Владимир Ладченко - Светлые аллеи (сборник)

• Название: Светлые аллеи (сборник)
• Автор: Владимир Ладченко
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2014
• ISBN: 9781310975141

Человек я впечатлительный и эта впечатлительность впечатляет. Меня всю дорогу преследуют житейские бури. Для людей стойких — это лёгкий освежающий ветерок, придающий пикантность и обаяние их жизни. Для меня жестокий смерч, помноженный на цунами, после которых я долго не могу внятно думать о чем-нибудь другом. Я до сердцебиения ненавижу какие-то переезды, изменения в судьбе. И наверно поэтому жизнь моя, вопреки усилиям, состоит из одних злополучных переездов и изменений в непонятную сторону. Я сменил уйму адресов и квартир, жил с различными гражданками в браке и без, восторгался их вторичными половыми признаками, гладил по голове чужих детей, но благодаря сволочному характеру нигде не приживался. Жизнь давала очередной пендель и, подталкиваемый ненавистью, я уходил дальше, дальше. Туда, где меня еще не знали. Но все эти передвижения с чемоданом по пересеченной дорогами и домами местности носили узкий местечковый характер. Я менял города и населённые пункты, иногда жил в пунктах и ненаселённых, но границ области не пересекал…

---

— Мама-то знает? — поинтересовался я.

Она только горько вздохнула.

— Ну ничего — утешал я — На то и мама, чтобы прощать. А там родишь, осмотришься и выйдешь замуж за комбайнёра. Комбайнёры — надёжные ребята, не чета городским. Коровку заведёте, он сена наворует и заживёте с ним. И будет тебе счастье.

— Хорошо бы комбайнёра — стеснительно сказала она и кокетливо поправила натянутый, как тетива живот. На её ресничку, как улитка выползла одинокая слезинка. Я её вытер мизинцем. Она спросила про мои дела. Я ей что-то наврал в восторженных тонах.

— Ой, болтун! — засмеялась она.

Я поглядел, как она, неся живот, как флаг, перешла улицу и словно камушек в воду булькнула в толпу на той стороне. И вдруг подумал — хорошо, что я — неудачник. Можно людям честно глядеть в глаза.

Ностальжи

И где ты босоногое детство? Когда деревья были большими и вообще ещё были. Впереди нищенская пенсия и опять же босоногая старость. Я здесь, конечно, фигурально. Босым ходить наверно не будешь, но как знать, как знать.

В остросюжетной фазе отрочества — задрочества я не понимал этот опасный, как бритва мир и ужасно мучился, как будто переносил на ногах роды. Сейчас немного понял, но от этого мучаюсь ещё больше. Правда не так остро, но зато более непрерывно что ли. Более всеобъемлюще. В детстве я полагал, что никогда не умру, это не про меня. А сейчас думаю, отчего я не умер в детстве, ведь шансы были.

А как насыщенно и вдохновенно жилось! Каждый день прятки, штандр и казаки — разбойники. Мы отращивали себе великолепные цыпки, играли с девчонками в медосмотры (эта игра была моей любимой), со свирепым садизмом дразнили местных олигофренов Колю и Серёжу, ловили на уду простодушную рыбу… А ещё мы играли в войну, но на душе у нас был мир. И как изумительно мечталось о складном ножике! Хотя, конечно, школа и отравляла нашу счастливую до неприличия жизнь. Там нас учили уму-разуму, учили несвободе. Что такое в сущности педагогика, как не изуверская лженаука превращения счастливых детей в несчастных взрослых? Что?

Но детство упылило, как красный мячик. Оно оказалось стремительным, как понос, и коротким, как юбка путаны. Оно, как вспышка молнии, после которой мрак. И могучая гармония жизни кончилась — началось половое созревание и половое перезревание. И этими прыщами выложена дорога в ад. И уже не слышишь волнующей мелодии жизни, дыхания флейты не слышишь. Вокруг одна угрюмая какофония и невнятный диссонанс, в которых главенствуют почему-то настойчивое хрюканье, звуки метеоризма и страстные простуженные выкрики «Моё!» Грустно, братья и сёстры! И ты уже матерый самец человека. Своя норка, куда приводишь понравившихся самочек, этих вероломных и ушлых исчадий, посещаешь водопой, протекающий в пивнушке, участвуешь в выборах вожаков, а также состоишь в какой-нибудь стае таких же козлов, как и ты. И вокруг единодушное двоедушие и это цементирует ряды.

А детям всего этого не нужно. Мир для них просторный, ласковый и с искрами, как июньское утро в лугах. Правда он и сейчас напоминает утро, но уже утро в борделе, когда все иссякли и всё противно, и от разочарования под глазами синие круги. И уже не смотришь на мир ребячьими глазами художника. Вернее смотришь, но уже злобными прищуренными гляделками художника-баталиста. Это — враги, здесь наши. Врагов к ногтю, своих к награде.

И ностальгия по детству неотступна, как качественная болезнь. Одна надежда, что в старости, если конечно аккуратно, без этой роскоши безбашенных поступков дожить, детство возвратится. И вот тогда-то от тебя отвернутся все.

Эх, дорогие братья и сёстры..!

О, спорт!

Со спортом у меня отношения так и не сложились, как я их не складывал. Они скорее вычитались. Посудите сами, ни бегать не могу, ни прыгать, ни упражнения на бревне сделать. А учителя физкультуры меня ненавидели с первого взгляда на мою вызывающе антиспортивную внешность — иллюстрацию к брошюре «Рахит у детей и его течение». Потом начинались веселые старты и я в полном блеске оправдывал их худшие ожидания — уверенно плёлся в самом хвосте.

