Жаклин Брискин - Обитель любви

• Название: Обитель любви
• Автор: Жаклин Брискин
• Издательство: ACT
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-88196-775-5

События в романе происходят в конце XIX и в первые десятилетия XX века. Среди благодатной природы Южной Калифорнии живут и действуют герои книги — представители трех поколений Ван Влитов. Красивые, благородные, способные на самопожертвование, они сомневаются, страдают, ищут и находят свое место в жизни, свое счастье, свою любовь.

---

Бад и Амелия молчали. Оба заметили, что за последние несколько часов пленка побелела. Она продолжала расти.

10

Свет занавешенной лампы отбрасывал длинные тени.

Стояла удивительная тишина, которая всегда бывает в предрассветный час. Даже сверчки и лягушки молчали. В такие часы сопротивляемость человеческого организма резко ослабевает, жизненная энергия спадает, и к человеку подкрадывается смерть.

Бад и Амелия смотрели на спящую Тессу. Маленькая грудная клетка ребенка вздымалась. Дыхание было зловонным и затрудненным. Она шевельнулась и стала во сне стягивать с горла компресс. Глазки ее открылись. В них застыл ужас. Амелия подхватила дочь на руки, расстегнула фланелевую кофточку и стала ходить с ней по комнате. Бад пошел на кухню, где благодаря стараниям сестры Ленц на печке всегда стояла кастрюля с кипятком. Он вернулся с чайником и взял ребенка у Амелии.

Вдруг по телу девочки пробежала судорога. Начался приступ. Шея Тессы выгнулась, а глаза закатились так, что виднелись только белки. Она взмахивала ручками, словно сломанными крылышками.

Бад и Амелия быстро переглянулись. Говорить было не о чем: начиналась агония. Именно такой приступ убил в детстве сестру Бада. Пленка в горле Тессы перекрыла трахею.

Амелия бросилась в гостиную, где прилегла отдохнуть сестра Ленц. Она не раздевалась. Амелия тормошила ее.

— Сестра! Сестра!

Сестра тут же вскочила.

— Началось?

— Да! Скорее за доктором Маршем!

Сестра тут же всунула ноги в башмаки, нахлобучила форменный чепец и убежала в предрассветную тьму с такой прытью, которой от этой грузной женщины никто не ждал.

Когда Амелия вернулась в детскую, Бад сидел с Тессой на коленях и делал ей искусственное дыхание. Он также пытался высосать из ее горлышка пленку.

Амелия сняла с лампы полотенце.

— Бад! Она вся синяя!

Малышка задыхалась и рвалась из рук Бада. Бад взглянул на жену.

— Доктор Марш будет здесь в лучшем случае не раньше чем через четверть часа. Бад! О Боже! Через пятнадцать минут она уже умрет!

Он понял смысл ее невысказанного вопроса. Последняя и очень рискованная возможность вырвать человека из лап дифтерии — вскрыть ему трахею. Они смотрели друг на друга. В груди Тессы уже что-то бурно клокотало. Этот звук отделил Бада и Амелию от всего прошлого и будущего. Для них существовала сейчас только данная конкретная минута, в которую необходимо было принять решение. «Моя сестра все равно умерла, — подумал он. — Но по крайней мере есть шанс. Без вскрытия дыхательного горла шансов никаких».

— Мою бритву, живо! — проговорил он ровно.

Амелия бросилась в ванную комнату. Бад отнес Тессу на кухню и положил на чисто выскобленный стол. Ему было трудно удерживать малышку, бьющуюся в конвульсиях. Тесса была похожа сейчас на малька, выброшенного из воды на берег. Она билась с отчаянной силой. Да, этого маленького человека болезнь тоже вырвала из привычной ему стихии: она не могла вобрать в себя свежего воздуха и вот-вот могла захлебнуться в слизи, заполнившей ее легкие.

Амелия подала Баду коробочку с бритвами.

— Вытащи одну, — приказал он. — И подержи лезвие в кипятке.

Она подбежала к печи и подняла крышку с чайника. Оттуда тут же вырвалось облачко пара. Она сунула лезвие в кипяток. Обжигающий пар обволакивал ее руку, которая тут же побагровела, но Амелия, казалось, даже не заметила этого.

— Довольно, — сказал Бад.

Она вытащила лезвие из воды.

Он зажмурился. В отличие от Амелии он верил в Бога. Не в разукрашенного католического Бога из церкви на Плаза, которому поклонялась его мать, а в непритязательного и делового Бога епископальной церкви, которому молился его отец. Но Бад не знал молитв. Поэтому он просто попросил Бога помочь ему сосредоточиться, собраться с силами и знаниями. Губы его сжались, на виске запульсировала жилка. Он открыл глаза и увидел перед собой искаженное ужасом личико Тессы.

Амелия подала ему бритву. Он взялся за рукоятку из слоновой кости и осмотрел вздувшуюся и выгнутую дугой шею Тессы. «Спокойно, — приказал он себе, припоминая те времена, когда он, будучи вакеро, свежевал скотину. Он почувствовал под своими пальцами узкую трубку дыхательного горла ребенка.

— Оттяни ее за подбородок, — приказал он. — Держи ее.

