Дмитрий Старицкий - Ловец человеков

• Название: Ловец человеков
• Автор: Дмитрий Старицкий
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-9922-1809-1

Старик-музейщик в результате автокатастрофы оказался перенесенным в пятнадцатый век, в тело принца Фебуса, наследника престола Наварры — небольшого, но стратегически очень важного горного королевства между Францией и Испанией. Старый тихий интеллигент, одинокий, больной и никому не нужный, превратился в молодого, красивого предводителя народа васконов, авантюрного «ловца человеков» на свою службу, собирателя земель, завоевателя городов, покровителя промышленности, наук, искусств и покорителя женских сердец.

---

— А я много языков знаю. Таков царский удел, — ушел я в несознанку. — Служить будешь?

— А корабелю дашь? Из милости.

— Все дам. И коня милостивого, и саблю, и шапку каракулевую, — смеюсь.

— Тогда я твой, — склонил голову хлопец. — Только, чур, княже, до весны.

И мы оба засмеялись задорно, хорошо понимая друг друга.

Второй день плавания я решил посвятить физическим упражнениям, проверить все же возможности моего нового тела, да неспешному подведению итогов и построению планов на будущее, но обломился, так как нас стали преследовать две галеры под белыми флагами с золотыми лилиями. На каждой стояло не меньше полусотни арбалетчиков. И все мои благие пожелания накрылись медным тазом.

Бретонские парусные нефы от безветрия приотстали и маячили далеко за кормой.

Франкские галеры очень долго с нами сближались, практически до обеда, меняя галсы по ветру, и мы почти потеряли за кормой более тихоходные и менее маневренные союзнические парусники. В любом случае рассчитывать на их помощь было нечего. Если ветер покрепчает — помогут. А нет так нет. Кисмет, как любит говорить капудан.

Я как-то читал, что морской бой парусников мог длиться всего минуты, а основное время — часто многие часы — съедали именно маневрирование, отнятие ветра у противника, проведение правильного маневра для абордажа или подводки корабля противника под огонь своей бортовой артиллерии.

А вот и сам капудан спешит ко мне, шлепая задниками богато расшитых туфель по палубе.

— Мой солнцеподобный эмир, какие будут приказания? — склонился он передо мной, являя глазам розовую косынку.

Однако под халатом негоцианта блестела позолотой дорогая кольчуга панцирного плетения, и весь его арсенал на поясе был готов к применению.

— Мы сможем от них уйти? — спросил я в лоб.

— Попробовать можно, но на парусах они будут быстрее нас. А весельная команда у меня сейчас вашими стараниями ослаблена, — посетовал он.

— Зато усилена абордажная команда, — осадил я его попытку снова посадить узников совести на весла. — Кроме копта, там все неплохие бойцы. Лишними не будут.

Наконец галерам франков, уже после того как мы успели со вкусом и не торопясь пообедать, удалось взять нас в клещи, пока еще на расстоянии больше двух кабельтовых. Все же они были помельче, поуже в корпусе и повертче большой сарацинской галеры. Наш корабль только на прямой дистанции выигрывал у них в скорости, дважды вырываясь из этих «клещей» короткими рывками. Последний раз, выйдя прямо из-под шпирота франкской галеры, на который уже готовы были спуститься их абордажники. Пару франков удалось подстрелить сарацинским матросам из тугих турецких луков. И одного ссадить с мачты, когда тот лез в «воронье гнездо» с арбалетом. Стрела попала ему в левую руку, но вот громкое падение с реи на палубу вряд ли добавило ему здоровья.

До этого мы дважды уже сходились с франками на перестрел, но легкие стрелы валлийцев относил посвежевший ветер, и я приказал бросить это бесполезное занятие и не тратить зря стрелы. Выждать, пока ближе не подойдут. Арбалетный болт доставал палубы противника, но его также, хоть и намного меньше, сбивал с прицела ветер.

Впрочем, и врагам нашим ветер также не помогал стрелять в нас.

Пока мы с франками вот так играли в морские кошки-мышки, небо потемнело, и ветер резко усилился. Паруса все убрали и гоняли друг друга исключительно на веслах.

А потом неожиданно пришел шторм.

Да что я говорю — не шторм, а ШТОРМ!!!

И нас разнесло с противником высокими водяными валами далеко друг от друга.

Ощущение того, что низ моего живота стремится сорваться в колени, появилось у меня и больше не пропадало. Точно так же, как и верх желудка поселился где-то в районе зоба, стараясь проскочить наружу. Но пока было еще терпимо. А потом нас стало немилосердно мотать на больших волнах, которые шторм перекатывал через палубу, и все внутри меня поменялось местами.

Это был первый настоящий шторм, который я видел за обе своих жизни, и поначалу зрелище разбушевавшейся стихии завораживало и притягивало к себе мой взгляд этой величественной нечеловеческой жутью, но постепенно морская болезнь взяла свое.

