Виктор Шавырин - Коза-дереза

• Название: Коза-дереза
• Автор: Виктор Шавырин
• Жанр: Русская классическая проза

---

В другой раз я наткнулся в кустах на склад пустых бутылок - штук пятьдесят. Это лесничество накануне гуляло, праздник у них был. И все бутылки оказались хорошими - ни одной с отбитым горлышком.

Третий клад состоял из монет и был открыт мною, так сказать, на кончике пера.

Когда в деревню приезжали показывать кино, то билеты продавали при входе в клуб, на темном крыльце с расшатанными половицами. Помню, при мне какая-то девка уронила мелочь и не могла ее найти, как ни зажигали галантные кавалеры спички, - видно, в щели деньги провалились. Проанализировав происшествие и заключив, что таких случаев могло быть много, я белым днем пришел к клубу, без труда оторвал несколько половиц и, к радости моей, увидел в мусоре там и сям тускло серебрившиеся гривенники, пятиалтынные и двугривенные. Матери я принес целую горсть денег, так что она даже испугалась.

Мелкие клады - вроде кринки с остатками меда, припрятанной кем-то на покосе или ничуть не худой формы для выпечки хлеба, - я не считаю, и даже не хочу о том вспоминать, потому что мы нашли их совместно с Партизаном и оба раза жестоко подрались. Клады ссорят флибустьеров - какая радость вспоминать о ссорах? VII

Играть мы не играли: не научились по недостатку времени. Разве что в войну на горах да в лапту на окраине села, в ожидании стада. Но не только труд владел нашими помыслами. Были периоды, когда он совершался, словно играючи и сочетался с созерцанием.

Случались праздные минуты, когда, что называется, нечего было делать. Такие свободные часы выпадали почему-то золотой осенью. Тогда мы брали коз и шли с соседями на горы.

Довольно рано я понял, что это лучшее место в Солнечной системе. О золотая хрустящая листва, алые ягоды калины, глубокая синева реки, звонкие березы, звонкие голоса в орешнике, довольные бодрые козы и довольные бодрые люди!

Изредка в голубом небе тянулся едва видимый самолет, оставлявший за собой тонкую белую паутинку. И множество паутинок летело вокруг нас: то шло переселение маленьких паучков, этого крохотного народца, путешествующего на своих нитях в поисках зимних квартир. А как шуршала огненная листва под веселыми ногами,

как радостно трещали сухие сучья, которые мы выворачивали и разламывали, как иной раз легко подавались под топором трухлявые пни, которые мы складывали в мешки и уносили домой на топку! Пойдя в школу и узнав стихи Майкова про осень, я еще сильнее полюбил эти хрустальные дни, эти бодрые минуты:

Кроет уж лист. Золотой.

Влажную землю в лесу.

Смело топчу я ногой

Вешнюю леса красу.

Я только чуть спотыкался на слове влажную , - по влажной земле лист не шуршит, нет, земля была звонкой, твердой, чуть подмороженной, во всяком случае - сухой. Но как верно сказано про радость листья ногой загребать ! Тем более что мы действительно загребали, набивали ими мешки - на подстилку поросенку, на утепление двойных зимних рам. Волокли сухой хворост, пользуясь тем, что его еще не засыпало снегом. Это разрешалось. Бывало, пускались на хитрость: ошкуривали снизу березки, чтобы к следующей зиме они засохли на корню, - сухостой тоже не возбранялось носить из лесу. Борьба за выживаемость изощрила наш ум настолько, что мы, кажется, не пропали бы даже на необитаемой планете. И уж во всяком случае в роли Робинзона, хотя бы в джунглях прятались лесники, сторожа, милиционеры и каннибалы.

А бывшей кормилице Зевса тем более было славно. Она же по родной стихии гуляла, по лесу, и вспоминала полузабытые ею названия былок и кореньев, которые и добывала зубом и копытом.

А что, если, нюхая белоголовник, она неслышно беседовала с последними осенними эльфами или, скрывшись в орешнике, успевала переброситься парой фраз с невысоким кустарниковым лешим, который наверняка вертелся где-нибудь поблизости? Один раз я, бредя за козой и козлятами, вдруг увидел, что среди них спокойно сидит на тропинке стройная красивая лиса - она небрежно оглянулась на меня и вновь стала наблюдать за козами, которые даже не обратили на нее внимания. Или сделали вид, что не обратили, а на самом деле обменялись новостями?

У козы наверняка была тайная жизнь, о которой мне нечего сказать. Ну откуда, допустим, брались ее козлята? Ведь не ветром надувало. Почему иной раз она приходила из стада задумчивой, а иной раз веселой, почему в стаде она постоянно гуляла бок о бок с Тюхиной козой - дружили они, что ли?

Но пусть она носила, в себе свои тайны, - в такие дни на золотых горах все мы были дружны - люди и звери.

