивший моей тенью. Он повсюду следует за мной. Я обоняю его смрадное дыхание. Он дышит мне в затылок, он кружит вокруг меня, готовится нанести очередной удар.

Я же не успеваю продумать линию защиты и у меня нет свободного времени заняться его поиском. Я сдавлен жёсткими тисками обязательств. Сто девяносто восемь душ висят на мне тяжким бременем. Разумеется, сейчас их гораздо меньше, однако всё ещё достаточно, чтобы самому оказаться в числе переселенцев.

«Тошниловками» подобные заведения прозывались не зря. Минимум чистоты, синтезированные полуфабрикаты, сомнительное пойло, химическая выпечка, целиком состоящая из пищевых добавок — дешёвая жрачка в ассортименте для неизбалованных счастьем поселян. И запах в них был соответствующий.

В этой пахло карболкой. Прогорклым маслом. Пережаренными стейками. Немытым телом. Потными подмышками. Сопревшими от долгого ношения носками. Ванилином. Женскими духами. Миндалём. Горьким шоколадом. Сублимированным кофе. Загаженным туалетом. В общем, тем непередаваемым словами букетом, знакомым всякому, кто хоть однажды выбирался за пределы городской черты.

Моё появление не вызвало у присутствующих никакого интереса. Официантка тоскливо пялилась на шоссе, барменша перетирала стаканы и разглядывала картинки в лежащем на стойке глянцевом журнале. Двое работяг, одетые в клетчатые рубахи с подвёрнутыми рукавами, широкие джинсы и грубые тупорылые башмаки сосредоточенно питались, методично перетирая зубами забрасываемые в рот куски пищи, повар в плоском нестиранном колпаке торчал у окна раздачи, ожидая нового заказа. Из всех потенциальных кандидатов на вербовку мне больше всего подходили работяги. Повар был затюканный бытом семьянин (кольцо на пальце и внешность типичного подкаблучника). Раскрутить такого не сложно (выпивка и немного участия), сложнее довести (не в буквальном смысле) его до корабельного трюма. Случались прецеденты, когда клиента приходилось изымать силой, выдирая с кровью из лап разъярённой супруги. Особи женского пола, по-отдельности, ценились вполовину дешевле, чем семейные пары, а завербовать семью не в пример сложнее, чем отдельно мужчин. Или женщин.

Я купил бутылку виски и подошёл к работягам.

— Свободно?

Они не ответили. Я выждал немного и по-хозяйски опустился на скамью, поставив бутылку на середину стола.

— Выпьем?

Работяги оторвали взгляд от тарелок.

— Я угощаю.

Работяги переглянулись.

— Виски, — работяга брезгливо скривил губы, — дрянь.

— Не вопрос, — я вытащил пухлый бумажник. — Было бы что купить.

— Найдется, — сказал работяга, — У Греты под прилавком. За полторы цены.

— Понял, — я помахал бумажником. — Деньги не проблема.

— Спрячь, — выдал совет работяга, — здесь могут убить и за меньшее.

Грета, слышавшая наш разговор, выставляет на стойку коробки. Бренди, скотч, ром, водка. Настоящая контрабандная выпивка, без наклеек оплаты таможенный сборов и акцизных марок. Фирменная упаковка, голографические метки, подтверждающие аутентичность продукта, уникальные клейма производителей, печати упаковщиков и контролёров из отделов качества.

Я выбираю спиртное. Беру водку, ром и бренди. Грета выкладывает закуску. Фрукты, сыр, ветчина, копчёная рыба, чёрная икра. Всё упаковано и закатано в банки. Добавляю к спиртному горку деликатесов. Барменша черкает на странице журнала сумму. Я достаю бумажник. Расплачиваюсь крупными купюрами. Сверху добавляю сотенную. Грета прячет банкноты и расторопно убирает продукты. Я заплатил больше, но разницу мне не вернут. Сдачу поделит между собой персонал, сотенную заберёт «крыша». Так заведено и никто не рискует нарушить это неписаное правило. Ни продавец, ни покупатель. Особенно в глубинке, где нравы просты и суровы, а люди терпеливы и непритязательны.