Станислав Михайлов - Эра воды

• Название: Эра воды
• Автор: Станислав Михайлов
• Жанр: Научная Фантастика

Технологическая НФ в антураже покорения Солнечной системы: с элементами мистики, личным героизмом и нетривиально развернувшейся любовной историей.

Места действия: Ганимед, Марс.

Это роман о Поле Джефферсоне.

История парня из недалекого будущего: молодого ученого, судьбою заброшенного на Ганимед.

Мир к тому времени насытился и отошел от материально-денежных мотиваций; основным стимулом развития стало научное любопытство.

Люди приступили к исследованию и преобразованию планет Солнечной системы, создавая на них земные условия для жизни. Ганимед — крупнейший из Галилеевых спутников Юпитера — был одним из первых пробных камней в этой игре. И он же оказался яблоком раздора между двумя социальными группами: преобразователями и натуралистами.

Так все и началось…

Продолжение: в романе «Жемчужина».

---

— Конечно! Как же не было?! Образцы-то у нас пропали. Мы с доктором Боровски — это мой научный руководитель, Маргарет Боровски — почти сутки ковырялись под дождем, брали их, можно сказать, вслепую, дождь из тысяч ведер, знаете ведь, как тут льет, и при этом туман стеной, даже для Ганимеда денек выдался хоть куда. А еще сломался аэрокар. Юпитер, конечно, исключения для нас не сделал, заполнил собой весь коротковолновый эфир, связаться с базой не удалось. Пришлось топать пешком до ближайшего коммутатора. Образцы, как положено, сложили, поставили палатку, маяк. Нас забрала машина с пятой станции, они работали в том же районе, а когда мы вернулись за образцами, нескольких не досчитались. Кто-то мог бы не заметить, но у нас строго, нулевая видимость или нет, дождь какой угодно, хоть метеоритный, а учет должен быть, так что в журнале все образцы отмечены, строго под номерами, хотя и не были толком описаны. Куда-то пропали девять — вроде, со сто пятнадцатого по сто двадцать четвертый, можно уточнить у доктора Боровски.

— А что это были за образцы… Пол? — Это опять Катя. Мне показалось, или она смотрит на меня по-другому? «Черт-черт-черт, приди в себя, Джефферсон, кто ты и кто она!» — примерно так подумал я, собрался и ответил твердым голосом:

— Пирокласты. Они тут везде, туф, брекчии. Мы восстановили порядок пробоотбора, но не смогли понять, почему пропали именно эти. Роботы их брали из разных мест, некоторые всего в полуметре от других, но те не пропали. Ничего особенного там не могло быть. — Я развел руками: мол, никаких особенностей, хоть режьте.

— Посмотрите, Пол, похож на ваши? — она указала взглядом на проекцию, появившуюся передо мной в воздухе. Кусок туфа, темный, серо-зеленоватый, крупнопористый, с характерными включениями капель обсидиана.

— Как брат родной, — улыбнулся я. — Из нашей коллекции?

— От ваших соседей с пятой станции. Они вчера заявили об открытии. Смотрите внимательно… — Образец перед моими глазами повернулся, и я заметил в его боку отпечаток. Что-то похожее на жгут из щупалец, сантиметра три длиной. Определенно не магматического происхождения, определенно.

В разговор снова вступил инспектор Бобсон, на черном лице которого не осталось и тени улыбки:

— Это, Пол, означает несколько вещей. Во-первых, грандиозное открытие. Уже четвертая планета Солнечной системы, вслед за Землей, Марсом и Европой, которая имела или имеет жизнь. Во-вторых: похоже, коллеги с пятой станции вас попросту обокрали и открытие присвоили себе. Этот вопрос будет обсуждаться в Научном совете Юпитера, он вне нашей компетенции. И наконец, в-третьих: мы не знаем, каков возраст этой… Доктор Старофф, подскажите, как называется? Да, спасибо, каков возраст этой «окаменелости» и во что могли развиться ее потомки в тепличных, по сравнению с Марсом, условиях подледного океана Ганимеда. Поаплодируем первому, осудим второе и задумаемся над третьим. Ваше предположение о влиянии чужой цивилизации на работу заводов не такое сумасшедшее, как можно подумать. Но именно поэтому мы просим вас, Пол, воздержаться от обсуждения данной темы с коллегами и, тем более, с посторонними. Особенно — в предстоящем разговоре с Жаком. Всего хорошего, Пол. Наблюдайте за происходящим, мы еще свяжемся с вами.

Инспектор Бобсон ласково улыбнулся, молчаливый Раф кивнул, а Катя… Разговор так внезапно кончился, что я не заметил, как она попрощалась, и от этого осталась неловкость. Катя… Ей же, небось, лет пятьдесят, а то и сто пятьдесят, медицина кого хочешь сделает юной. Да и по должности она какая-нибудь шишка в Планетном Управлении или хуже того — в Комитете Контроля. И вообще, она на Земле, а я — на орбите Юпитера…

Вердикт: выкинуть Катю из головы как можно скорее.

С этими мыслями я обратился к коммутатору и запросил соединение с Жаком. Он возник через пару секунд, будто ждал меня. Вернее, не он, а его проекция, сам-то он в камере. Возможно, и вправду ждал, готовился к разговору.

— Здравствуй, Пол.

— Здравствуй.

— Прости меня, Пол. — В голосе Жака сплошное сожаление. — Я совсем рехнулся на этом Ганимеде. Понимаешь, все из-за Мэгги… То есть из-за Маргарет…

Вероятно, на моем лице отразилось недоумение такой силы, что Жак поперхнулся и вынужден был прокашляться. Очки сползли на кончик носа и едва не соскочили.