Бортовая качка была еще терпимой, хотя и на пределе возможностей. А вот когда пошла килевая, то я неожиданно обнаружил себя в каюте, валяющимся пластом на оттоманке с вывернутым наизнанку желудком и привкусом медной пуговицы во рту. Периодически сокращался буквой «зю» и меня рвало горькой желчью — больше нечем было. Да и желчи во мне почти не осталось. Казалось, еще чуть-чуть — и выверну в медный таз последние свои потроха.

Так пролетело более суток… или еще больше. Достаточно долгое время для того, чтобы измучить и измотать доставшийся мне юный организм буйством морской стихии до состояния «бери меня тепленького и делай со мной что хочешь». Однако, признавая такую возможность в принципе, сарацинский капудан повел себя в этой ситуации весьма благородно. То есть не сделал совершенно ничего из того, что мог. И я, и мои спутники, и даже освобожденные гребцы остались на свободе, даже со всем состоявшим при нас имуществом.

Вместе со мной в каюте страдал от морской болезни Филипп. А вот Микал и Ленка, казалось, в этом буйном море родились: им было настолько хорошо, насколько нам плохо, если не считать надоевшей и им тоже качки. С помощью чернокожего Марка они заботились обо мне и моем оруженосце с полной самоотверженностью, не гнушаясь никакой грязной и противной работой, которую мы им периодически добавляли.

Но все кончается. Кончился и этот чудовищный шторм. Но не волнение. На высоких и длинных валах корабль скользил как на американских горках. По крайней мере, ощущения были именно такие, как в юности, когда я водил девочек в «Луна-парк» около Речного вокзала. Почему-то после таких адреналиновых аттракционов они были более податливы на поцелуи.

Но выматывающей килевой качки больше не было, и я смог проглотить без последствий чашку куриного бульона.

Посетивший меня капудан Хасан посетовал:

— Ваше высочество, прошу вас: не держите гнев на старого капудана, ибо я не в силах бороться с морскими стихиями. Тут на все воля Аллаха, который был к нам в этот раз благосклонен. Самое страшное уже позади. Сейчас при умеренном северо-западном ветре мы довольно быстро доберемся до суши, где моему кораблю предстоит серьезный ремонт. И я надеюсь на вашу помощь.

— Что от меня потребуется, Хасан-эфенди?

— Охранная грамота от ваших подданных и некоторое количество высушенного дерева.

— Считайте, что они у вас уже есть, — успокоил я его и тут же задал самый для меня актуальный вопрос: — А куда нас выбросит на берег морская стихия?

— По моим расчетам, очень приблизительным, — где-то от Байонны до Бильбао. Точнее пока сказать не могу. Но мимо континента не проскочим, это уже точно.

— Какова сейчас высота волн?

— Где-то шесть-семь локтей, мой эмир. Против них идти бесполезно, даже с такой большой командой гребцов, как у меня. Остается только держать корму под ветром, благословляя Всевышнего за то, что ветер нам относительно попутный. Надеюсь, к вечеру волнение утихнет, и я смогу взять ориентиры по звездам.

И тут же оговорился:

— Хотя все в руках Аллаха. Это Бискай.

Капудан меня покинул и прислал мне большой кувшин кислого питья. От этого напитка действительно стало легче. И я решился выйти на палубу.

День клонился к вечеру. Небо прояснилось, и даже солнце иногда проглядывало в разрывы между светлыми облаками. Гнетущей серости большого шторма не осталось и следа.

Галера, втянув в себя весла, шла под зарифленным латинским парусом фок-мачты, резво взлетая на высокий гребень волны и глиссируя на большой скорости, летела в длинный провал между волнами и, опережая их, снова легко взлетала на гребень следующей, рассекая ее верхушку шпиротом. Действительно «американские горки», которые в Америке зовут «русскими». В отличие от болтания корабля в большой шторм, ощущения скорее были радостными, чем гнетущими.

На палубе, держась за какую-то веревку стоячего такелажа, я полной грудью с наслаждением втянул в себя свежий просоленный воздух, от чего закружилась голова. Но огромный Марк легко придержал меня, позволив снова уцепиться за пеньковый трос.

Чистый воздух поднял мне настроение, позволяя забыть ту мерзкую смесь газов с густым запахом желчной рвоты, которой пропиталась атмосфера каюты.

Не могу сказать, сколько времени я так простоял, но организм испытывал эйфорию, от которой отказаться у меня не было сил, и я не давал себя увести с качающейся палубы.

К закату волнение уменьшилось, и галера, став «крылата парусами», с тихим шипением вод скользила по пологой волне как призрак в ночи.

Только когда стемнело и на корабле зажглись ходовые огни, меня смогли увести в проветренную каюту, где я наконец-то уснул и проснулся только от крика множества глоток: «Берег!!!»