Гарри Беар - Создатель

• Название: Создатель
• Автор: Гарри Беар
• Жанр: Русское современное
• Год: 2014

Хочу предложить Вашему вниманию мой первый роман, написанный еще в начале 1990-х годов, но до сих пор нигде не публиковавшийся, – «СОЗДАТЕЛЬ». Хотя с момента замысла произведения и его долгого писания прошло много времени, я считаю, что роман этот будет интересен вам и сегодня. Интересен он будет потому, что не утратил за прошедшие двадцать лет своей содержательной актуальности. Думаю, что нет смысла комментировать сюжет романа «Создатель» и поступки моих героев: если Вы держите в руках эту книгу или смотрите в нее на экране монитора, Вы сами во всем сумеете разобраться, сами растолкуете себе описанные там ситуации.

---

Несколько проходных встреч в коридорах Юника (студенческое определение университета) закончились решительной беседой в одном из двух туалетов Факфила. На переменке, когда студенты и некоторые демократичные преподаватели стеклись в уборную покурить, Тассов завел разговор о сути "проповеди". Преподаватель истории русской литературы Кирюшин имел неосторожность сказать что-то о реакционности проповеди в царское время, и Тассов немедленно бросился на его разгром. Студенты покуривали и одобрительно посматривали на разящего иронией Тасса. Смешавшийся Кирюшин был уже готов к полной конфузии, но раздавшийся звонок отчасти спас его. Затушив сигареты до следующей перемены, стьюденты бросились к аудиториям. Тассов, гордо опиравшийся на трубу нефункционирующего унитаза, также хотел покинуть сие ристалище, но Гарри удержал туалетного Цицерона за рукав. Рома удивленно вскинул на него свои пучеглазые очи, но вопрос создателя заставил его остаться.

– А имеет ли право всякой проповедовать, али избранный токмо?!

– Ну… чтобы проповедовать, нужно быть человеком цельным!

– А вы-с? – улыбнулся Гарри, прищурившись.

– А я разорван, раздвоен!

– Разрушены что ли?

– Вот-вот, – Тассов вынул платок и обтерся.

– Чем же-с, позвольте узнать? Вихрем обстоятельств?

– Перестаньте, как вас там…

– Наркизов, да просто – Гарри!

– Эх, Наркизов… Я ведь специалист по Достоевскому.

– Неужели?! – Гарри съехидничал: весь факультет знал об этом.

– Это неважно, конечно, но…

– А мои "проповеди" слышать доводилось? – сменил тему создатель.

– Да, слышал… Скучно…

– Вот как? – обиделся Гарри. – У вас скучнее…

– Вы, извиняюсь, просто демагог, а я правды хочу, требую!

– А если ее вовсе нет?

– Возможно… – протянул Тассов, забывший про лекцию, что с ним случалось крайне редко. – Но вы-то ее тоже ищете, так?

– Кто сказал, кто сказал? – изумился создатель.

– Вы и говорите…

– Правда, она весьма проста, – пояснил Гарри. – Вы и сами знаете: когда ежедневно, ежечасно, еже… м-да! Вы сталкиваетесь со злом и ненавистью.

– Однако?

– Злом негодяев и ненавистью трусов, с завистью следящих за вашим восхождением… Когда подлецы торжествуют, а гении топчутся на месте! Люди вечно молчат, а еще лучше – злорадствуют.

– Ах, черт! – перебил его Тассов. – И вы туда же: учить и мучить, и ничего не делать…

– Я стану делать! – сказал Наркизов.

– Да-а… И что же?

– Но мне нужны, как его, союзники!

– По "мечу и оралу"? – иронично заметил Тассов.

– Ха-ха, а вы шутник! – деланно засмеялся создатель. – Только ваши шутки та же болтовня, не больше.

– Согласен, Гарри! Наша ирония – наше бессилие. Пора дело делать…

– Верю вам, Тассов! потому и зову в Круг! Там – конец болтовне, там – дело-с! – Гарри даже схватил руку Тасса.

– Как забавно вы ерс-аете! – вырвал у него руку Роман.

– К черту! Идете в Круг?

– "А знаете ли Вы, знаете ли Вы, милостивый государь, как это страшно…” – с места завелся Тассов.

– Когда некуда уж больше идти! – закончил создатель. – Верно, Рома, верно!

– Я согласен вступить! – торжественно молвил Рома.

– Ну и хорошо, ну и славненько, – радостно заюлил Гарри.

– Когда же ваше заседание, или как его там?

– А встреча, встреча-с! Я вас сразу извещу, если что наметится.

– Так я буду ждать! – Роман протянул создателю на прощание руку.

– Конечно-конечно! – создатель потряс пухлую лапку Тассова. – И до встречи, Роман Евгеньич!

– До свиданья, Наркизов, до свиданья…

Другие лица, обмороченные Наркизовым, были не столь колоритными, но у каждого была своя струнка, свой загиб в обоих полушариях. По большей части будущие "круговцы” были студентами университета, но оказался среди них и представитель самого доблестного класса Роскомреспа рабочий Федька Кораморов. Некогда и он учился в вузе, но решением ректората был отчислен за "недостойное поведение", то есть за пьянку и мордобой. Попав после этого в пролетарскую среду, Федька и там заимел авторитет у "товарищей рабочих", получив кличку Силыч. Сам облик Силыча вполне соответствовал данной ему кличке: Федька был коренаст, физически крепок, вечно угрюм, он имел могучие плечи и просто звериный взор темных глаз. Друзей в Юнике у него практически не осталось, так как Кораморов быстро усвоил язык пролов и их повадки, а студентам это не очень нравилось. Однако Силыч упорно продолжал посещать Общий Дом университета (в основном, по женскому вопросу). Случайно встретившись там с Гарри, Федор был сразу же сражен интеллектом создателя. Он уважал силу в любом ее проявлении и потянулся за Наркизовым, как за сильным духом. Создателю такой Силыч был просто необходим.

