Жаклин Брискин - Обитель любви

• Название: Обитель любви
• Автор: Жаклин Брискин
• Издательство: ACT
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-88196-775-5

События в романе происходят в конце XIX и в первые десятилетия XX века. Среди благодатной природы Южной Калифорнии живут и действуют герои книги — представители трех поколений Ван Влитов. Красивые, благородные, способные на самопожертвование, они сомневаются, страдают, ищут и находят свое место в жизни, свое счастье, свою любовь.

---

На его лице отразилось изумление.

— Когда я вам говорил об этом? — спросил он недоуменно.

— А как вас зовут?

— Вы только что сами сказали — Ван Влит.

Они уставились друг на друга. А потом оба одновременно рассмеялись.

— Черт возьми! Нашел девушку, перед которой можно излить душу! Это же надо! Среди всех девушек города наткнуться на свою двоюродную сестрицу! — Он поднес руку в перчатке к щеке, потом убрал.

— А как тебя зовут?

— Кингдон. И тоже Ван Влит. — Он хохотнул, откинулся на закрытую дверцу машины и устремил на нее внимательный взгляд. — А где же твои рога и копыта?

— Значит, тебе вдолбили, что у нас рога и копыта?

— Мать постоянно твердила об этом. А какого мнения о нас твои родители?

— Не знаю.

— Что, ничего о нас не говорили?

— Я вообще не знала бы о том, что у меня есть братья, если бы не дедушка Хендрик...

— А, тот толстый старик с голландским акцентом?

Она, улыбнувшись, кивнула.

— У него на руке не хватало трех пальцев, — сказал Кингдон. — Я от его клешни оторваться не мог. Она действовала на меня завораживающе. И пугала.

— Когда я была маленькая, я думала, что эта рука у него от слона.

— Она и вправду походила на бивень, — проговорил Кингдон. — Он приехал к нам сразу после того, как на свет появился мой самый младший брат, Ле Рой. Оделил меня мятными конфетами и сказал, что Господь осенил благодатью Лос-Анджелес и это его любимое место на земле.

— Дедушка Хендрик обожал Лос-Анджелес, — сказала она. — Он жил вместе с нами, пока...

— Он умер? Когда?

— В год, когда началась война. В четырнадцатом. — Она помолчала. — Он говорил мне, что я похожа на своего двоюродного брата...

— Значит, на меня, потому что Том и Ле Рой — белобрысые фламандцы.

— Мы, и верно, немного похожи, — робко заметила она. — Ваш отец Три-Вэ?

— Да, обнищавший младший брат.

— Я спрашивала дедушку, что за брат у меня? А он говорил, что это вопрос не к нему. Я была счастлива узнать, что у меня есть брат. Когда ты единственный ребенок в семье, чувствуешь себя одиноко. Мне хотелось поскорее познакомиться с моим братом. Тогда мне было... э-э... года четыре. Я тут же побежала к родителям. Когда я забросала их вопросами, папа встал и ушел в спальню. Мама посадила меня к себе на колени и сказала, что я уже большая и пришло время узнать: у меня есть дядя и тетя, а также двоюродные братья. Но предупредила, чтобы я о них больше не говорила. Особенно при папе. Папа не ладил со своим братом и при этом сильно страдал. Я представляла себе эдакого злого великана, который молотит папу кулачищами.

— Мой отец, — начал Кингдон, — никогда в жизни никого не бил. Придуманный тобой образ больше смахивает на меня, если уж на то пошло. В детстве я был настоящий сорвиголова. Или взять, к примеру, мать. Иногда она бывает форменной сукой!

Тесса почувствовала, как краска прилила к ее лицу. До сих пор никто при ней так не отзывался о своих родителях.

— Мне в это тоже было трудно поверить, — сказала она. — Мой папа сильный. Он играет в поло, ходит на охоту. В детстве он вообще казался мне бессмертным и непобедимым. — Помолчав, она продолжала: — В сущности, я пронесла это отношение к нему через всю свою жизнь. Я преклоняюсь перед отцом.

— Ну ладно, дома ты молчала. Но ведь Ван Влиты известная в городе фамилия. Наверно, ходили разные слухи. Тебе в школе никто не намекал на существование нашего родового клана?

— А я не посещала школу.

— Неудивительно. Зачем ходить в школу богатой наследнице всего Запада?

— Я много болела. — Она дотронулась до почти невидимого шрама на шее. — Кингдон, я могу себе представить, каково тебе было лежать в больнице...

— Поскольку ты упорно возвращаешься к этой теме, — произнес он, понизив голос и так едко, словно хотел ее обидеть, — я скажу, что больница — идеальное место для того, чтобы у человека ампутировали его... жизнь!

Она и не думала отводить взгляд. Его ядовитый сарказм не подействовал. Она понимала его. Но в этом было нечто большее, чем просто понимание. Известие, что перед ней двоюродный брат, изменило ее отношение к Кингдону. Она сразу же включила его в тесный круг близких ей людей. В ее круг. Поэтому за последние несколько минут она вся раскрылась ему навстречу и полностью доверилась.

