Патрик Квентин - Другая жена

• Название: Другая жена
• Автор: Патрик Квентин
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1995
• ISBN: 5-300-00077-9

Главный герой романа оказался в ловушке между двумя своими женами: спасая от обвинения в убийстве свою прежнюю, вынужден поставить под удар отношения с семьей своей нынешней, дочери крупного газетного магната. Расследование убийства разворачивается так, что под подозрением оказываются практически все действующие лица…

---

Потом все это внезапно кончилось. Мы как раз отдыхали в Портофино (был там и Чарльз Мэйтленд), когда там объявился мой сослуживец по морской пехоте Поль Фаулер; он приплыл на яхте Кэллингема, молодожен, окруженный ослепительной аурой благополучия. Никогда раньше я не встречался с настоящими богачами, и очаровательная кэллингемовская снисходительность к подвластному им миру меня приводила в отчаяние, усиливая сознание собственной никчемности.

После недели их пребывания в Портофино я ужинал с ними на яхте — без Анжелики, которой пришлось остаться с Рикки. Как оказалось, Старик уже прочитал мой «Зной юга», и он с поверхностным апломбом весьма состоятельных людей, даже не отдавая отчета, что говорит с автором, книгу немилосердно разнес. Это оказалось последней каплей.

Возвращаясь с яхты, я напился в маленькой остерии на молу и приплелся домой в самом ужасном настроении. Поднимаясь по лестнице к себе, я твердил: если Анжелики не будет, я покончу с собой.

Включив свет в нашей голой комнатке, я увидел, что Рикки лежит в кроватке, но Анжелики нигде не было. Вместо нее я нашел записку.

«Мне очень жаль, Билл. Я ушла к Чарльзу. Можешь оформить развод и забрать Рикки. Я согласна.

Анжелика».

И теперь, когда я лежал рядом с Бетси в темноте спальни, горечь той давней измены на миг так припомнилась мне, словно я до сих пор был в душной каморке на набережной. Миг ночной тоски миновал. Было абсурдно мучиться угрызениями совести из-за Анжелики. Она сознательно, с открытыми глазами избрала свой путь, и я тоже пошел своим путем. Мой, к счастью, совпал с путем Кэллингемов и их окружения, в основном благодаря Бетси, с чем я себя и поздравил еще раз.

Придвинулся ближе к жене, так что наши тела соприкоснулись. Бетси спала. Я обнял ее, поцеловал и опять уснул, на этот раз безмятежным сном…

В то время мое положение в издательстве Кэллингема было еще деликатнее, чем обычно. Должно было освободиться место вице-президента, и Старик по своей извращенной привычке стравливать подчиненных обещал эту должность и мне, и Дэвиду Мэннерсу, который работал в фирме намного дольше и, разумеется, терпеть не мог меня — «шефова любимчика».

Но, похоже, я не был таким уж любимчиком. Быть супругом Бетси представляло, скорее, неудобство, потому что Старика возмущала ее независимость и ее успехи в фонде и в замужестве. Я с самого начала был уверен, что он будет рад любой моей неудаче, чтобы иметь возможность с деланным огорчением сказать Бетси: «Видишь? Вот что бывает, когда берешь на работу несостоявшегося писателя только потому, что он твой муж».

В то утро атмосфера была напряженной. Вначале на аудиенцию был вызван Дэйв Мэннерс, а потом дважды подряд я. И оба раза я был совершенно уверен, что Старик что-то скажет о вице-президентстве, но тот оба раза промолчал. В первый раз разговор был вообще ни о чем. Во второй — только скалился на меня через свой огромный письменный стол, своими широкими плечами, широким ртом и широко расставленными бесцветными глазами более чем когда-нибудь напоминая мне хитрую и весьма опасную жабу, а потом выдал:

— Мне тут пришло в голову — Бетси не собирается сегодня вечером приставать ко мне со своей чертовой благотворительностью?