— Не из-за Маргарет, конечно, она не виновата, собственно, она и не подавала мне надежды, это я сам решил, должно быть, выдумал, знаешь, нафантазировал, так бывает, когда живешь больше внутри себя, чем если… Ты понимаешь меня, Пол?

Взгляд Жака сквозь выпуклые стекла очков оказался настолько беспомощным и, одновременно, умоляющим, а ситуация — нелепой, что я не выдержал и рассмеялся.

— Жак-Жак, — я смотрел ему прямо в глаза, — ну, как ты мог подумать такое? Я и доктор Боровски? Если она чего от меня и хочет, так это чтоб я забеременел планетологией. Господи, Жак, ну нельзя же, в самом деле… Тебя заподозрили в терроризме, меня чуть не отправили в изоляцию, и все из-за твоей ревности, из-за Маргарет?!

Жак кивнул. Мне показалось, он сейчас заплачет. А может быть, и не показалось.

— Ты старый французский осел, — констатировал я безжалостно. — Пробовал поболтать с ней по душам тет-а-тет? Может, она к тебе неровно дышит? Пробовал, Отелло?

Жак замотал головой.

— Вместо того, чтобы подставлять друзей и рисковать нашей судьбой, мог бы проявить храбрость в другом месте, не находишь?

Жак кивнул. Точно, плачет.

— Инспектор Бобсон, или Робсон, или как его там, он с тобой живо разберется, от всех внеземных работ отстранят лет на десять…

— Пол, — неожиданно прервал меня Жак, — можно тебя попросить? Не говори ей, что это из-за… Ну, то есть… Что это связано с ней. Обещаешь?

— Конечно, Жак, не вопрос, — тоном, не допускающим сомнений, ответил я.

— Спасибо, Пол. Меня скоро отправят на Землю. Не держи зла, пожалуйста. И передавай привет всем на станции. Хорошо?

— Конечно, Жак. Скажи, вот ты микробиолог, как ты считаешь, на Ганимеде есть жизнь?

Он дважды моргнул сквозь толстые линзы, выражение глаз обрело что-то похожее на осмысленность. Все-таки, хоть размазня и, как оказалось, подлец, но профессионал…

— Не знаю, Пол. Мне не попадалась, однако принципиально такую возможность нельзя исключать. Здесь были теплые линзы рассола, да и практически пресных вод, были огромные бассейны в зонах стабильно активных тектонических разломов… Ну, ты знаешь лучше меня, как это бывает. Органику мы фиксировали, но аминокислоты — еще не жизнь. Могли образоваться и сохраниться какие-нибудь организмы. Ганимед очень плохо изучен, стыдоба. Поверишь, на всю планету — четыре квалифицированных биолога, четыре! Все распределяются на Европу. Там, понятно, лед тонкий, многоклеточные, бум ксенобиологии, но нельзя же совершенно игнорировать нас! Уникальные условия Ганимеда могут привести к образованию поистине невероятных форм, развивавшихся в изолированных ареолах сотни миллионов лет…

Жак разошелся, аж покраснел. Можно подумать, он не в камере, а на симпозиуме. Ох уж эти ученые, что он, что Мэгги, два ботинка пара. Хорошо бы смотрелись вместе, а меня бы усыновили потехи ради. Папа Жак и мама Мэгги, ха-ха-ха!

Внезапно он замолчал, будто на полуслове проснувшись и осознав, где находится и перед кем заливается соловьем. И сдулся.

— Пока, Пол, успехов тебе, — попрощался Жак Мессье. — Не забывай, ты обещал.

— Конечно, можешь рассчитывать на меня.

Он исчез, растворившись в воздухе, и, возможно, навсегда выбыл из моей жизни, а я остался сидеть в кресле перед пустой стеной. За окном смеркалось, в кабинете включился мягкий рассеянный свет. Пора возвращаться.

Я встал и быстро обернулся, но кресло, обманув мои ожидания, не исчезло, а так и осталось посреди кабинета. Наверное, деструктурировалось после того, как я вышел.

Под куполом имитировалась ночь, притушенный свет вдоль дорожек не мешал наслаждаться видом Юпитера, застывшего над горизонтом.

Я вновь подумал о людях следующего поколения, для которых эта картина станет привычной, как для землян — Луна, и которые не будут облачаться в маски и защитные костюмы, чтобы выйти из города. Небо, конечно, не всегда окажется безоблачным, иногда огромные дождевые капли примутся долбить по крышам домов и парковым дорожкам, соберутся в ручьи, понесут в теплое море опавшие листья и облетевшие лепестки цветов. И яркие ионные сияния, видимые даже днем, не дадут забыть о радиационной мощи гигантской планеты. Слышал, их модели тоже скоро запустят в показ на куполе.

Но эти люди уже будут считать Ганимед домом.

Полупустой вокзал ожидал поезда. Я перекусил в автоматическом кафе и скоротал время за просмотром новостей по общественному стереопроектору. Со времени моего прошлого к нему обращения — пару месяцев назад — их накопилось порядочно. Больше всего меня интересовал Марс, он намного богаче Ганимеда: развитый рельеф, долгая история выветривания, мощные осадочные слои, метаморфизм… Палеонтология на Марсе тоже круче, да и вообще, ученых там в тысячу раз больше. Преобразователи пока до Красной планеты не добрались, а скорее всего, их вовсе туда не пустят. Вот отработаю выпускной контракт и двину сначала в отпуск на Землю, а потом на Марс. Если заодно сделаю диссертацию, Мэгги от счастья обалдеет.