Людмила Сараскина - Достоевский

• Название: Достоевский
• Автор: Людмила Сараскина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03458-7

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

---

На пути в Турин они остановились в Женеве: Достоевскому пришлось заложить часы, его подруга сдала кольцо, без надежды когда-либо выкупить заклады. («Благородный» ростовщик «даже процентов не взял, чтоб одолжить иностранца, но дал пустяки»). Десять дней, проведенные в Турине, были донельзя тоскливы и мучительны: «Каждую минуту мы дрожали, что подадут счет из отеля, а у нас ни копейки, — скандал, полиция... гадость!»

Игорный опыт лета 1863 года не вызвал у Достоевского ощущение края бездны — милое развлечение удостоилось легкого комментария: «Приключения бывают разные; если б их не было, то и жить было бы скучно». Сезон 1863 года, хотя и завершился материальными потерями, дал важные стратегические приобретения.

Во-первых, Ф. М. убедил себя, будто создал беспроигрышную систему игры, которая оправдает все издержки. Mich-Mich деликатно намекал: «Не понимаю, как можно играть, путешествуя с женщиной, которую любишь»63. Достоевский парировал: «Ты пишешь: как можно играть дотла, путешествуя с тем, кого любишь. Друг Миша: я в Висбадене создал систему игры, употребил ее в дело и выиграл тотчас же 10 000 франков. Наутро изменил этой системе, разгорячившись, и тотчас же проиграл. Вечером возвратился к этой системе опять, со всею строгостью, и без труда и скоро выиграл опять 3000 франков. Скажи: после этого как было не увлечься, как было не поверить — что следуй я строго моей системе, и счастье у меня в руках».

Во-вторых, он нашел моральное оправдание: рулетка — не развлечение праздного путешественника, а благородная миссия. «Да я ехал с тем, чтоб всех вас спасти и себя из беды выгородить. А тут, вдобавок, вера в систему... А мне надо деньги, для меня, для тебя, для жены, для написания романа».

В-третьих: новые впечатления (курзал в Висбадене и казино в Баден-Бадене) нужны как сюжеты и уже пущены в дело — если учесть план рассказа о заграничном русском, который третий год играет по игорным домам. Игра на рулетке — это сбор материала для будущего сочинения; походы писателя в казино — это часть его работы.

До сих пор приключения писателя-игрока не выходили из разряда литературных (путешествие женатого человека с тайной подругой по европейским курортам, скитания по дешевым отелям, проигрыши в казино и безденежье). Но сюжет развивался — и замысел сочинения об игроке вступал в автономную фазу. Продолжая итальянское путешествие и переезжая из города в город, Достоевский надеялся, что уже в следующем населенном пункте он получит деньги, присланные по почте от кого-нибудь из России, для продолжения поездки или возвращения домой. Список возможных кредиторов к середине путешествия был фактически исчерпан. Так возник план займа денег под ненаписанное сочинение, под замысел. Ничего необычного в этом не было: Достоевский всегда отстаивал право на аванс. «Я литератор-пролетарий, и если кто захочет моей работы, то должен меня вперед обеспечить. Порядок этот я сам проклинаю. Но так завелось и, кажется, никогда не выведется», — писал он Страхову из Рима.

Он честно признавался, что ничего готового у него нет. Но была идея: «Составился довольно счастливый (как сам сужу) план одного рассказа. Большею частию он записан на клочках. Я было даже начал писать, — но невозможно здесь... Приехал в такое место как Рим на неделю; разве в эту неделю, при Риме, можно писать?»

Ф. М. излагал Страхову сюжет, пока еще летучий экспромт.

«Я беру натуру непосредственную, человека, однако же, многоразвитого, но во всем недоконченного, изверившегося и не смеющего не верить, восстающего на авторитеты и боящегося их. Он успокоивает себя тем, что ему нечего делать в России, и потому жестокая критика на людей, зовущих из России наших заграничных русских. Но всего не расскажешь. Это лицо живое (весь как будто стоит передо мной) — и его надо прочесть, когда он напишется. Главная же штука в том, что все его жизненные соки, силы, буйство, смелость  пошли  на  рулетку. Он — игрок, и не простой игрок, так же как скупой рыцарь Пушкина не простой скупец. Это вовсе не сравнение меня с Пушкиным. Говорю лишь для ясности. Он поэт в своем роде, но дело в том, что он сам стыдится этой поэзии, ибо глубоко чувствует ее низость, хотя потребность риска и облагораживает его в глазах самого себя. Весь рассказ — рассказ о том, как он третий год играет по игорным городам на рулетке».

Достоевский просит Страхова раздобыть аванс в «Библиотеке для чтения», у Боборыкина, который, после запрещения

«Времени», звал его в сотрудники. Никак не позже 10 ноября 1863 года, то есть через полтора месяца, рассказ об игроке в полтора печатных листа (за плату 150—200 рублей с листа) будет, обещает Достоевский, предоставлен в «Библиотеку для чтения».