Прекрасно знал, как на меня действуют такие вещи. Старик всегда знал, что на кого действует, и выработал изощренную методику пытать людей — умел их буквально завести. Если бы я его так хорошо не знал, если бы он меня в определенном смысле не привлекал как сложная фигура, достойная воплощения в романе, я бы с удовольствием убил его на месте.

— Думаю, вы тоже придете, — продолжал он. — Мне понадобится моральная поддержка. Знаете, эти упрямые женщины! Они на меня страх наводят!

— Приду, — пообещал я.

— Отлично. И ради всего святого, скажи своей жене, чтобы подождала со своими речами, пока не закончится ужин. Она мне дурно влияет на пищеварение. Значит, ровно в семь.

И ровно в семь мы были на Ольстер Бэй, оба в вечерних туалетах; добрались вовремя, хотя по дороге нам пришлось забрать Поля и Сандру Фаулеров, чья машина была в ремонте.

Я был рад, что Поль с нами. Бетси, хотя это казалось абсурдным, в присутствии отца всегда была скована и напряжена, возможно, именно потому, что нуждалась в его любви и сочувствии, а тяжелая роскошь поместья Кэллингемов, давно уже меня не ослеплявшая, тем не менее действовала давяще.

Здоровый цинизм Поля вместе с его мальчишеским задором, — то, что так привлекало меня в нем во время службы в морской пехоте — к счастью, скрашивал мое пребывание в родовом гнезде Кэллингемов. Поль был из калифорнийской семьи, ставшей богатой и почтенной задолго до того, как мир вообще услышал о каком-то Кэллингеме, и он был единственным, кто отваживался задирать Старика; тому это, похоже, даже нравилось. У него, тем более, была слабость к Сандре, прелестной жене Поля, которой он любовался многоопытным взглядом вдовца. Впрочем, Поль именовал ее обычно «Поли» — по причине, которую однажды мне открыл.

— Тебе, Билл, как старому бывалому товарищу, я могу по секрету открыть эту тайну: Поли не женщина из плоти и крови. Она изготовлена из лучших сортов полиэстра. А знаешь, кто ее сконструировал? Те мерзавцы, что помещают рекламу в ваших гнусных журнальчиках. И знаешь, для чего? Чтобы сделать из нее прелестный манекен, способный демонстрировать бриллианты, кадиллаки и норковые шубки. А я, несчастный, осужден вовек ей все это обеспечивать. Хороша ситуация? Представь себе, как это давит на мой характер, мораль и кошелек. Фонд Бетси Кэллингем против лейкемии! Уж лучше бы это был Фонд Сандры Фаулер на драгоценности, меха и автомобили!

Тот вечер не слишком отличался от других ужинов у Старика: всего было слишком — слуг, еды, напитков, а младшей доченьки Дафны — просто чересчур.

Дафна Кэллингем в свои девятнадцать лет была самой испорченной штучкой, какую я когда-либо знал. Заслуга в этом была, разумеется, папочки. Если бы он не обожал ее так слепо, если бы не внушал, что любой мужчина от природы ее раб, могла бы быть вполне милой девушкой. Ведь она была хороша собой: голубые глаза, курносый нос и густая грива русых волос. И она была в своем роде добра и бескорыстна, если это ее не слишком обременяло.

За ужином сидела рядом со мной и кокетничала напропалую. Она всегда пыталась обольстить меня своим шармом, хотя я знал, что делает это, только чтобы досадить Бетси. И поэтому душа у меня к ней не лежала. Сколько я знал Кэллингемов, что-то все время заставляло ее доказывать, что она красавица, а Бетси — «мышка». Меня это злило, потому что Бетси была все еще настолько чувствительна, что на это обижалась.

Старик, когда не делал комплименты Поли, прямо таял при взгляде на Дафну. Поль, как искушенный дипломат, то и дело отпускал шуточки. Все это оставляло Бетси в стороне, и обстановка за столом вызывала у нее ощущение, что она нудная, скованная и портит все дело. