Владимир Тан-Богораз - Восемь племен

• Название: Восемь племен
• Автор: Владимир Тан-Богораз
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1987
• ISBN: 5-000100-25

Произведения, посвященные Северу, являются наиболее ценной частью творческого наследия В. Г. Тана-Богораза.

В книгу включены романы «Восемь племен» и «Воскресшее племя», а также рассказы писателя, в которых сочетается глубокое знание быта и национальных особенностей северных народов с гуманным отношением ученого и художника.

…В романе из жизни первобытных людей «Восемь племён» (1902) широко используется фольклорный материал; создаются легендарно-эпические образы, художественная достоверность картин северного быта, их суровая и величественная романтика. Сплав познавательного и художественного начала отличается увлекательной фабулой, живым народным языком…

Первый рассказ В. Г. Тана-Богораза был напечатан в 1896 г., последний роман вышел в свет в 1935, за год до смерти писателя. Его творческое наследие обширно и разнообразно: в десятитомное собрание сочинений, изданное в 1910–1911 гг., и в четырехтомное 1929 г. вошла едва ли половина всего написанного им.

В. Г. Тан-Богораз принадлежит к той плеяде русских писателей-реалистов, вступивших в литературу в 90-е годы XIX века, к которой относятся Серафимович, Куприн, Вересаев, Гусев-Оренбургский и многие другие. В их ряду он занял свое особое место, открыв для русского читателя и русской литературы жизнь сибирских инородцев — чукчей, якутов, юкагиров.

---

— Где еще ножи? — сказал он ему решительно, но без злости. В обычнее трезвое время они жили с Ваттувием очень дружно, несмотря на разницу возрастов, ибо шаман относился с уважением к несокрушимой силе племянника и его равнодушному спокойствию перед самыми необычайными выходками духов.

— Отдай, ножи, — твердо повторил Ваттан. Он хорошо знал, что Ваттувий имеет при себе еще оружие.

Побежденный шаман опять втянул руку внутрь рубахи и вытащил кусок твердого китового уса, сточенного с боков двумя острыми лезвиями.

— Еще, — настаивал Ваттан, — еще есть.

Шаман достал еще нож из черного обсидиана, гораздо тоньше и острее, чем все предыдущие.

— Еще один! — повторил Ваттан. Он знал наперечет все оружие дяди, и ему не хватало самого опасного из ножей, священного шаманского кинжала, выточенного из зеленого нефрита, с ложбинкой, на лезвии, в которой запеклась человеческая кровь.

Этим кинжалом Ваттувий распарывал живот своим пациентам, чтобы рассмотреть знаки вредных чар на пораженных внутренностях; он имел собственную жизнь, мог превращаться в духа, обладал самостоятельной силой исцеления, но одной царапиной убивал врага.

— Отдай кинжал! — неотступно повторял Ваттан.

Ваттувий по-прежнему передернул плечами и неожиданно, сбросив с себя верхнюю одежду, засунул руку под рубаху племянника и принялся щекотать его голую грудь.

Лицо его светилось ясной и лукавой усмешкой. Нападение било так проворно и неожиданно, что Ваттан, смертельно боявшийся щекотки, отшатнулся и разронял все ножи. Быстрее молнии Ваттувий подхватил свое оружие и, нырнув головой в сброшенную рубаху, выскочил на середину шатра.

— Вот ловите! — кричал он с бешеным весельем, подбрасывая вверх один за другим свои ножи, которые взлетали до дымового отверстия и как будто сами возвращались к его не знающим промаха рукам. Зеленый кинжал, выделявшийся ярко среди других ножей своей величиной и видом, однажды даже вылетел наружу, благополучно проскользнув сквозь частый переплет сходящихся жердей шатра, и тотчас же вернулся назад к своему владельцу, как сокол, улетавший в вышину за пернатой добычей.

— Живой, живой! — боязливо шептали зрители, прижавшись к стенам.

Даже вайкенцы были увлечены суеверным страхом оленеводов и забыли о своем недоверии к духам чужого племени. Только упрямый Камак неподвижно сидел на своем месте и с ненавистью смотрел на упражнения шамана. Он смешивал в своей вражде всех людей, живших к югу от его родной реки на полуночном море, и называл их потомками собак, хотя бы они били такие же извечные оленеводы, как и его ближайшие соседи. Но этому непостижимо ловкому человеку, охваченному буйным весельем, он завидовал с яростью и чувством бессильного недоумения. Так могла бы завидовать неуклюжая росомаха быстрому степному орлу, который так легко носится над ровной тундрой, отыскивая добычу, а осенью беспечно улетает на теплый юг, покидая пеших обитателей тундры на шестимесячный голод, стужу и мрак.

— Ловите, ловите! — кричал Ваттувий, подбрасывая свои ножи все быстрее и быстрее.

Теперь казалось, что в воздухе летает по крайней мере двадцать ножей и две неутомимых руки по-прежнему успевают подхватывать их быстрым ритмическим движением.

— Вот! — Ваттувий внезапно протянул обе руки над головою. Ножи куда-то исчезли.

— Теперь ищите, — задорно предложил Ваттувий, быстро снимая одежду. — Найдете, себе возьмете!

После некоторого колебания хозяин шатра Елхут принялся обыскивать одежды шамана. Он был самый богатый торговец на обоих морях, но зеленый кинжал Ваттувия соблазнил его, и он был не прочь приобрести его в собственность.

Но в одежде не было ни одной лишней складки, чтобы спрятать такое множество ножей.