Мимо прокатил «форд». Кингдон, пошарив в кармане джемпера, вытащил пачку сигарет, раскрыл и предложил ей.

— Я не курю, — сказала она.

— А мне можно?

Она кивнула.

— Ты умеешь утешать, сестричка Тесса, — сказал он, затягиваясь и выпуская колечко дыма. — Так ты покажешь мне побережье Тихого океана? Мой отец уверял меня, что большинство пляжей Южной Калифорнии когда-то принадлежали нашим предкам.

— Они были скотоводами. И действительно владели узкой песчаной косой, абсолютно бесполезной, так как она была оторвана от остального ранчо. Это мне рассказал отец.

Тесса улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ и вышел из машины, чтобы ручкой завести мотор.

6

Уже почти стемнело, когда она высадила его за квартал к югу от отеля «Голливуд». Здесь он снимал комнату в одном из доходных домов, окружавших так называемый «дворик» — широкое пространство, поросшее бугенвиллеей, гибискусом и страстоцветом. Как раз в сумерки они раскрывают свои большие красивые цветы.

Нос и лоб Кингдона порозовели от солнца. Днем они побывали в Венеции — на местном курорте, названном так в честь знаменитого европейского города. Они гуляли среди увеселительных заведений с куполообразными крышами в виде минаретов. Она подстраивалась под его прихрамывание, когда они не спеша переходили по арочным мостикам через многочисленные обмелевшие каналы со стоячей морской водой. Во время прогулки он ей рассказывал о знаменитых летчиках-асах: о французах Нангессере и Гинемере, о немцах Бальке и Рихтгофене. Иногда она садилась на корточки, надевала маленькие, в проволочной оправе очки и что-то записывала в свой блокнот. В такие минуты он отдыхал от ходьбы, убеждая себя, что она остановилась вовсе не из-за его увечной ноги, а для того, чтобы записать полезные для нее сведения. Он старался также убедить самого себя, что рассказывает ей все это, чтобы ей было легче написать сценарий, а вовсе не для того, чтобы дать выход собственному отчаянию.

Окна в квартире 2б миссис Коди, где он снимал комнату, были темные. Пожилая вдова и ее дочь уже поужинали. Он не стал звонить, а открыл дверь своим ключом и прошел через заставленную разной мебелью гостиную в маленькую спаленку. Чтобы включить свет, нужно было потянуть за веревку. Под потолком болталась голая лампочка. Но он не стал зажигать света. В сумрачной комнате только один предмет указывал на то, что здесь живет Кингдон: коробка из-под сигар на комоде. Он открыл ее и заглянул внутрь. Губы его скривились. В коробке лежали его награды: горстка ленточек и металла. Капитан Кингдон Ван Влит сбил одиннадцать немецких аэропланов и был отмечен почти всеми французскими боевыми наградами. Каждая из этих наград напоминала ему о предсмертной агонии немца и о его собственной беде. Он разозлился и захлопнул коробку. «Какого черта я их храню?!»

Он не мог себе этого четко объяснить, но полагал, что награды еще связывают его тесными узами с погибшими летчиками эскадрильи «Лафайет». «Я один из них», — подумал он.

Он сел на узкую кровать, пружины скрипели. Чтобы устроить поудобнее левую ногу, ему пришлось поднять ее обеими руками. Боль прошла через все его тело и исказила загоревшее за день лицо. Положив под колено подушку, он откинулся на спину, охватив руками затылок, и стал смотреть на пурпурный закат.

«Тесса, — думал он. — Тесса! Завтра утром, в половине одиннадцатого, она будет здесь. Я рад, что она моя сестра».

Мысль была какая-то расплывчатая, незавершенная. В ее обществе он не будет мучиться из-за того, что не испытывает желания. Он был католиком. Впавшим в отчаяние, как он всем говорил. Наказания, которым его подвергала Юта, укоренили в нем чувство вины, и поэтому, погружаясь в отчаяние, он чувствовал себя как в ловушке. Религия держала его, словно капкан. Тело Тессы, его двоюродной сестры, было табу. Поэтому хорошо, что он ее не хочет. Но его уже начинало пугать это состояние. За последние четыре месяца его не влекло ни к одной женщине. С тех самых пор, как его сбили, когда он стремительно падал на землю на охваченных пламенем полотняных крыльях аэроплана и с горящей левой ногой... Он не хотел ни одной женщины. Сексуальный голод, не отпускавший его с тех пор, как он едва достиг половой зрелости, вдруг исчез.

«Так что, мама, об этом можешь больше не беспокоиться».

Он не видел родителей и братьев вот уже восемь лет. Писал домой редко. Две недели назад он покинул военный госпиталь в Мэриленде, и у него возникла смутная мысль о возвращении в Бейкерсфилд. Но вместо этого он оказался в Лос-Анджелесе. Почему? «А какая разница, где я нахожусь?» По ночам он ворочался с боку на бок. Днем ходил как лунатик. Без неба его душа была мертва и темна, и он впал в отчаяние.