Не понимаю я физкультуры. Смысла не понимаю. Бегать, прыгать, приседать — безрезультатно расходовать свою и так небольшую энергию в непонятных целях. Все говорят — гиподинамия. Это сколько денег нужно иметь, чтобы она была? Ведь постоянно крутишься, шустришь — какая гиподинамия?

Многое приходит в голову, много воспоминаний, как дерьмо всплывает в памяти… Как год не ходил на физкультуру, потому что тяжело болел. Такая была у меня справка. Учитель физкультуры, видя мой постоянно жизнерадостный вид, полагал, что я умелый симулянт и что с такой счастливой мордой люди не болеют. И что вы думаете? Через 25 лет выяснилось, что моя болезнь была врачебной ошибкой докторов — вредителей и я в то время был здоров, как гладиатор. И учитель-то оказался прав! Ан прошлого уже не вернёшь. И хотя давно уже этот педагог безобразно спился и в отношении меня было ещё много всевозможных ошибок, а вот поди ж ты, всё вспоминается этот далёкий и глупый случай.

Или построение. Прекрасный осенний денёк. Всюду солнце, ликующая свежесть и курлычат, направляясь отдыхать на юг, перелетные птицы.

Но всегда находился в предыдущем школьном выпуске один, не побоюсь этого слова, гандон, которому было больше всех надо и который писал учителю физкультуры из армии. Смысл письма — хорошо вы нас гоняли на физ-ре, Илья Ильич, но мало. Побольше надо. В армии, мол, это удивительно как пригодится. Добрейший Илья Ильич гордо зачитывал письмо перед строем, сморкался и говорил:

— Так что, ребята вместо пяти кругов сегодня восемь.

И мы, высунув языки и давая себе страшную клятву начистить этому писуну рыло, бежали восемь кругов. Стоит ли говорить, что всех дальше язык был высунут у меня.

С омерзением вспоминаю, как я бежал лыжный кросс… Я в принципе и до этого бежал этот кросс. Но тогда всё было замечательно. Идёшь на лыжах, идёшь, чувствуешь — слегка утомился. Заехал за куст, выкурил сигаретку, а потом срезал лыжный круг наполовину. Но с этими срезаниями я все-таки погорячился и поэтому пришёл к финишу с результатом мастера спорта и даже не вспотел. Награды мне, конечно, не дали, а поставили двойку. И вот я и ещё 4 залётчика вроде меня бежали этот кросс повторно. Чтобы мы не срезали углы, вокруг были выставлены дозорные из школьных жополизов. А уже весна, а на трассе уже частично не снег, а чернозёмы. И ты на лыжах по этим чернозёмам прокладываешь, как трактор, первую борозду. Тяжело шли. Одного снега вдоль трассы я наверно съел килограмма два. Прямо жор напал. Как я не умер на дистанции, до сих пор не пойму. Уцелел просто чудом.

Игра ещё такая спортивная есть. Футбол называется. Участвовал пару раз. Странная она какая-то. Там главное метко пинуть мяч и забить пресловутый гол. Я долго и истово носился по полю, но мяч ко мне не попадал. И я этому тихо радовался. Если бы он попал ко мне, то обнаружилось бы моё полное бессилие его укротить и стреножить. Он такой небольшой и отскакивающий под произвольными углами. Для моих бестолковых ног, у которых плохая связь с головой, задача архисложная. Я уже надеялся, что всё закончится благополучно — мяч сам по себе, я сам по себе и мы с ним так и не пересечёмся. Однако пересеклись. К концу первого тайма мяч всё — таки попал ко мне. И даже не ко мне, а в меня. Защитник противника изо всей своей огнедышащей силы вдарил по мячу, а в двух метрах от него суетился, изображая активность и волю к победе, я. И прямо в мой неумный лоб. Очки прыснули в разные стороны, но и они не смягчили удара. Я лежал в глубоком нокауте. Меня взволнованно обступили со всех сторон. Одни предлагали сделать мне искусственное дыхание, но не знали куда.

Более прагматичные предлагали оказать не первую, а последнюю помощь, т. е. добить. Всё равно, мол, не жилец. Наконец мне обрызгали лицо водой из лужи и за ногу отволокли в сторонку, где я лежал и медленно приходил в себя. И даже не приходил, а приползал.

Хоккей мне нравился больше. Это более прыткая и юркая игра. Шмыг, шмыг и гол. Но моя спортивная карьера складывалась очень трудно.

Меня преследовали травмы. Как это у Хэмингуея написано: «По ком звонит колокол? Колокол звонит по тебе». По твою смуглую душу. А куда летит шайба? Правильно. Тоже к тебе. В этот момент ты падаешь, коньки чрезвычайно скользкие, поднимаешь своё доверчивое лицо и тут шайба и прилетает. Искры из глаз такие, что хоть прикуривай. Всё это, конечно, расшатывало мои нервы, не говоря уже о зубах. Но как спортивная оздоровительная игра хоккей очень хорош. Эти броски, когда они не в мою сторону, обводки, скоростные комбинации… Но потом меня стали больше интересовать комбинации женские и я ушёл из большого и малого хоккеев. Тем более мне всё труднее было найти дураков, которые бы взяли меня в свою команду. Кому охота проигрывать?