Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

• Название: Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
• Автор: Федор Ошевнев
• Издательство: ООО «Альтаир»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91951-039-0

Сборник рассказов военной тематики жестко, но достоверно показывает армию изнутри — глазами офицера, курсанта, солдата; всю сложность их духовного мира в столкновении индивидуальных и профессиональных интересов.

---

Я сам сходил в загаженную «однушку», которую эта сука сдавала, пока обитала у нас, гребя за то прилично бабок, и забрал материну реликвию, а заодно попавшийся на глаза наш утюг. Потом вернулся к мачехе и за надорванный корешок плюс огромное жирное пятно на верхнем переплете энциклопедии так ввинтил воровке в хлеборезник, что минимум один зуб ей точно вышиб. Кровью харкала! Еще пригрозил: коль заикнется в ментуру — найду в любой точке глобуса и растребушу на мелкие кусочки. А предварительно утюжком жирное брюхо до печенок прожгу. И лезвием ножа, для понятливости, по страшнючей — глянешь: стошнит! — роже так поводил слегка. Промолчала, рыжая тварь!

Мы с друзьями у меня на квартире стали частенько собираться. Но гулять старались по-тихому, потому как раз тот же капитан-участковый приволокся и пригрозил, что на своей территории притона не потерпит. Заложил же, гад, кто-то из завидущих соседей!

Ко мне и женщин иногда приводили, согласных за выпивку-жратву на постельные дела, так я с одной поближе и познакомился. Она из деревни была, на электроламповом комбинате впиливала, меня постарше и в жизни поопытнее. Несколько месяцев мы с ней прожили, как муж с женой, и это мне здорово понравилось. А что: пришел с работы — ужин на столе, в квартире чисто-блисто и белье для кувыркания в койке постирано-поглажено!

И еще. Оформилась у меня, когда я домой вернулся, мечта: возродить материн розарий, который за время моей учебы в ПТУ приказал долго жить, а весь газон под балконом густо зарос сорняками. Я даже в спецмагазин «Цветы» ходил, каталог сортов роз листал, искал подходящие плетистые. Но, поразмыслив, решил это дело до возвращения со срочной пока отложить.

К концу апреля уже повестка из военкомата не заржавела-подоспела: а пожалте-ка священный долг перед Родиной исполнять! Хоть не в жилу, а — надо! Моя мадам сильно разнюнилась, но поначалу пообещала меня ждать, пока положенный срок отслужу. Только в квартире я ее все-таки не рискнул одну оставить, хотя сожительница чуть не до истерики умоляла и требовала. Уж больно не хотелось ей назад, в общагу, переезжать, хотя койку там на всякий случай она за собой сохранила.

Однако и соседка сердобольная, и таксист дядя Паша мне твердо зазнобу в нашей хате оставлять рассоветовали: мало ли чего всякого за год без меня на кровной территории может произойти. Так ведь жилплощадь наследственную и профукать недолго, хотя папашка мой в ней по бумагам продолжает числиться. Примеров криминальных отъемов квадратных метров — море! И пришлось в конце концов сожительнице восвояси отбыть. С ужасно крутой обидой притом.

Написал я потом своей бывшей, на общагу, из-за каменного забора, и раз, и другой, и третий. Только она мне ни словечка не ответила. Впрочем, понятно, почему. Тогда, неожиданно для себя, я вдруг сочинил такие стихи:

Я знаю, ты совсем не виновата,
Что перестала письма мне писать.
Зачем тебе нужна любовь солдата,
Когда его еще так долго ждать…

Но мадам так и не отозвалась, и я понял, что это — финиш…

Писем я ни от кого не получал, только раз от жалостливой соседки, на которую оставил квартиру и «Комнатное садоводство». Она сообщила, что отца посадили за пьяную драку. Спасибо родной милиции! И дяде Паше с сердобольной, что не позволили мою невенчаную без присмотра в хате оставить. Кто знает, чего бы она там одна нахозяйничала, после того как осужденного батяньку выписали!

На почту ходить перестал, разуверившись, что зазноба бывшая хотя бы пустой конверт пришлет. В казарме сослуживцы вечно болтали о доме, о родителях, о всяких тряпках, мотоциклах и авто-иномарках, а я мысленно посмеивался: какие все-таки они еще дети…

Замполита и взводного я обманул: помогло, что в военкомате какой-то бюрократ, еще когда я только на приписку пришел, додумался в личное дело фамилию и «звание» мачехи вписать. Долбак тупорылый! Они ж так и не расписались, значит, была просто сожительница, а мне вообще никто. Но это даже лучше оказалось: я начальникам письма, вроде от них, родаков ссученных, специально предъявил. Липовые. Потому как, когда мусор из казармы выносил, додумался на помойке несколько старых конвертов с родительскими посланиями изыскать. Потом с них марки на два чистых конверта переклеил, а печати почтовые туда же перевел через крутое яйцо — нам по воскресным дням в утреннюю пайку по две штуки включают. Ну и адрес части постарался измененным почерком, похожим на тот, который в письмах, накропать — специально в уголке за караульным городком, вдали от посторонних глаз, потренировался… Прохляло!

