Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том Ι

• Название: Дневники св. Николая Японского. Том Ι
• Автор: Николай Японский
• Издательство: "Гиперион"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-89332-090-5 ISBN 5-89332-091-3 (1 т.)

Настоящее пятитомное издание представляет собой первую полную публикацию огромного дневника, который на протяжении всей своей жизни вел основатель русской Православной миссии в Японии архиепископ Николай Японский (1836–1912). Приехав в Японию в возрасте 24 лет, о. Николай в течение пятидесяти лет занимался миссионерской деятельностью. Им были основаны семинария, школы богословия, иконописная мастерская. В совершенстве изучив японский язык, он перевел для своих прихожан–японцев Священное Писание. Когда он скончался, японская православная община насчитывала 34000 человек, и это его прямая заслуга. Помимо миссионерской деятельности о. Николай проявил себя и как незаурядный ученый, оставивший в своих дневниках уникальные этнографические материалы о Японии, зафиксированные им во время своих многочисленных путешествий по стране — от деревни к деревне, где жила его паства. В Японии отец Николай пользовался и пользуется необычайной известностью, а его заслуги — всенародным признанием. Интерес к нему появился и в России, особенно после его канонизации русской Православной церковью (10 апреля 1970 г.).

Первый том дневников охватывает период с 1870 по 1880 гг.

Под редакцией Кэнноскэ Накамура

Исходный pdf - http://mirknig.com/knigi/religiya/1181616647-dnevniki-sv-nikolaya-yaponskogotom-1.html

---

28 мая 1880. Среда.

В Троицко–Сергиевой Лавре

Утром отослал ящики на железную дорогу — в товарный поезд. К обедне не поспел — и тоже только мимоходом слышал пение пасхальных часов. — Преосвященный Алексей поехал в Чудов монастырь по случаю совершающегося сегодня в Петербурге погребения Государыни Марии Александровны. — Митрополит совершает заупокойную литургию, а после будет панихида. Я с двенадцатичасовым поездом отправился в Лавру, вчера предудпредив телеграммою Наместника о. Леонида о том, что Митрополит позволил мне на Вознесенье служить в Лавре. — В Посаде — на станции встретил монах, и карета была прислана. Комнаты отведены очень приличные. О. Леонид любезно принял, угостил обедом, после чего я осматривал Лавру в сопутствии келейника о. Алипия, бывшего на Афоне и в Иерусалиме. Богомольцев столько теперь здесь, что в Соборе Преподобного Сергия невозможно было пройти приложиться к мощам; по случаю свободы еще от сельских работ всегда в это время бывает много. Слазил на колокольню и оттуда любовался Лаврой и видами: на восток — скит, — несколько правее Вифания. [46] Церквей видно в Посаде пять, в дальних селах больше того. — Большой Собор поправляют теперь — под полом проводят трубы, чтобы не было сыро. — В шесть часов началась всенощная и шла до половины десятого; я выходил на литию и полиелей, после чего помазывал освященным елеем народ до самого отпуста, а осталось еще, говорят, на час, меня уже позвали в алтарь, а жаль было оставить народ — с таким усердием богомольцы подходят. — После всенощной с балкона о. Леонида слушали пение соловьев в Лаврском саду; причем он рассказывал о себе, как попал в Лавру, — о Кротковой и ее интригах и прочем.

29 мая 1880. Четверг.

