Евгений Лундберг - Кремень и кость

• Название: Кремень и кость
• Автор: Евгений Лундберг
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1931

---

Молодой говорил женщине:

— Светлое место, сладкая вода. Много рыбы в реке. Пещера глубже пещеры того племени, которое нас изгнало.

Женщина думала о том, что она носит ребенка, что близка зима, что ей скоро станет труднее гоняться вместе с мужчинами за добычей, что старик ослабел, что ребенок, не родившись еще, требует более обильной пищи и мешает ей перебегать с холма на холм.

V. Пещера

В течение зимы люди обложили обломками камней вход в пещеру. Он стал уже и безопаснее. Едва заметная тропинка вилась от входа к реке, и другая — на вершину холма. За два дождливых лета склоны его покрылись пышными травами. Серны перестали ходить на водопой мимо пещеры, протоптали другую тропу пониже, но и там была ощутительной убыль от меткой руки старика.

Собачьи стаи рыскали в окрестностях пещеры, следя за каждым шагом охотников. Когда волк плелся вдоль реки, косясь на плеснувшую рыбу, в зарослях дубняка подымался пронзительный собачий лай. Пушистый щенок подкатился ко входу в пещеру и обмер — много щенят было съедено в этом сухом и просторном жилье за минувшие зимы, но этот щенок уцелел — обмер, тявкнул и пустился на утек, на тонкое заливистое подвывание дрожащей мелкой дрожью суки.

В новом поселении рождались дети.

Опыт покинутого племени вспоминался на каждом шагу и помогал жить.

В углу извилистого коридора, промытого водою в известняке, люди сложили вновь изготовленные дротики с грубо обитыми наконечниками. Однорядный новый гарпун был вечным напоминанием о селении отцов. Старик трудился над выделкой оружия, отдавая ему все свободное от охоты время.

Окрестности были хорошо изучены. На берегу реки, повыше человеческого становища, жил медведь, обладавший беспокойным нравом. Медведь был признанным врагом Нового поселения, но без крайней необходимости никто не решался с ним сразиться.

Иногда по долине, среди лесных зарослей, проходило стадо зубров. Огромные животные двигались не спеша, точно погруженные в глубочайшую задумчивость. У них были выпуклые глаза, спутанные гривы и тяжелая поступь.

Люди взбирались на холм у жилья и осторожно шли за ними.

Зубры среди животных казались им высшими существами. Их задумчивые глаза напоминали человеческие.

(примечание к рис.)

А на следующий день двое мужчин уходили вдогонку за стадом. Страх сплетался с охотничьей жадностью.

Зубры долго не принимали вызова, неторопливо меняя направление. Но разъярившись, они нападали на людей. Среди узких оврагов, от камня к камню, от дуба, к дубу, лукаво отступали охотники, меча дротики.

Во время одной из охот семилетний сын человека нарушил все запреты. Он улучил момент, когда мать отошла от становища, быстро скатился на четвереньках к реке и побрел по колена в воде вдоль берега. Он забыл о медведе, о змеях, о рыси — обо всем страшном, что изо дня в день загораживало от него обширный мир.

Солнце ярко светило. Гигантский коршун стоял в небе неподвижной точкой. Антилопа упала на колени от испуга и, выпрямившись, кинулась прочь. Мальчик нашел в камышах утиное гнездо к с удовольствием выпил яйца.

Издали донесся материнский призыв. Мальчик припал к берегу. Он не боялся медвежьего логова, но боялся матери. Он пошел вперед — вдоль берега, против течения.

День угас, мальчик не возвратился домой. Мужчин тоже еще не было. Трудно было женщине ждать в бездействии, но закон доисторического быта — не отходить от жилья в одиночку после заката — был сильнее любви и опасений.

Возвратились молодой и старик. Привыкшая к гибели близких женщина кратко и спокойно рассказала о пропаже ребенка. Человек вышел на ближайшую к реке известковую террасу. Это был старший из рожденных в пещере, это был первый побег нового племени. Это был второй после него мужчина в пещере. Еще сегодня утром он не был одинок, ибо голова ребенка приходилась ему выше локтя, когда они стояли рядом. Человек круто повернулся. Войдя в пещеру, он не сказал женщине о своих намерениях. И она не стала ни спрашивать, ни жаловаться. Старик бросил работу над тонкими зубцами гарпуна и стал готовить испытанные в прежних охотах копья.

VI. Месть

Медведь уходил с дротиком в ляжке.

— Он уйдет! Он уйдет! — кричала женщина, и слов уже нельзя было различить в ее неистовом крике. Ударом камня, прыжком вперед, отвечал на ее призывы человек.

