С Алесько - Злато-серебро

• Название: Злато-серебро
• Автор: С Алесько
• Жанр: Фэнтези

История опального чародея, ставшего палачом. Ларисе, с благодарностью за неувядающую заинтересованность и тщательную правку.

---

О какой же птице говорил сообщник Серпенты? Вряд ли о тех пестрых певуньях, что вытканы в ветвях усыпанного золотыми плодами дерева на одном из гобеленов, нечему там издавать металлический звон. И каменные совы, вырезанные по углам камина, тоже, скорее всего, ни при чем.

Наибольшие подозрения вызывала маленькая пичужка вроде синички, чья позолоченная фигурка украшала канделябр, сделанный в виде кроны дерева. Иволга внимательно рассмотрела и птичку, и ветку, на которой та сидела, но никакого ключа не обнаружила. Если это зачарованный тайник, успеха ей не добиться. Правда, из слов мужчины следовал, что ключ не будет охранять никакая волшба.

Неожиданно Иви вспомнила, как разглядывала у мастеров на Восточном зубце хитрые шкатулки с потайными отделениями, открыть которые можно было, лишь нажав на какой-нибудь неприметный выступ или повернув завитушку. Иные чудные вещицы были сделаны в виде фигурок зверей, птиц, фруктов, раковин. Безделушка и безделушка, часто пустячная и дешевая с виду. Никому и в голову не придет, что внутри могут храниться немалые ценности или ключ от тайника.

Девушка принялась тщательно ощупывать пташку на канделябре. Нажала на глаза, потянула за хвостик, попробовала повернуть хохолок, но ларчик, если это в самом деле был он, не открывался. Почти отчаявшись, Иви провела ногтями по ложбинке меж створок клювика, что-то щелкнуло, и птичья головка откинулась, звякнув и открыв взору внутреннюю полость. Там лежал ключ, заметно выросший в размерах, стоило его извлечь. Значит, хранилище было не совсем простым, но, к счастью, чары касались лишь его размеров.

Иволга, унимая дрожь в руках, вставила ключ в скважину и повернула. Вздохнула поглубже, толкнула дверь и вошла. Стоило переступить порог, сердоликовая бусина потеряла большую часть жара, стала чуть теплой. Помощь камня больше не требовалась, цель была достигнута.

Спальню освещал тусклый чародейский светильник, висевший в изголовье широкого ложа. Серп лежал на кровати в чем мать родила, чресла закрывала небрежно наброшенная простыня. Глаза были открыты, взгляд устремлен куда-то вдаль и совершенно неподвижен. Казалось, мужчина спит, не потрудившись смежить веки.

— Серп, — тихонько позвала Иволга.

Ответа не последовало, чародей даже не пошевелился. Иви приблизилась к кровати. Подойдя вплотную, девушка разглядела нездоровую худобу мужчины. Серп и раньше не мог похвалиться подкожными запасами, но сейчас ребра и ключицы выпирали особенно отчетливо, а отросшая щетина не могла скрыть заострившегося подбородка и впалых щек.

Иволгу кольнула жалость, она присела на край ложа и осторожно потрясла чародея за плечо. Кожа оказалась неприятно холодной на ощупь.

— Серп, проснись! — девушка затрясла сильнее, испугавшись, что добудиться уже не получится.

— Опять ты, птаха? — голос был негромким и раздался так неожиданно, что Иви чуть не подскочила.

Чародей при этом не шелохнулся, разве что губами шевельнул, но даже глаз не скосил в сторону гостьи.

— Да, это я, — девушка смахнула слезинку. — Почему опять? Я только сейчас смогла до тебя добраться.

— Не заняться ли мне изучением призраков? Раз подвернулась возможность и появился досуг, — послышался хриплый смешок, но Серп по-прежнему не менял позы, не переводил взгляда. — Теперь я знаю, к примеру, что у привидений нет памяти. Ты, птаха моя золотая, приходила сюда, и не раз. Сидела молча и слушала мои оправдания. Вспомнила? Или мне снова придется рассказывать, как Серпента надо мной надругалась? Это было еще хуже, чем с лассой. И, самое главное, какая-то девица меня провела. Меня. Провела. Девица, — губы скривились в подобии прежней недоброй усмешки. — Но я готов снова оправдываться, только смотреть на тебя больше не стану. Не хочу видеть твои слезы и укор во взгляде. Полюбуюсь лучше днем на иволгу, когда она прилетит во двор. Тем и утешусь.

— Не полюбуешься. Твоя Серпента зачаровала окна, — известие о близости с чернокосой мгновенно высушило подступавшие слезы.

— Два новых откровения! Серпента — чародейка, а призракам, оказывается, не чужда ревность, — хмыкнул Серп и все-таки скосил глаза на девушку. Тут же рывком сел и уставился ей в лицо. — У привидений не бывает синяков!