Вознесенье. В Троицко–Сергиевой Лавре

Спал дурно: пуховики были, и вечером чаю напился. Утро прекрасное. Когда зазвонили, с наслаждением купался в волнах звуков дивного лаврского Царя–Колокола в четыре тысячи пудов. Звуки чистые, густые, заставляющие воздух дрожать. — До службы, с семи часов осмотрел литографию, где был десять лет назад. Всех произведений ее по экземпляру предложили в подарок. — В помещение фотографии; предложили и здесь по экземпляру; хорошо, если пришлют. И самого сняли здесь. — К обедне. После службы с час благословлял богомольцев. Обед, на котором был и ректор Академии протоиерей Сергей Константинович Смирнов, простой и дельный человек. Наместник взял меня в карету и повез осматривать Вифанию; в Церкви Платона — семинаристы, в Соборе — все по–старому, в Крестовой Церкви Платона — иконостас из занавеси, в комнатах — Леонид, кричащий. К счастию, отсюда уехал; а я спокойно осмотрел Семинарию с инспектором–архимандритом. — В классе, в жилых комнатах, где и койки же, — везде пыль и бедность; по полу от выбитых сучьев ходить трудно. Бедность поразительная. В библиотеке видел кипы царских писем к Платону, между прочим — письмо Павла с угрозами, что Платон не хочет ордена. — Семинаристы очень понравились: бодры, здоровы, лица осмысленные, благовоспитанные, одетые весьма порядочно. Приглашал в Японию, когда кончат курс в Академии. — В Скит. С трезвоном встречать и провожать везде велел наместник, — надоели. — Осмотрел Церкви — внизу и вверху, где все деревянное, но драгоценное, — столовую, где пил квас весьма хороший; показывал все о. Антоний — игумен. Потом смотрел древнюю Церковь и комнаты Высокопреосвященного Филарета. Простота во всем поразительная. В домик Наместника против пчельника. О. Антоний принес подарок Скита — резные вещи. Малина и клубника — угощение; чай и мед. Съездили отсюда к пещерам; осмотрели пещеры; поклонился чудотворной иконе Черниговской Божией Матери и купил за шесть рублей иконку ее. Пономарь подарил свое произведение — живущий в пещере. В Киновии видел трех братьев — основателей ее, с отцом, — ныне умерших; кладбище лаврских иноков у озера. — Вернувшись в скит, с о. Леонидом съездили в

Пустыньку, — верст пять отсюда — в лесу. Женщины здесь, как и в Скиту, не бывают. Но на пещерах и в Киновии бывают; на пещерах — выстроены гостиницы. — Непочтительная дама в белом. — В Пустыньку и оттуда ехали шагом; о. Леонид страшно надоел болтовней о своих заслугах и бранью всего нынешнего, в котором забывает себя одного. — Тишина в Пустыньке привлекательная. Едва упросил не звонить. Красоты и великолепия всех храмов здесь и в Москве не опишешь и не упомнишь. — Вернувшись в Лавру, у себя виделся с магистром Соколовым — земляком, принесшим свое магистерское сочинение — о протестантах, — с о. Иосифом, которого звал в Японию учить певчих, и согласился. — К о. Наместнику ужинать. — Страшное явление неприличного гнева его, лишь только — о певчих. «Не позволю взять никого! Митрополиту пожалуюсь! Не подговаривайте!» Горькие чувства и мысли испытал я — не за о. Иосифа, которого, возможно, я и не взял бы, а за о. Леонида. Что за феномен! Поужинали мирно, но мне вспомнилось… Вот она дружба–то! И христианское участие тоже! Как до дела — и не выслушивают, сейчас в бороду готовы вцепиться. Впрочем, не из духовных, а из военных, — шпицрутенное и благочестие. Приятнейший из дней крайне испорчен был под конец. В первый раз в жизни наткнулся на такое непонимание интересов Церкви в лице видном.

