Алла Авилова - Откровение огня

• Название: Откровение огня
• Автор: Алла Авилова
• Издательство: Амфора
• Жанр: Триллер
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-773-5

Роман рассказывает о таинственной судьбе рукописи «Откровение огня», в которой удивительным образом переплетаются христианский и буддийский мистицизм.

---

Бледный, как поганка, противный парень, допрашивавший Линникова, скривился и сказал двум другим, сидевшим рядом:

— Видали, за книгой гнался! Аль книгоед?

Те заржали.

— Да правда это. Книга эта… — Степан запнулся, поймав себя на том, что чуть не проговорился об опасных науках, — …память для меня… от матери, — неловко кончил он.

— Маму, значит, любишь. Ах ты, мой маленький! Мама говорила, «книжки читай», — издевался «поганка». Он достал из кармана нож и приставил его к переносице Степана. — Значит, читать любишь? Тогда надо глазки беречь. Говори, куда и зачем тебя товарищи командиры послали! Иль глазенки долой.

— Да правда же это, — выдавил из себя Степан. — Никто меня никуда не посылал, за книгой я…

— Эй, Остап, держи его! — Это было последнее, что услышал Линников.

Не стало больше дней — были только ночи. Взрывы, пожары, молнии, вспышки высвечивали окрестности, и чаще всего это была степь с валунами, скатывающаяся к внезапному, еще более черному, чем ночь, обрыву. Негде было укрыться от убийц. Убийцы выскакивали отовсюду, и их было больше, чем бедняг, за которыми они охотились. Поодиночке и группками, белесые и плоские, как тени, проносились мимо Степана затравленные люди, обдавая его жгучим, нестерпимым страхом. Тогда он тоже срывался с места и бежал — всегда в другую сторону, не туда, куда они. Он не хотел быть с ними, он ненавидел их так же, как убийц.

Его убивали уже столько раз, а он был цел. Одних убийц он узнавал, других — и их было большинство — нет. Митя охотился за ним и убил, мужики из сарая в Протасове устроили ему засаду и, набросившись скопом, долго-долго душили. Симакова с огромной, жуткой головой — черные глазницы, выкаченные шарами сизые бескровные щеки — тоже его душила. Его мать кидала в него ножи, и один из них рассек его голову надвое. Полкан загнал его в пропасть и там перегрыз на куски.

Время от времени он сознавал: это сон, так не может быть наяву. Но когда он снова был пойман и мучился болью, больше не верил, что спит: боль была настоящая и смерть тоже настоящая — правда, временная. Много раз все пропадало — пропадало неизвестно на сколько, — и потом незаметно вновь появлялись чернота и боль. Болела всегда голова.

Незнакомый голос в этот раз прозвучал так близко и явственно, что он с уверенностью определил: «Вот теперь я проснулся».

— Дядя, дядя, — звал его какой-то мальчик.

Голова болела и наяву. Он не мог понять, почему было не открыть глаз. Наконец догадался: на глазах повязка. Он двинул руками — они оказались связанными.

— Очнулся? — спросил мальчик.

— Ты кто?

— Данилка.

— Где я?

— У нас в избе.

— У кого «у нас»?

— У Шестаковых.

— Зачем связали?

— Чтоб тряпки не срывал.

— Какие тряпки?

— На голове.

— Глаза-то чего завязали?

— Нет у тебя глаз! — просто сказал мальчик. Эти слова, как и предыдущие, мягко коснулись ушей Степана, эхо же от них его сотрясло. И он все вспомнил.

Так, значит, не сон это был — слизняк в папахе, с финкой в руке. Степан завопил и задергался. Какие-то руки, большие, сильные — их было много, — стиснули его с двух сторон и держали. Грудной женский голос размеренно заувещевал его:

— Ну полно тебе, ну полно!

— Кто здесь еще? — спросил Степан.

— Тетя Даша, — отвечала женщина. — И Анфиска, дочка моя, со мной.

— Какая тетя Даша?

— Шестакова. У нас ты лежишь, милый, у Шестаковых, в Протасове. Изуверы бросили тебя на улице. Думали, что ты преставился. Наш Данилка тебя увидел, потрогал лоб — холодный. Он уж тоже подумал, что ты дух испустил, а ты — дерг. Ну мы тебя и взялись отхаживать. Уж дней десять отхаживаем…

— Какая власть сейчас в Протасове?

— Комиссары вернулись.

Еще через три дня Степан позвал Данилку и сказал ему:

— Помоги мне, брат. Сходи на станцию, там где-то должны валяться остатки барахла с поездов. Деряева знаешь? Он со своей бандой поезда обирал. Найди свалку и посмотри там, не валяется ли где холщовый мешок, с помочами, небольшой такой. В нем должна лежать книга — толстая, в кожаном переплете, рукой писанная. Нужна мне эта книга, парень. Может и такое быть, что мешок кто-то себе забрал, а ее обратно на свалку бросил. Ты уж постарайся, хорошо поищи.