Медведю несвойственно было отступать перед врагом. Человеку свойственно было лукавить в борьбе с сильным зверем.

Но сегодня медведь отступал, а человек не лукавил. Медведь ушел от реки. Миновав заросшее тростниками болото, он залег в расщелине так, что из-за скалы виднелись только его горящий ненавистью глаз и мокрое взлохмаченное ухо.

Старик кинул в него камень и промахнулся. Молодой стоял наготове с дротиком. А женщина, поборов свой неудержимый крик, уходила в сторону от мужчин, к каменистой гряде, у нижних расщелин которой залег медведь.

Быстрым движением подался вперед человек. Снова с силою метнул камень старик, чтобы заставить зверя выйти из засады. Все выше и выше карабкалась женщина по кручам. Она пробежала по продольному выступу и, опустившись над расщелиною, обняла руками, точно ветвями упругого дерева, глыбу камня.

Напряглась, охнула, еще раз навалилась всем телом — камень сдвинулся, покачнулся и тяжело запрыгал по отвесу.

Все трое застыли в ожидании. Тяжелое уханье глыбы и рокот провожающих ее камней смутил медведя. Он беспокойно шевельнулся, скрылся в расщелине, подобрался и кинулся бежать, оставляя неприкрытыми бок и окровавленный зад. И снова сверху донесся пронзительный женский крик. Старик и молодой побежали наперерез медведю.

Впереди гряда уходила от реки, и простора было больше. Медведь перестал верить в свою силу. Он бежал к лесу, оборачиваясь на ходу и разжигая преследователей своим испуганным видом. Чем меньше верил он себе, тем смелее и напористее становились люди.

День склонялся к вечеру. Косые лучи солнца розовели, багровели, темнели. Осыпанная закатным блеском цапля пролетела на ночлег. Неистово крякали, садясь в тростниках, утки. От лугов и вод веяло вечерним покоем. Как ни стремителен был бег охотников, женщина, соскользнув с кручи, уже догоняла их. Молодой слышал за собою неистовый топот ее ног. Не замедляя бега, он указал ей рукою на солнце. Оно было у самого горизонта — ночь шла на подмогу зверю.

(примечание к рис.)

Когда стемнело, преследование прекратилось. Сгрудившись, стояли в лесу трое людей, прислушиваясь к всхлипываниям уходящего от них раненого зверя. Стало очевидно, что медведя уже не найти. Женщина отделилась от мужчин и упала на землю на опушке леса. Ее душила ненависть к ночи, к вверю, к молодому, к старику. И когда она по хрусту ветвей поняла, что мужчины идут за нею, ей захотелось на минуту, чтобы и они погибли, чтобы остаться ей одной, без очага и защиты, среди камней, болот и стволов.

Молодой негромко окликнул ее.

— Уйди, — ответила она незнакомым ему, измененным голосом.

Он был не только отцом ее детей и сородичем, он был первым в пещере, и не пристало женщине гнать его от себя. Но на этот раз человек чувствовал себя виноватым.

Она поднялась с земли, стала перед мужчиною грудью к груди, глазами к глазам и потребовала от него хриплым, заглушенным голосом:

— Дай мне медведя.

И старику:

— Дай мне медведя.

И крикнула в пространство, населенное страхами и неведомыми силами:

— Мне его! Мне! Я съем его сердце…

Она была одна — против них и зверя. Зверь здесь, близко, он хотя и ранен, но жив — только об этом и помнила она.

— Разыщем, когда придет день, — успокоительно сказал старик.

Женщину повели к жилью. Возбуждение сменилось равнодушием. Глаза ее не видели, уши не слышали: она думала о своем.

Когда поравнялись с грудами камней, за которыми еще недавно отлеживался медведь, она присела на корточки и начала вырывать пальцами из земли заостренный камень.

— Его нет, — сказал человек.

Старик молчал. Ему, как и женщине, чудились в сумраке огромные очертания медведя. Не того, которого они ранили, а того, которого ненавидели. Ведь если бы тот, раненый медведь, был убит, ненависть их не насытилась бы, их память продолжала бы складывать воедино черты ненавистного образа. Отныне мысленно они убивали его каждый день и каждую ночь, заповедав ненависть эту детям и детям детей. И дети исполняли данную им заповедь. Если они не боролись с медведем наяву, то видели его во сне. Он то побеждал их, то валялся у их ног, как шакалий щенок, то раздваивался, утраивался — из каждого куста высовывалась оскаленная звериная морда.

Пещера и медведь — вот что сызмальства наполняло память и воображение людей маленького племени. Пещера — дом, медведь — враг. Сначала — враг губительный, потом — враг, оттесненный от становища и побежденный, гордость охотника, мерило и образ его силы, почти название ее.