30 мая 1880. Пятница. В Москве

Утром в восьмом часу — в Академию. О. ректор ласково принял, угостил чаем в кабинете. Пришел и Наместник о. Леонид. Ректор показал залу Академии с великолепнейшей росписью потолка и старинною печью. Дом Академии прежде был Дворец, построенный для Елисаветы Петровны, и потому стены, потолок и ниши окон изукрашены. Призванный ректором студент Ал. Вас. Мартынов показал остальное в Академии: аудиторию, комнату жилую, где не так чисто и элегантно, как в Петербургской академии, — паркетный пол не натертый, пыльно. — Библиотеку показал библиотекарь; превосходное здание, нарочно для библиотеки построенное, — восемь зал с арками вверху и восемь внизу; в библиотеке много редких рукописей, многотомных редких изданий (acta Sanctorum [47]), — «Отче наш» на сотне языков — старая книга. — Вернувшись из Академии, осмотрел лаврскую ризницу. Если бы выключить пожертвования Анны Иоанновны, Платона и Филарета, что бы осталось! — А кричат о богатствах! Ризы преподобного Сергия, конечно, бесценное сокровище, но в другом роде. — Осмотрели живописную, начальник которой о. Симеон, автор «Приобщения пред смертию Преподобного Сергия», — земляк, вяземский, вчера познакомившийся вечером у о. Аполлинария. Обещал копию «Приобщения». Осмотрели все заготовленное по живописи и всю школу. — К молебну, пред которым простился с студентом Мартыновым и магистрантом Розоновым (которого видел сидящим в спальне студентов), принесшим для Миссии свое сочинение — «Евсевий». Отстояв конец обедни, вышел служить пред мощи преподобного Сергия. Пели все певчие; народу — полон храм. А мне грустно–грустно было, что до сих пор из Лавры и Москвы — нет тружеников для Миссии и. прикладываясь к мощам Святого Сергия, я не мог воздержаться умственно от жалобы: «Буду судиться с тобою пред Господом — отчего не даешь миссионера в Японию». — Наместник благословил иконой преподобного Сергия. — Пообедали у него. Прощаться пришел о. Алек. Сахаров. — О. ректор Академии — На станцию железной дороги; по правую руку дороги — дом Кудрявцева. — На вокзале в Императорской комнате — Варвара Дмитриевна Мусина–Пушкина. В вагон. — Николай Никитич Коцинский. Меня удивило в разных отношениях. — Дай Бог, чтобы нашелся миссионер из Московской академии. — До Хотькова монастыря с Коцинским. — После до Москвы Наместник терзал пошлейшими анекдотами. Видно, что не из духовных, и анекдоты–то все пустые и пошлые. До Саввинского Подворья Наместник так и не дал покою под предлогом успокоения. — Нашел на столе письмо Ольги Евфимовны, о Ф. Алек. [Феодосии Александровне], что ее теперь взять в Японию. Посоветовавшись с Преосвященным Алексеем, поехал в монастыри; Знаменский — о. Сергий дал пять экземпляров Апологии, 50 рублей, показал Церковь и Дворец Михаила Федоровича, где поразила одна комната, похожая на японскую, на втором этаже, — сосуд игрушечный и прочее. — В Сретенском о. Виктор, старик, едва вышедший, сказал, что вследствие указа Высокопреосвященного Иннокентия (вот, мол, это тебе за то, что ты не пожертвовал на Японскую Миссию — пропажа 30 тысяч) — уже пожертвовал тысячу рублей — а теперь не дал ничего. — В Высокопетровский. О. Григорий — очень ласково. Его брат на фисгармонии сыграл кое–что; прогулялись в саду; братия монастыря пожертвовала сто рублей.

31 мая 1880. Суббота. В Москве

Утром — письмо к о. Исайи в Петербург с накладной, чтобы принял 18 ящиков, — к о. Феодору Быстрову — о том же, — к Ольге Евфимовне Путятиной, что Феодосию Александровну теперь в Японию взять не могу. — Сестра Феодосьи Александровны; отдал ей книгу из Петербурга, взяла еще пояс мой. Мадам Пассен пришла взять прощальное благословение, просил писать, дал адрес в Японию. Когда–то, шесть лет назад, писаное о Японии расположило ее к Миссии — можно видеть, как полезно писать о Миссии. — Поехал в Монастыри. Андрониевский. О. Модест показал храм, где под спудом мощи святого Андроника и Саввы, — первый был ученик преподобного Сергия. В комнате о. Модеста — великолепная икона двух чудотворцев — в серебре. — Накрапывавший дождь помешал подробнее видеть монастырь. — В Покровском о. Иоиля не застал. О. Геронтий своею суетнею возбуждал улыбку у одной из своих гостий. О. Митрофан угостил рябиновкой. В Новоспасском — Преосвященный Порфирий дал книги для Миссии, обещал и денег, поговоря со старшей братией. — Преосвященный Иоанн дал по шесть экземпляров своих брошюр о религиозном состоянии Америки — Показали Собор, наподобие Успенского, с отличною росписью, в коей, между прочим, представлен Страшный Суд, над которым и Император Николай Павлович призадумался, представлены Цари с сияниями, точно святые; гут же Церковь рода Шереметевых. В Симоновском монастыре, на конце Москвы, за рекой, — о. Евстафий подарил сто экземпляров своего сочинения о молитве Господней, сто рублей денег, брошюрки, угостил закуской, показал Собор, — Церковь, построенную Феодором Алексеевичем, с пятью престолами, Церковь у своих келий — над воротами. Вернувшись, нашел у себя студента Мартынова. — О Коцинском — хвалит, но какое–то сумасшествие, вследствие которого не мог учиться в Петербургской академии. — Михаил Никифорович Катков — благодарить, что был на экзамене у него в Лицее. Просидел минут десять. Обед в беседке. После — к всенощной в Вознесенский монастырь, что в Кремле; во время шесто–псалмия — в Никитский; стоял в алтаре. После всенощной к игуменье — матушке Алевтине. Повидался со слепой матушкой Флорою, бывшею игуменью, которая помнит, как я десять лег назад приходил в монастырь. Слепая старица дала на Миссию пять рублей и четки. — Вернулся в одиннадцатом часу; всенощная кончилась почти в десять часов, с семи начавшись.