— Откуда тебе знать? Может, бывают? Может, это третье откровение! — Иволга сама удивилась накатившей злости. Лежит тут, весь из себя разнесчастный, страдает! Сам же впутался! Небось, не в последнюю очередь из-за этой змеи чернокосой. Надругалась она над ним, видите ли! Нетрудно представить, какое удовольствие он получил от этого "надругательства". — Синяк нарисованный! И веснушки. И волосы покрашены, — девушка стащила с головы косынку. — Призракам, знаешь ли, порой страшно надоедает привычная внешность. Это будет уже четвертое откровение.

— Это в самом деле ты! Настоящая! — чародей схватил Иволгу за плечи, с бешеной радостью ощущая под пальцами тепло и плотность человеческого тела, а вовсе не пустоту и призрачный холод, как вчера (или несколько дней назад?), когда птаха явилась сюда в первый раз. Серп был так счастлив, что не обратил внимания на тон и сердитое выражение лица девушки. Его больше заботило другое: — Зачем ты обрезала косы?

— Чтобы добраться до тебя! Чтобы выручить денег на путешествие из Мелги в Регис. Чтобы меня не узнала твоя Серпента, которая проверяет всех длиннокосых светловолосых служанок, что нанимаются на кухню.

— Ох, а я уж испугался, что мне назло, — улыбнулся. Теперь до чародея дошло, что Иволга злится, но такой она нравилась даже больше. — И забудь ты про эту змею. Никакая она не моя, а я — не ее. Клянусь госпожой моей Луной. Меня, кстати, тут, в замке, Ориолом кличут. А это имя означает…

— Я знаю, что оно означает.

— Тогда ты должна знать, что я — иволгин.

Светлое Солнце, он что, дурачится? Как дурачится не страдающий заносчивостью Кайт или любой простой парень. Иви смотрела в лицо Серпа и не могла поверить, нет, не словам, а выражению. Суровый и надменный чародей исчез, появился молодой мужчина, не скрывавший радости. Никогда не видела она в черных глазах такой нежности и теплоты, ни в первую их встречу, когда залесненский палач отчаянно нуждался в силе, ни в тот вечер, когда он ненадолго утратил способность чаровать, ни в ночь после праздника в Мелге.

— Косы отрастут, — пробормотала девушка, краснея за свою недавнюю злость. — Как цветок пламенника. Помнишь, ты мне рассказывал?

— Помню, — Серп обнял Иви, чему она вовсе не противилась, прижал к себе. — Такой пустячный разговор, а я помню все до мельчайших подробностей. И то, как ты огорчилась, когда цветок через пару дней все-таки увял. Я тебя высмеял, а на самом деле мне нравилось, когда ты заправляла его за ухо. Вот выберемся отсюда, закажу для тебя у ювелиров серебряный пламенник с сангриловыми лепестками.

— Тебе же нужно вернуть силу! — Иволга вспомнила обо всех грозящих опасностях и потянулась было к шнуровке платья, но Серп перехватил ее руку.

— Я бы многое отдал, чтобы между нами не стояла моя природа, — серьезно взглянул на девушку. — Нехорошо здесь, сейчас, в спешке. Но, увы, выбора у меня нет. Прости, золотая моя Иволга.

Если у Иви еще оставались какие-то сомнения или обида, то после этих слов они исчезли навсегда. Серп, не отпуская ее руку и не давая распустить шнуровку, коснулся устами приоткрывшихся заалевших губ.

Не было привычного страстного слияния, лишь легкие, нежные прикосновения — лучший способ вспомнить друг друга после разлуки. Или узнать друг о друге нечто новое? Прижаться к уголку рта, представляя, как он поднимается вверх, превращаясь в улыбку, скользнуть кончиком языка по пухлой нижней губке, которая от этого станет горячей. Токи силы не ощущаются, но это почему-то не тревожит. Достаточно просто держать Иволгу в объятиях и целовать долго, осторожно и терпеливо, а потом все встанет, наконец, на свои места.

"Что за сопли?" — где-то в глубине души поднял голову палач. — "Что там встанет на свои места? Известно, что от поцелуев встает." Чародей мысленно отмахнулся от угрюмой тени. В этот раз плотское влечение ощущалось отстраненно, пламя разгоралось не в паху, а в груди.

Сердце колотилось все чаще, и его удары, как уже было когда-то, вдруг стали болезненными. Но теперь Серп не прервал бы своего занятия, даже если б на него взирали с десяток полных лун. Он слишком долго и сильно хотел увидеть Иволгу, и теперь, когда желание сбылось, пылающий в душе огонь испепелил все страхи.

Чародей вдруг с четкостью, необычной для столь возбужденного состояния, осознал, что перестал бояться бессилия и любви. Пришла уверенность, что бессилия больше не будет, а любовь… Любовь, в существование которой он никогда не верил, теперь переполнила его сердце настолько, что, казалось, разорвала бешено стучащий в груди комок плоти и вырвалась наружу бесконечным потоком ослепительно золотого сияния силы.