Серафима Чеботарь - Божественные женщины. Елена Прекрасная, Анна Павлова, Фаина Раневская, Коко Шанель, Софи Лорен, Катрин Денев и другие

• Название: Божественные женщины. Елена Прекрасная, Анна Павлова, Фаина Раневская, Коко Шанель, Софи Лорен, Катрин Денев и другие
• Автор: Серафима Чеботарь
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-71005-8

На этих женщин молились миллионы мужчин. Их имена знает каждый. Им поклонялся весь мир. От Елены Прекрасной до Коко Шанель, Жаклин Кеннеди, Софи Лорен и Катрин Денёв, от Фаины Раневской до Анны Павловой, Анны Ахматовой, Фриды и Эдит Пиаф – в этой книге собраны биографии самых восхитительных, несравненных, БОЖЕСТВЕННЫХ женщин.

На этих женщин молились миллионы мужчин. Их имена знает каждый. Им поклонялся весь мир. От Елены Прекрасной до Коко Шанель, Жаклин Кеннеди, Софи Лорен и Катрин Денёв, от Фаины Раневской до Анны Павловой, Анны Ахматовой, Фриды и Эдит Пиаф – в этой книге собраны биографии самых восхитительных, несравненных, БОЖЕСТВЕННЫХ женщин.

---

«Болеро» прославило и труппу Иды Рубинштейн, и самого Равеля. С горькой иронией он любил говорить: «Я написал всего лишь один шедевр – «Болеро». К сожалению, в нем нет музыки».

Успех антрепризы подвигнул Иду набрать постоянную труппу – из французских и русских танцовщиков. Дягилев рвал и метал: в Иде он увидел сильную конкурентку. Однако их противостояние длилось недолго: в августе 1929 года Дягилев скончался в Венеции. Труппа Иды Рубинштейн осталась в Европе ведущей балетной антрепризой. Конечно, того фантастического успеха, какой выпал на долю Иды в начале 1910-х годов, уже не было. Но все же зрители продолжали любить Иду, ее постановки всегда благосклонно принимались и критикой, и публикой. Последний раз Ида вышла на сцену в драматической оратории Онеггера «Жанна д’Арк на костре». Спектакль, воспринятый как антифашистский протест, имел неожиданно шумный успех. Последний в жизни Иды Рубинштейн… Это было в 1935 году. Ей было 52 года.

Когда немецкие войска оккупировали Париж, Иде пришлось бежать: ей, еврейке, со скандальной славой и репутацией бисексуалки, оставаться во Франции было чрезвычайно опасно. Морем Ида добралась до Алжира, куда Гиннесс прислал за ней аэроплан, доставивший ее через Гибралтар в Лондон.

Тут началась совсем другая жизнь. Бывшая светская львица сторонилась шумных сборищ, не пыталась завязать знакомств в высшем свете, отказывалась от контактов с прессой, не ходила в театры. Она будто устала от шумихи вокруг нее. Хотя Ида по самому складу своего характера была самодостаточна; она всегда предпочитала, чтобы публика больше замечала результаты ее творчества, чем ее саму. И теперь, когда заниматься искусством не было возможности, Ида предпочла оставаться в тени.

Вместе с Уолтером Гиннессом они открыли госпиталь для раненых, работе в котором Ида отдавала все свое время. Пациенты были уверены, что Ида – профессиональный медик, настолько тщательным и эффективным был ее уход.

В 1944-м сэр Гиннесс, в то время британский эмиссар на Ближнем Востоке, отвечал за переправку румынских евреев-беженцев на судне «Стурма» в Палестину. От прямого удара немецкой торпеды все погибли – почти 800 человек, и сам Ицхак Шамир, будущий президент Израиля, отдал приказ о расстреле сэра Уолтера Гиннесса, который и был приведен в исполнение… Ида осталась одна.

После освобождения Парижа она вернулась в любимый город, но остаться там не смогла. Ее дом был разрушен, никого из прежних друзей не было… Ида, которая всю свою жизнь была более чем равнодушна к религии, приняла католичество. Ее вера, как вспоминают немногие видевшие ее в то время, была не истовой, но глубокой и искренней. Некоторое время Ида работала переводчиком в ООН – пригодилось ее великолепное знание языков. Вспоминают, что она по-прежнему была невероятно красива: величественная, царственная, она плыла по коридорам, заставляя всех оборачиваться ей вслед… Поселилась Ида на Французской Ривьере, в городке Ванс, где купила небольшой особняк. Там она и прожила до конца своей жизни – тихо, скромно, практически ни с кем не общаясь.

Умерла Ида Рубинштейн от сердечного приступа 20 сентября 1960 года. Согласно ее завещанию никакого извещения в прессе о ее кончине не помещали, о времени похорон никому не сообщали. На могиле нет ни имени, ни дат, и только две буквы на могильной плите – I. R. – напоминают, что здесь покоится когда-то великая красавица Ида Рубинштейн…

Галина Уланова. Обыкновенная богиня

В январе 2005 года исполнилось девяносто пять лет со дня рождения Галины Улановой – живой легенды, богини современного балета. После Анны Павловой не было в мире балета имени более почитаемого, чем имя Улановой. На ее танец смотрели как на божественное откровение, тщетно пытаясь разгадать тайну ее гениальности. Казалось, ей было предназначено свыше стать балериной, но все могло сложиться иначе: в детстве Галя Уланова ненавидела балет…

Она родилась в семье с давними хореографическими традициями. И отец, Сергей Николаевич Уланов, и мать, Мария Федоровна Романова, служили в Мариинском театре: он был артистом балетной труппы, с 1919 года – режиссером, а его жена, превосходная классическая танцовщица, была солисткой балета. Позже Мария Федоровна перестала выступать и начала преподавать классический танец в хореографическом училище. В том же театре с успехом выступал и Петр Николаевич Уланов. Так что ребенку, которого ожидали Улановы, еще до рождения была уготована балетная карьера.