Финт этот сотворил, чтобы начальники со всякими глупыми вопросами не домыливались, а то живо запишут в разряд неблагонадежных. И тогда пошло-поехало: беседы занудные, в душу с грязными лапами, сверхбдительность проявлять. А так оно куда спокойнее, потихоньку, срочную-то пересидеть. И чтоб больше никогда не слышать об этой на хрен мне упавшей «почетной обязанности»: службе в российской армии…

Рядовой, совершивший самовольную отлучку

Сегодня мне с «губы» выходить срок. Интересно, как ко мне ребята со взвода теперь относиться будут? В смысле, после «самохода» и отсидки.

Героем посчитают? Да черта с два…

Отвернутся, как от чумного? Тоже вряд ли…

Но ведь и мимо факт самовольной отлучки и ареста явно не проканает. Мнение сослуживцев как-то, да проявится. Это же ведь не «гражданка», где каждый сам за себя; в армии все иначе и обязанность на всех одна: тянуть лямку, именуемую службой.

Ладно, к этой самой службе со всеми ее «тяготами и лишениями», как толкует устав, я уже начал привыкать, да другого и не дано. Хотя лишения те, а особенно тяготы, во многом произрастают от дурости и тупости всяких начальников. «Дембель» же, увы, далековато, так что скрипнем зубами и будем выживать. Покуда опять апрельским ветром не повеет и толпу бритоголовых щенков не пригонят нам на смену.

А уж куда дальше на «гражданке» стопы направить — время покажет, руки прокормят, и розы дома, под балконом, я обязательно опять выращу.

2011

ПЕРВОИСТОЧНИК

(Солдатское письмо)

Здорово, дружбан Лохматый!

Привет из далекого края, где за сорок секунд одевают, и в столовую строем ведут, и весь день непрерывно е…т. Давно хотел черкнуть, но все как-то времени не было, да и не кайф.

Эх и подфартило тебе с твоим плоскостопием! Считай, на халяву от священного долга отмазался, а тут, б…, в сапогах ноги уже квадратные. Мы здесь все, как на зоне, обритые ходим. А одного стригли — у него волосы куда твоих длиннее были, как у Пугачихи, так он чуть не ревел, с гривой расставаясь. Старшина еще к нему прикололся: спросил, откуда бикса в роте.

Но давай все по порядку. Как в часть с вокзала пригнали, нас сразу в баню потащили. Вышли оттуда — вмиг напялили форму. Цирк уехал, а клоуны остались: у кого «хебешка» по швам трещит, а кто в кителе будто колокольчик, только ремнем подпоясанный. Старшине жаловаться стали — он лыбится, как Параша на базаре, и уверяет, что все ничтяк. Тогда некоторые одежкой друг с другом махнулись, и действительно, почти зашибись стало.

Да, Лохматый, армия — это след на всю жизнь. У нас так базарят: она женского рода и тоже из пацана мужчину делает. Правда, кайфа ты при этом совсем не ловишь. Сам понимаешь…

С другой стороны, я уже шестьдесят два дня здесь оттарабанил и столько узнал — хрен ты на «гражданке» и за год прояснишь. В основном, конечно, знания проистекают из горького опыта. Вот на второй неделе службы бежал я в чипок, это у нас чайную так зовут, в расшифровке — чрезвычайная интенсивная помощь оголодавшему курсанту. Жаждал малек подзаправиться, а навстречу нелегкая комбата вынесла. Ну, я с нежданки и с того, что подполкан от меня слева, левой лапой ему честь и замастырил. За мной еще один салага мчался, так на меня глядя, тем же макаром откозырял.

Комбат аж позеленел, в цвет с формой. Какой, орет, взвод? И на карандаш… В ночь я уже парашу кирпичом драил. Работка на интеллект, сам понимаешь… Взводный гремучей змеей шипел: если, значит, на словах не дошло, какую клешню к хлеборезке тянуть, дойдет через руки и после отбоя. Тяжко, не кайф…

Теперь — про наш б…ский распорядок дня.

Будят — полнейший беспредел — в шесть утра. На подъем всегда в казарму кто-то из офицеров роты припирается (во сколько ж они встают, до части-то еще добраться надо, а некоторые живут у черта на куличках). Эдакая неуставная должность, которую взводные, ротный и замполит каждодневно промеж собой разыгрывают, у них называется «ответственный». Появится, значит, такой «безответственный ответственный» с ранья, спрячется в канцелярии, чтоб беспорядки в глаза не бросались… А самый здоровенный сержант, кликуха у него Шифоньер, орет, как через усилитель: «Рррота, подъем! Одеяла на спинки кроватей! Через две минуты никого в казарме не вижу! Время пошло!»