А под горами непоколебимо стояла красотища; на той же стороне реки весь день распахивал картошку неизвестный мужик, с утра до заката через каждые полторы минуты вскрикивавший на всю округу:

Но, мерин!

Тревога закрадывалась в нас при мысли о зиме! Но, палка за палкой, потихоньку забивали мы угол амбара хворостом, создавая минимальный неприкосновенный запас. И радовало нас изобилие земли: терн, рябина, шиповник, яблоки, мелкие пятнистые груши - все, чем дарила нас снисходительная природа, все остатки ее былой роскоши, последние крохи существовавшего когда-то золотого века, что по научному называется, кажется, неолитом.

Или это было минимальное подаяние природы для того, чтобы мы не замерзли в зимнюю лють и продолжали существовать в каких-то ее неясных целях? Не так ли, как мы, жили все сущие на земле: и муравьи, сновавшие со своими соломинками, и ежик, несший гриб, и суслики, прятавшие уворованное зерно в ямках на краю поля?

- Придет, - свистели они, - время темное, время ураганное, сорвется с небесного хрусталя солнце и потонет в небесных снегах, загудят столбы от мороза, пушечными выстрелами отзовутся в чащах дубы, - не все переживут сие, не все! VIII

Да, зимы были сущим наказанием, и никто заранее не мог сказать, переживет ли он морозы и снегопады или нет.

Только одна зима оказалась совсем не страшной и даже веселой. По крайней мере, таковой она запомнилась моему несмышленому сердцу.

Тут придется пояснить, что в нашей округе властвовал очень добросовестный лесник - настоящий энтузиаст своего дела. Как ни заметали порубщики следы на снегу макушками дубков:

как ни затаптывали их при подходе к избам - он умело разыскивал нарушителей. Как ни надеялись бабы на густой туман или метель, но и при такой погоде лесник умел подсиживать их в кустах на обочине дороги Конечно, не все его боялись. Иных он не трогал, потому что были же в колхозе, сильные мира сего. Но безмужних бабенок, у которых мужики погибли на войне или, того худее, умерли от ран, наплодив предварительно детей... о, их он умел хватать за жабры! Недаром порубщицами, отправлявшимися по ночам в лес, была сложена молитва:

Волк, волк, стань к лесу зубами, а ко мне м... Которую они же быстро переиначили:

Лесник, лесник, стань к лесу зубами... На бабий крючок его и подловили. Морозной ночью он услышал в лесу нахальный стук топора и, выглянув из-за елки, увидел при свете луны двух закутанных в шали баб; повалив с шумом и треском один дубок, они рубили другой. Лесник смело вышел из чащи и начал арестовывать силосниц, которые на поверку оказались переодетыми мужиками; они спокойно дали ему в зубы, сбили с ног, сорвали полушубок, привязали к дереву ременной веревкой и, не проронив ни единого слова, неузнанные, канули в ночь.

Утром кто-то ехал на санях, услышал в лесу не то вой, не то хрип, и отвязал лесника, но тот уже был не работник. Лето еще проползал, харкая кровью, а к осени кончился. Замену ему сыскали не скоро, и воцарилось у нас полное лесное безвластие, как до прихода Рюрика с нарядом. Осенью, правда, наезжали из лесничества с проверками, а уж зимой, когда замело дороги... зимой мы вполне усвоили, что такое демократия.

Непривычно и весело было ходить в лес белым днем с пилами и топорами! Непривычно было рубить орешник и целые дубки не торопясь, не молясь и даже не оглядываясь?

А непролазный снежный лес, по которому раньше только изредка вился чей-нибудь полузапорошенный след, - как он изменился! Тропинки были набиты до блеска, они бежали из деревни, перебирались через снежный вал на опушке, шныряли вниз и разбегались, путались, сливались друг с другом подобно ходам лабиринта. Лес походил на внезапно окоченевшее ураганное море: снежные бугры перемежались впадинами, и хорошо было гулять вверх-вниз, вправо-влево по блестевшим от солнца дорожкам! И как было весело в этом лесу, устланном макушками и сучьями, где в кустах то и дело слышались мужичьи, бабьи и детские голоса, визжала пила, стонал топор, трещали ветви и раздавался гомерический смех дровосека! Дубки нам были не особенно под силу, но макушек от спиленных мужиками вполне хватало, - до чего же весело было тащить их домой и ничего, ничегошеньки не бояться!

В деревне радостно дымили трубы. Печи топили по два раза в день - утром и вечером. Согрелись в печурках наши кошки, просохли наши валенки; мужики и строевого леса запасли: загородку поправить либо крышу подлатать. Жизнь моя! Зачем ты не подарила мне другой такой зимы? Зачем вякнула районная газета заметочкой под названием Спасти лес ? И прислали нового объездчика, и лес спасли, а мы стали спасаться своими силами, прежним манером - уходя в ночь и метель и твердя известное заклинание.