Ждали мальчика. Но в ночь на 26 декабря 1909 года (или по новому стилю – на 8 января 1910-го) у них родилась девочка, которую назвали Галиной. Болезненная, хрупкая, она, казалось, и не выживет. Но – выжила, переболев всеми детскими болезнями. На ее ножки было страшно смотреть – они были такими тоненькими, что казалось, могут сломаться от любого движения.

Отец, обожавший дочь, все же больше видел в ней мальчика, чем девочку, и маленькая Галя чаще играла в мальчишеские игры: с ребятами – соседями по даче под Лугой – она, стриженная чуть ли не под ноль, носилась по полям, лазала на деревья, стреляла из лука, играла в пиратов и индейцев. Когда у нее спросили, кем она хочет стать, Галя не задумываясь ответила: «Мальчиком-моряком». Отец брал ее на рыбалку и охоту – может быть, именно с тех путешествий и началась ее любовь и понимание природы.

Во время балетного сезона Галю брали с собой в театр – дома ее оставить было не с кем. Она с детства видела, что такое на самом деле труд танцовщика: много работы, боль, усталость, постоянные запреты… Она предпочитала наблюдать за всем со стороны. После революции, когда в Петрограде начались голод и разруха, Мариинский театр все же продолжал свои спектакли, но его артистам приходилось подрабатывать на стороне, чтобы хоть как-то прокормиться. Сергей Николаевич и Мария Федоровна танцевали в кинотеатрах перед сеансами: в любой холод, метель, в нетопленых залах на другом краю города они переодевались в легкие балетные костюмы и танцевали с таким увлечением, что забывали про мороз. Как вспоминала сама Уланова, «они танцевали так, что люди, сидевшие в нетопленом зале… улыбались, счастливые тем, что видят красивый и легкий танец, полный радости, света и поэзии».

Время было невероятно тяжелое. И родители, посовещавшись, решили все-таки отдать Галю в хореографическое училище – все-таки это интернат, там за ней и присмотрят, и накормят… Кроме того, удивительная пластичность, мягкость и грациозность движений, тонкий слух и музыкальная восприимчивость Гали позволяли родителям надеяться на то, что из нее выйдет превосходная танцовщица. Однако Галя была против: она прекрасно знала, что такое труд танцовщика. Ей казалось, что все балерины, как и ее мама, никогда не спят, у них всегда разбитые и больные ноги, а девочка любила гулять до поздней ночи и больше всего на свете боялась боли. Но делать было нечего, и в сентябре 1919 года Галина Уланова поступила в Ленинградскую хореографическую школу. Разлуку с домом несколько сгладило то обстоятельство, что вместе с нею в эту школу поступила преподавателем Мария Федоровна – именно она стала первым педагогом Гали. Но все равно первые полтора месяца девочка провела в постоянных слезах, умоляла родителей забрать ее домой, даже пыталась убежать… К тому же Галя была необыкновенно застенчива, что мешало ей подружиться с одноклассницами. Занятия танцем тоже не приносили никакой радости: и без того слабое здоровье с трудом позволяло ей справляться с нагрузками, к тому же в интернате плохо кормили – голодные обмороки среди учащихся были обычным делом, – не топили и не отпускали домой. Как написала потом Уланова, «я не хотела танцевать. Непросто полюбить то, что трудно. А трудно было всегда, это у всех в нашей профессии: то болит нога, то что-то не получается в танце, то просто хочется домой…» Мария Федоровна, стараясь держаться ровно со всеми учениками, к Гале относилась с той же строгостью, как и к остальным, только иногда говорила: «Если ты не станешь заниматься, ты будешь ничем, у тебя не будет даже профессии… Надо работать!»

Однако постепенно Галя втянулась. Несмотря на патологическую стеснительность, сильно осложнявшую ей жизнь в училище – когда ее вызывали к доске, она никак не могла заставить себя заговорить, а на репетициях у нее никак не получалось смотреть в глаза партнеру, – она вскоре стала одной из самых лучших учениц. Неуды у нее были только по одной дисциплине – «выразительное движение», то есть балетная пантомима. Условные, вычурные жесты были глубоко противны самой ее природе, как и любая фальшь вообще; Галя могла выразить лишь то, что чувствовала на самом деле, и никогда ничего больше. Федор Лопухов, тогдашний руководитель балетной труппы Мариинского театра, писал о ней: «Это была балерина неулыбчивая, лишенная даже тени кокетства, желания нравиться». Даже Мария Федоровна, стоя за кулисами во время выступления Гали в школьном спектакле «Среди цветов» – она танцевала вариацию гортензии, – умоляюще шептала: «Ну улыбнись ради бога…» Но Галя с самого начала жила в танце по-своему.