Татьяна Догилева - Тогда, сейчас и кот Сережа

• Название: Тогда, сейчас и кот Сережа
• Автор: Татьяна Догилева
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083753-3

Книга талантливой рассказчицы Татьяны Догилевой увлекает с первых страниц. Актеры тоже люди, они так же ностальгируют по прошлому, воспитывают детей и заводят котов. Эта книга своего рода дневник известной артистки. Читаешь и удивляешься, какие же мы все люди одинаковые…

---

Я от всего этого прибалдела и спросила: «А почему бы самой педагогине не отслеживать ситуацию? Это же ее обязанности?» – «Да какие они педагогини! – махнула Марь Ванна безнадежно рукой. – Танцорки!» И тут я вдруг услышала истошный крик моей дочери, внутри все оборвалось, и я ринулась из каморки на крик, задыхаясь от ужаса и предполагая самые страшные происшествия. Поэтому, когда я увидела целую Катю, с руками и ногами, головой не в крови, то у меня внутри образовалось ощущение счастья и немыслимой удачи. А дочь рыдала, содрогаясь всем телом, и выкрикивала: «Я никогда, никогда не пойду больше на хореографию!!!» Я схватила ее в охапку, стала гладить и спокойно повторять: «Хорошо, конечно же, не пойдешь, все будет как ты захочешь». Когда ребенок немного успокоился, я спросила: «Опять Лиза?»

Да, это опять была Лиза. Я не стала выяснять, что она сделала на этот раз. «Одевайся, Катя». Катя стала переодеваться прямо в коридоре, а когда она уже была готова, я сказала: «Подождем окончания занятий, я хочу поговорить с вашей учительницей». Марь Ванна спряталась с глаз моих долой. И вот занятия закончились, девочки стали выходить из зала, и я попросила дочь: «Покажи мне Лизу!» – «Вот она», – указала Катя на девочку, последней выходившую с занятий. Это была очень симпатичная девчушка, просто такой веселый ангел с голубыми глазами, вздернутым носиком и самым развеселым выражением лица. Я перехватила ее у дверей: «Здравствуй, Лиза, давай познакомимся, – сказала я вежливо и доброжелательно, как и написано у Карнеги. – Я мама Кати».

О-о-о! Что тут началось! Лиза шваркнулась спиной о стенку и сразу стала повторять: «Я ничего не делала! Я ничего не делала!» И ангелок превратился в некрасивое и злобное существо. «Лизочка, успокойся, пожалуйста, – попросила я ее, испугавшись такой перемены. – Я не собираюсь ни ссориться с тобой, ни ругать тебя, я, наоборот, хочу попросить у тебя помощи и совета». Та недоверчиво взглянула на меня. «Вот у вас с Катей нелады, ты ее за что-то не полюбила. Она обижала тебя когда-нибудь?» – «Нет». – «А за что ты ее тогда обижаешь? Вот из-за этого Катя не хочет больше ходить на хореографию, а я очень хочу, чтобы моя дочь ходила сюда. Вот такая проблема. Подскажи, пожалуйста, как мне ее решить?» (Опять по Карнеги, он советует пригласить противоположную сторону к совместному решению проблемы.)

В голубых глазах Лизы появился какой-то недоверчивый интерес. «Я ничего не делала», – еще раз, но уже без энтузиазма попыталась она соврать. «Да делала, Лиза, делала. Но это уже неважно, давай решать, как дальше жить?» Но решить нам не дали. Страшным смертоносным смерчем налетела на уже успокоившуюся девочку Лизу неизвестная мне молодая женщина и стала трясти ее с такой силой, что голова Лизы стукалась о стену.

«Сейчас же проси прощения у Кати!» – кричала женщина. «Не надо ни у кого просить прощения, мы почти с Лизой договорились!» – попыталась я вмешаться. Куда там! «Проси прощения, я сказала!» – и трясет, трясет и бьет, и у самой безумие в глазах, а Лиза кричит: «Не надо! Я сейчас попрошу!» И вся эта сцена такая жуткая и болезненная, и так жалко и Лизу, и ее маму, потому что какое-то отчаянное нездоровье и несчастье считывается за их поведением, и думаешь: «Боже! Да как же они живут, если нервы их в таком состоянии! Какой же ад у них, наверное, дома!» И хочется им как-то помочь, честное слово. Но тут в дело вмешались бабушки, ну, те, которые других юных танцовщиц поджидали и переодевали, налетели они птичьей стаей и давай галдеть глупости: «Лиза не нарочно! Она нечаянно! Она девочка хорошая! Лиза, скажи, что ты не нарочно!» Бабки были не очень в курсе событий, но шума стало столько, что я схватила дочь и побежала без оглядки с этой Лысой горы. А дома мы отдышались, помолчали, переваривая увиденное, и я сказала: «Я тебе обещала, что ты бросишь хореографию? Так вот ты ее бросишь, но только когда мы сами этого захотим. А до этого я буду сидеть на всех уроках и следить за ситуацией. Согласна?» – «Да», – ответила дочь. И я готова была выполнить свое решение и защитить свою дочь, и не дать неучам и безжалостным паразиткам, которые взялись за работу с детьми, лишить мою дочь радости от занятий танцами. Но… был перерыв на майские праздники, мы уехали на дачу, а на даче Катя и ее друг Тема решили научиться летать. Катя была Икаром № 1, она смело прыгнула с высоченного шкафа, но быстрое махание руками не помогло полету, и она шлепнулась на ковер и сильно растянула связки голеностопа, что, на мой взгляд, было большой удачей, так как полет мог закончиться более драматично. Но вопрос о хореографии отпал надолго. А потом лето, а потом Катя пошла в школу, а там была своя хореография. Но Лизу с ее мамой я вспоминаю часто и очень надеюсь, что у них в конце концов все наладилось, а то уж больно страшно тогда было на них смотреть…