Сокурсник Гарри Шутягин был помешан на музыке. С 6 вечера до глубокой ночи Женя сотрясал общаговскую кухню своими пассажами на гитаре, так как именно туда выгоняли его немузыкальные соседи по комнате. Изредка Шутягин обращался и к поэтическим штудиям, часто думая, отчего в жизни все так пошло, а музыке и поэзии – совершенно. Евгений никак не мог дать точного ответа на столь солидный вопрос. Златокудрый, стройный и голубоглазый, Шутягин мог бы пользоваться колоссальным успехом у халатообразных общаговских девушек наилегчайшего поведения, но упорно их игнорировал. Принят он был и в среде поэтов-морданистов Юника, но их "поэзовечера" обычно заканчивались жуткими попойками, и музыкальный Шут с некоторого времени бежал их. Видимо, все это и стало причиной его неожиданного появления в явно немузыкальном кружке Наркизова.

Захар Петрович Думов попал на филфак университета через инженерный корпус. Два года изучения чертежей в Билибинском вузе убедили его, что не "боги дома обжигают", но и ему это вряд ли удастся. Он вернулся, подавленный столичной жизнью и необходимостью вечно бороться за свой кусочек хлеба. Думов был славным малым, хотел прощупать Жизнь до пульса, который в ней якобы бьется, и оказался в Круге как-то сам собой – без всяких усилий со стороны создателя. Его честное преданное лицо с карими глазками и стоящей ежиком челкой, внушительный вид спортсмена (Дум занимался борьбой в секции борьбы Юника) и хорошие отношения со многими студентами привлекли дальновидного Наркизова.

Притащился в Гаррино сообщество и некто Маэстрин, местный рок-исполнитель со странным именем Самсон. Он был худ, как стебель лопуха, имел тренькающий голосок, отдаленно напоминающий козлиное мычание, и носил коротенькую бороденку, которую беспрестанно поглаживал, торча на всевозможных гопнических концертах. Маэстрин собирался затянуть в свою бедную талантами студенческую рок-группу с претенциозным названием "Омерзение" гитару Шутягина и решил использовать для этого последний шанс, войдя в запретный Крут. Последним человеком, вступившим в организацию Гарри, был Вячеслав Лассаль, сокурсник Наркизова и Шутягина, но местный житель. Это был симпатичный молодой человек лет двадцати, любивший совать свой нос в любые дела, пусть и опасные. Славик, как его звали буквально все на филфаке, имел чудные вьющиеся волосы черного цвета, достаточно высокий для людей его нации рост, худое, как у девочки, строение тела и выдающиеся способности заводить знакомства. Славика представил создателю Шутягин, они переговорили, и… Гарри его в расчет не брал, но для количества принять согласился.

Набрав семерых соратников, Гарри Наркизов почти успокоился. Почин есть, а остальные пять сами прибегут, еще просить станут! Создатель любил фантазировать: для хамского городка он уже готовил подобающую тому участь… Но то ли Город не знал об этом, то ли не мог уже вмешаться.

В общем, начиналось все замечательно.

Записки Аборигена (из городской Летописи)

…Наш городок, хотя и небольшой, но известен своей репутацией курортного. Три озера чудесных рядом, поля бескрайние, леса еловые, шишки сосновые. А тут еще Университет образовали, хотя и незачем вроде! Город имеет несколько предприятий обычного типа – большой металлургический завод, РМЗ, кондитерская фабрика да другие фабрики государственные, краеведческий музей (он на ремонте обычно), с десяток контор, где ихние работники деньгу гребут. Есть две библиотеки, три-четыре питейных заведения (пивбар «Звездочка» посетить рекомендую!) и множество школ, садиков да три профессиональных училища. Лет двадцать назад трамвай запустили: а к чему его – неизвестно… Белый дом для красоловов обосновали, да еще университет этот, тьфу!

Улицы у нас типичные – два проспекта да с десяток остальных, где двое на двое не разойдешься. Здания обычные – современные коробки да сталинки кирпичные, площади у нас две, и те – площадь Лысого Гения да площадь Красоловская. Особых досто-примечательностей в городке, кажется, и вовсе нет! А нет есть! но о ней и говорить-то не стоит.

Так и живем тут, маемся… Зимой – скука да рыбалка. Летом – раздолье: три озера, леса с грибами и ягодками, сады да огороды, эх-ма! Люди в массе своей хорошие, спокойные… Мы университетов не кончали, так по нам, что есть – и хорошо! Колхозы – хорошо, Завод с трубами вонючими – еще лучше, заработали пенсион за сорок лет – и лады… Начальство, конечно, подкачало, ну так везде, ась?! Есть у нас и дурачок местный – Савлом звать, говорят, из дворян! слышь ты… При красоловах-то, видать, он и подвинулся: живет один в доме удаленном, ни с кем дружбы не водит, зимой в трусах бегает, на людей волком смотрит. Ну, да и Бог с ним, нас-то его жизнь не касается совсем.