— Теперь на мне ищите, — предложил шаман, насмешливо поглядывая на Елхута и поворачиваясь перед ним, чтобы облегчить обзор. Но даже беглого взгляда было достаточно, чтобы определить с уверенностью, что на этой обнаженной фигуре нет ни одного лишнего предмета.

— Не нашли?.. Вот!.. — Шаман проворно надел платье и вытянул руки вверх. Ножи опять выскочили из его рук, или из рукавов, и помчались вверх один за другим.

Камак продолжал сидеть на месте. Чтобы выразить свое презрение к упражнениям Ваттувия, он даже закрыл глаза, как будто задремал. Ваттувий поглядел на него с той же лукавой улыбкой и подбросил кинжал в несколько наклонном направлении; возвращаясь обратно, кинжал опустился на голову Камака и крепко кокнул его по темени концом рукоятки, потом отскочил в сторону и исчез в широком рукаве шамана. Камак с криком вскочил с места <…>.

Он выхватил длинное копье с роговым наконечником, заткнутое за переплет жердей, и изо всей силы ткнул им шамана в грудь. Ваттувий быстро отскочил в сторону, копье, не встретив сопротивления, прошло далеко вперед, прямо под руку Ваттана, который недолго думая поймал конец, с силой дернул к себе, чтобы вырвать из рук Камака, и, даже не оборачивая копья, ударил противника в грудь, тупым концам древка с такой силой, что Камак отлетел на несколько шагов и сбил с ног Елхута, стоявшего сзади.

Торговцы мгновенно рассвирепели.

— Драться, драться! — кричали они. — На святом месте?

И, расхватав копья из-за перекладины шатра, бросились на обоих зачинщиков, как злая и хорошо выдрессированная собачья свора.

Оленным людям пришлось бы плохо, ибо Ваттан так и не успел повернуть копья и сжимал его в руках, как палку. Но безумный Ваттувий нашелся.

— Авви! Авви! Хак! хак! хак! — неистово завопил он, производя языком характерное щелканье, которое считается голосом Святого Рака.

Его подвижное лицо изменилось и сделалось тоньше и длиннее, глаза выпятились из орбит, длинные руки вытянулись вперед, как клешни, сдвигая и раздвигая пальцы. Он упал на землю и полз на противников, поджимая нижнюю часть тела, как ползущий рак поджимает шейку, потом принимался пятиться обратно, действительно напоминая рака, наполовину принявшего человеческую форму, но сохранившего еще все прежние привычки. Вайкенцы и даже сам Камак невольно отступили. Авви был слишком близко, чтобы затевать запрещенную им битву.

Ваттан схватил Ваттувия в охапку и торопливо выскочил из шатра.

— Домой пойдем! — говорил он шаману, лежавшему на его руках смирно, как ребенок. — Будет тебе дурить!

Глава третья

В разных концах обширного поля уже устраивались игрища. В лагере Таньгов молодые люди, растянув большую моржовую шкуру, только что купленную у поморянина, затеяли веселую игру, которая была изобретением приморского племени Юит, но с недавного времени стала распространяться по всем северным поселкам. Все участники игрища с шумом и смехом обступили со всех сторон шкуру и, крепко ухватившись руками за петли, прорезанные в ее утолщенных краях, натянули ее, как кожу барабана, и подняли в воздухе. Двое молодых людей, приземистый парень с гладко остриженной головою и высокая девушка с черными косами, влезли на шкуру и остановились друг против друга в выжидательной позе.

— Го, го, го, — загудела толпа мерным и медленным ритмом. С последним звуком двадцать пар рук дружно и крепко тряхнули шкуру. Натянутая моржовина щелкнула, как тетива, и чета импровизированных акробатов взлетела вверх, расставив руки и ноги, чтобы сохранить равновесие, и, высоко поднявшись над толпою, упала обратно на шкуру. Не успели их ноги коснуться упругой поверхности, как толпа тряхнула еще сильнее, и «прыгуны на шкуре» взлетели еще выше прежнего.

Девушка снова спустилась вертикально, слегка покачиваясь из стороны в сторону, как молодая елка, колеблемая ветром. Странное трепетание ее широких бедер, заметное даже под волнистою меховою одеждою, свидетельствовало о крайнем напряжении мускулов, необходимом для этих головоломных упражнений. Но товарищ ее был менее счастлив; неудачно толкнувшись ногою в зыбкую поверхность шкуры, он готов был упасть вперёд, когда толпа с хохотом подбросила их в третий раз. На этот раз парень перевернулся в воздухе и опустился уже головою вниз, болтая руками и ногами, в тщетной, надежде ухватиться за что-нибудь.

Потеха разгоралась. Парни и девушки сменяли друг друга на предательской шкуре. Упавший на ноги три раза считался победителем, но парням редко удавалось счастливо исполнить трудную задачу. Девушки, легкие и крепкие на ногах, были искуснее и нередко выстаивали три и четыре очереди подряд, к великому стыду своих партнеров. В особенности девушка с длинными косами отличалась неутомимостью. Ее стройная фигура то и дело взлетала над толпою, и косы, украшенные по концам полосками пунцового меха, взвивались и опять падали на ее круглые плечи.

У стана, принадлежавшего воинственному поселку Паллан, несколько воинов начали состязание на копьях; они по-прежнему были одеты в свои травяные панцири, мешавшие быстроте движений, и тяжело наступали друг на друга, нанося и отбивая удары и постепенно приходя в исступление. Все это были соседи и родственники, но нельзя было сказать с уверенностью, не кончится ли их воинственная игра серьезною схваткою, несмотря на святость места.