P.S. Я совсем не считаю себя хоть что-то смыслящей в педагогике. В отношениях с дочерью случались страшные бури и катаклизмы, а пару раз в совершеннейшем отчаянии я отправляла ее «жить к папе», к тому времени мы с ним развелись и жили отдельно. Так что я пишу все это не для поучений, а просто рассказываю, как было у меня, вдруг какой-нибудь мамаше пригодится…

2. Жнивье, овины и школьницы с «Луи Виттон»

Катя росла девочкой умненькой, хорошо училась, и я как-то была спокойна по поводу ее интеллектуального развития. Но в один прекрасный день она пришла и обратилась ко мне за помощью. Было это не то в шестом, не то в седьмом классе. Надо было ей выучить срочно стих про Родину, ну, не только ей, всему классу дали такое задание. Я немного посидела, подумала и полезла в книжный шкаф, откуда извлекла толстый том Лермонтова. «Вот, – сказала я. – Самый знаменитый стих про Родину. Учи и будешь в полном порядке».

Катя и пошла учить, память у нее отличная, так что где-то через минут сорок она меня попросила послушать, как она читает вслух. Что тоже было странно, она обычно никогда ко мне с такими просьбами не обращалась. А я что ж? С радостью! Зашли мы в гостиную, и я начала слушать. Катя как-то уныло пробубнила прекрасные строки, уставилась на меня, и некая безнадежность затаилась в ее взоре. А я ж актриса. Расстроилась, что моя дочь так стихи плохо читает, и начала «работать», объясняла ей про эмоциональность и идею автора. Попробовали еще раз, потом еще… Бесполезно. Катя заунывно бубнила, глядя в правый угол потолка. Я отчаялась и даже разочаровалась в способностях своей ненаглядной дочери.

А потом у меня мелькнула догадка, и я спросила: «Катя, а ты вообще понимаешь, про что Лермонтов пишет?» – «Ничего не понимаю, ни единого слова», – горестно сообщила она. Я прямо растерялась. «А что же тебе непонятно конкретно?» О! Моей дорогой шестикласснице было непонятно примерно следующее: овины, жнивье, обоз и даже «чета белеющих берез». Но это я малую часть перечислила. Я была потрясена и впервые почувствовала пропасть между поколениями. Я помню, мы откуда-то знали все эти слова, никто нам не объяснял, что такое овин, как-то само собой было понятно, что это сельскохозяйственная постройка.

Я вздохнула и стала рассказывать. Катя недоверчиво слушала мои объяснения. Не доверяла она мне, а, может, я плохо объясняла. В тишине я прочитала ей лекцию и спросила: «Поняла теперь?» Дочь кивнула, но и кивок был какой-то неискренний. Она помялась и совсем меня ошеломила следующим вопросом: «А что такое “избы, крытые соломой”?» А я-то еще успела пожить в такой избе в своем раннем детстве у бабушки в подмосковной деревне и со знанием дела рассказала: «Это теперь крыши в деревнях покрывают железом или черепицей, а раньше крестьяне покрывали их соломой, понятно?»

Дочь помолчала задумчиво, что-то там у нее не складывалось в ее головке, и выдала мне: «А зачем они покупали такие дома?» – «Кто?» – «Крестьяне эти?»

Похоже, она и про крестьян не знала, просто стеснялась уже меня спросить. А ведь она на тот момент была почти отличницей… Что ж там у них за учебники такие, в школах современных? А каждая школа учила детей по своим учебникам, как правило, их писал кто-то из родственников или деловых партнеров школьного начальства, учителя сами плакали от этих учебников, но против приказов начальства не попрешь, как говорится.

«Бедные они были, крестьяне эти. Давай, Кать, другой стих искать». Потому что Катя мне все равно не поверила, что человек, имеющий загородный дом, даже и «крытый соломой», может быть уж таким бедным. У нас-то загородного дома не было.

А дальше непонимание между мной и моей дочерью стало расти и шириться. В седьмом классе она вдруг стала говорить про какую-то «элиту». Я заинтересовалась. Оказывается, элитой 7 «Г» класса считалась группа девочек, и «элитность» их заключалась в том, что они каждый день ходили в школу в разных дорогих брендовых нарядах и меняли сумки «Луи Виттон», и поэтому все хотели с ними дружить, а они только выбирали, с кем им общаться. Предпочитали они мальчиков из старших классов, которых все боялись, потому что те были «безбашенные кавказцы». (Прошу не обвинять меня в национализме, я просто описываю, как было. Например, один буян бил всех ему неугодных и при этом кричал: «У меня папа – главный прокурор Москвы! Я тебя убью, в асфальт закатаю, и мне ничего не будет!» Вот элитные семиклашки решили сделать его своим рыцарем.)