Завлекая издателя иллюзией точного плана, писатель обещает дать «наглядное и подробнейшее изображение рулеточной игры». Полагая, что сочинение к сроку непременно напишется, он рискует своим честным словом, которое дает не задумываясь. «Я имею уверенность, что в честном моем слове еще никто не имеет основания сомневаться».

Чтобы усилить эффект предложения, он не жалеет красок для рекламы. «Вещь может быть весьма недурная. Ведь был же любопытен “Мертвый дом”. А это описание своего рода ада, своего рода каторжной “бани”. Хочу и постараюсь сделать картину». Он дает Страхову два-три дня и просит, в случае, если Боборыкин откажется, пойти, не мешкая, и в другие журналы.

«Я пропал, пропал буквально, если не найду в Турине денег». Сагитированный Страховым Боборыкин искренне благодарит Достоевского за обещанный рассказ, предлагает автору тесное сотрудничество и без промедления высылает 300 рублей аванса, которые Достоевский получает в Турине, куда приезжает один, расставшись с Сусловой в Ливорно64. Однако вместо того чтобы немедленно возвращаться в Петербург и засесть за работу, он едет в Гомбург, где, как известно всем знатокам рулетки, самая настоящая игра и есть.

Гомбург, роковой Рулетенбург... Здесь он играет неделю, проигрывается дотла, и теперь это уже не то легкое приключение, без которого русскому путешественнику скучно жить. Кредит исчерпан, и, кроме как к Сусловой, которая уже дней пять пребывает в Париже, обратиться не к кому. На 350 франков, присланных Аполлинарией, можно было, однако, доехать только до Дрездена, а в Дрездене просить взаймы еще и еще (выручили граф А. К. Толстой и его друзья).

Так в историю создания романа «Игрок» включилась мистика денег: аванс, полученный под замысел сочинения об игроке, автор бросает на игорный стол в заведении экстра-класса и проигрывается «весь».

Но за работу он так и не берется. Три тысячи рублей серебром, доставшиеся ему по завещанию дяди Куманина, дают возможность расплатиться с кредиторами и освобождают от необходимости срочно отрабатывать аванс. 300 рублей были возвращены Боборыкину, замысел сочинения об игроке отложен, но наркотическая уверенность, что расчисленная в Висбадене система ставок беспроигрышна, осталась. Она станет ахиллесовой пятой дальнейшего игорного поведения Достоевского.

Меж тем Mich-Mich не зря предупреждал: «Так, брат [как ты играешь], всегда будешь в проигрыше: нужна известная система в игре. Выиграл 10 т. и баста на время. Из них 7 т. на другой же день ты должен был послать ко мне, для того чтоб я положил их для тебя в банк, а на остальные продолжай играть, и поверь — ты будешь играть на них совсем легче. Чем ты играл, когда у тебя в кармане лежали 10 т. Если уже тебя нельзя уговорить не играть, то играй по крайней мере с таким расчетом. А как бы пригодились эти 7 т.»65.

Но даже и в системе, которую предлагал брат, был видимый изъян: Михаил исходил из возможности крупного выигрыша, но не крупного проигрыша. В одном только Mich-Mich был прав: ни о какой системе игры не могло быть и речи; в рулетке таковой не существует в принципе. Искать стратегию, нацеленную на победу, бессмысленно. Расчет на хладнокровие, которое удержит от проигрыша, может сработать, если крупье не подыгрывают «своим» игрокам, с кем позже делят добычу. Но крупье-профессионалы умеют катать шарик, блюдут казенный интерес и недаром убеждены, что у игорного заведения невозможно выиграть.

И вот центральный эпизод предыстории романа «Игрок». В июле 1865 года, после проигрыша в Висбадене, Достоевский обращается к Тургеневу с просьбой о 100 талерах. «Потом я жду из России из одного журнала (“Библиотеки для чтения”), откуда обещались мне, при отъезде, выслать капельку денег, и еще от одного господина, который должен мне помочь. Само собою, что раньше трех недель, может быть, Вам и не отдам. Впрочем, может быть, отдам и раньше». Ф. М. отчетливо сознавал, что для заграничной поездки ему нужна сумма, втрое большая той, с которой он пустился в путешествие. Так что теперь он относит в казино уже не выигрыш, а гонорар — и отныне полагается на казино как на свой единственный источник дохода.

Можно видеть роковую зависимость проигрышей Достоевского, сделанных до написания романа «Игрок», от происхождения денег, на которые он играл. Если в 1863-м в Гомбурге был проигран аванс за рассказ (так и не написанный), то в 1865-м, в Висбадене, в считаные дни рулетке жертвовался уже остаток гонорара от Стелловского, который включал и весь заработок за не написанный пока роман.