Данилка долго не возвращался. Линников лежал в кладовой, приспособленной для него тетей Дашей, и вслушивался в звуки, раздававшиеся за стеной, в горнице. Он ждал, когда стукнет входная дверь и тетя Даша вскричит: «Ноги-то отер?» Данилкины шаги будут бухающими и частыми — он не пройдет по горнице, а пробежит. Потом скрипнет дверь его кладовки и раздастся звонкое: «Нашел!» Степан ничего другого не ждал, только это. И это произошло — точно так, как ему виделось. И он даже нисколько не удивился.

Июнь был холодный, дождливый. Комиссар Владимир Гаков жаловался, что девчонок приходится чуть ли не целыми днями держать взаперти, а они, скученные, безобразничают, какие там воспитательницы — его самого не слушают. В отсутствие Степана в Благовещенском монастыре сделали наконец ворота и открыли колонию для девочек-беспризорниц.

— Надо же так тебе влопаться! — сказал комиссар уже в который раз, перескакивая от воспитанниц к Линникову, сидевшему перед ним. — Собирались вместе дело наладить, а теперь… Буду тогда еще кого искать, вместо тебя. Одному с ними трудно. Воспитательницы не в счет — орут, а толку-то что? Девки их ни во что не ставят. Это такие, Степа, девки, видел бы ты их!

— Я не прочь! — ухмыльнулся Степан.

— А черт! Сразу не привыкнешь, — смутился Гаков и опять пробормотал: — Надо же тебе так влопаться! Я-то думал: ты двинул в Москву…

— Володя, помоги мне. Вон бабка Гридина привела, потому и здесь, а так бы дома сидел. Сам один ходить не могу. Всякий раз на старуху не понадеешься. Она знаешь какая — когда уважит, когда к черту пошлет. Мне нужен постоянный кто-то, пока к новой жизни не привыкну. Дай мне девчонку какую-нибудь, чтоб при мне все время была.

— Так сбежит!

— Не сбежит. Ручаюсь. Дай только грамотную.

— Да как я ее тебе дам? Мои они, что ли? А отчетность?

— Отчитаешься! Что ж я, отдавший себя революции, от бандитов пострадавший, помощи не заслуживаю?

— Заслуживаешь, — согласился Гаков. — Девки-то только здесь одна дрянь. Воровки, проститутки.

— Да ладно тебе, дрянь. Иль настоящей дряни не видал? Грамотные-то есть?

— По складам-то читают многие. Надо будет подумать, какая тебе подойдет…

— Чего думать? Дай ту, что лучше всех читает.

— Есть у нас тут одна, Сонька, читает как взрослая. Только девка-то разбойная, самая трудная здесь.

— Вот эту мне давай. Прям сейчас.

— Да как ты, увечный, с ней справишься?

— Мое дело. Зови ее, — нетерпеливо настаивал Степан.

Гаков стукнул кулаком по столу и сказал:

— Давай тогда уговоримся: сбежит, других не проси.

— Согласен.

— А со жратвой-то как у тебя?

— Порядок, — ответил Степан. — Веревку делаю вместе с дедом Гридиным. Пустяковое дело, а барыш от него хороший.

Когда Гаков привел Соньку, Степан попросил комиссара оставить его с воспитанницей одних.

— Сколько тебе лет? — обратился он к раздавшемуся рядом сиплому дыханию.

— Двенадцать, — сказал прокуренный голос. Не знал бы Линников, кто перед ним, подумал бы, что говорит с мальчишкой.

— Мне нужна помощь — сварить, убрать, постирать, отвести, куда скажу, книгу вслух почитать. Такое тебе от меня предложение: ты мне помощь — я тебе стол и дом. Сыта будешь, в тепле, в безопасности. Сама знаешь, малолеткам везде плохо. На вокзалах, на дорогах, в колониях — везде. Тебе надо расти. Вырастешь — другое дело. Расти у меня! Сделала, что я сказал, — дальше делай что хочешь. Согласна?

— Сними очки! — потребовала воспитанница.

— Зачем?

— А может, ты с глазами.

— Не веришь?

— Не дура, чтоб каждому верить.

— Ну смотри.

Сонька подошла к Линникову вплотную. Он приподнял очки. Девочка задержала его руку своей и, разглядывая, сказала:

— Ты похож на упыря.

— Значит, подхожу? — усмехнулся Степан.

— Подходишь, — серьезно ответила Сонька.

8

«Ангел, устыдившийся своего плача,

ангел, проглотивший слезы,

чернеет, глохнет, слепнет, тяжелеет.

Черный ангел не услышит крика.

Черный ангел не увидит крови.

Черный ангел не заметит, как раздавит».

Когда я проснулся на следующее утро, Нади в палатке не было, и мне не довелось ей рассказать о своей ночной вылазке. Компаньонша вернулась с другим заключением:

— Гридинской избы больше нет и в помине. На ее месте стоит новый дом, и там живет семья.