Он опустил лезвие бритвы. Рука его была тверда. Затем, зажав надрез пальцами, он быстро вставил в него кусок темной резиновой трубки.

Доктор Марш не успел как следует одеться. Из-под пиджака, застегнутого только на животе, виднелся край поношенной фланелевой ночной рубашки. Он стоял у кухонного стола и осматривал Тессу. Девочка лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Оцепенение, наступившее после припадка, парализовало ее.

— Вам надо бросить к черту свою нефть, Бад, и заняться хирургической практикой. Я и сам не смог бы сделать эту операцию лучше.

За последние несколько дней Бад и доктор Марш встречались несколько раз. Бад восхищался высоким профессионализмом врача. Но в данном случае этот комплимент не доставил ему удовольствия.

— Значит, с ней все будет хорошо? — спросила Амелия.

— Она жива и дышит, — сказал доктор Марш. — Мы с сестрой Ленц сменим вас. Идите, Бад, выпейте чего-нибудь.

— Мне это не требуется, — ответил Бад. Напряжение потихоньку стало отпускать. В голове появилась какая-то легкость, и в эту минуту Бад был доволен собой.

— Тогда смажьте мазью руку вашей жены. И закройте за собой дверь.

Бад отыскал баночку масла какао и ушел в гостиную. Передав баночку Амелии, он сказал:

— Отвезем ее домой при первой возможности.

Амелия согласно кивнула.

— Все получилось. Она в порядке, — сказал он.

Губы у Амелии были белые. Она ничего не ответила. Она все еще смотрела в темную пустоту смерти. Бад был уверен в том, что только что спас Амелии жизнь. И поэтому сомнения, отражавшиеся на лице Амелии, ее непреходящая тревога раздражали его.

— С ней все будет нормально, — сказал он. — Смажь себе этим руку.

— Я не могу ее открыть, — ответила она, отдавая ему баночку обратно. Она вся дрожала.

Он открутил крышку и положил толстый слой масла на ее ошпаренную руку. Амелия осторожно сжала и разжала пальцы. Только сейчас она впервые почувствовала боль.

— Хватит, Амелия, все кончилось. Тесса... — Он не договорил.

Его живот скрутила сильная судорога. Охнув, он бегом бросился в туалет. Еле успел... У ребенка было очень маленькое горлышко. А у него — никакой медицинской подготовки. «Я мог зарезать ее!» — подумал он.

Дрожа, весь в поту, будучи не в силах остановить неудержимое опорожнение кишечника, он прислонился плечом к стене. На него навалилась нечеловеческая слабость, и он уже не мог сидеть прямо.

11

Спустя шесть месяцев, ясным февральским утром 1895 года, на станции Аркейд собралась большая толпа. Выходы на перрон были украшены красными, белыми и синими лентами. На ветру трепетали флажки. Люди напряженно вглядывались вдаль в ожидании чего-то.

Лос-Анджелес вступил в вечный праздник прогресса и уже привычно радовался этому.

На платформе неровным каре стоял духовой оркестр. На длинных столах на козлах громоздились бокалы и бутылки шампанского. Вдоль платформы в три ряда стояли стулья, почти до самого железнодорожного полотна. В тот день Хендрик пришел на станцию одним из первых. Он сидел в первом ряду, грузный и торжественный, в сюртуке и кожаной шляпе. Его решительное лицо выражало отцовскую гордость всякий раз, когда к нему подходил с поздравлениями кто-нибудь из друзей.

Рядом с ним сидела маленькая девочка. Она передала Хендрику большую игрушечную собаку и робко проговорила:

— Возьми, деда...

— Спасибо, Тесса.

— De nada, — ответил ребенок.

Эту фразу она выучила от Бада, но Хендрик решил, что его внучка умеет говорить по-испански. Он с любовью посмотрел на нее. «Как она похожа на свою бабку, — подумал он. — Какая жалость, что миссис Ван Влит так ее и не увидела. Нынешняя молодежь совершенно не умеет правильно устроить свою жизнь. Не то что наше поколение. Ну да ладно. Но крайней мере они вернулись к Баду. Если бы он еще вернулся в бизнес и угомонился. Если бы он еще образумился...» Хендрик упрямо отказывался замечать, что это его пожелание прямо противоречит его гордости за успехи Бада в «Паловерде ойл».

Тесса сидела очень смирно. Узкий шрам на ее горле был почти незаметен. В отличие от других матерей, одевших своих дочерей в мягкие пастельные тона, Амелия выбрала для Тессы яркий наряд, который был ей очень к лицу. На девочке была малиновая шляпка и такое же пальтишко, которое эффектно подчеркивало ее черные кудряшки и румяные щечки.

Увечной рукой Хендрик рассеянно гладил игрушечного плюшевого пса. Он размышлял сейчас о долгом отсутствии Амелии и Тессы. Ни она, ни Бад так и не объяснили ему причин этого отсутствия. Они вообще на сей счет помалкивали. Поначалу лосанджелесцам было страшно интересно узнать, в чем тут было дело. Но потом, как это обычно бывает, любопытство иссякло и объяснение было найдено самостоятельно: Амелия уехала рожать своего первенца во Францию, в родовой замок.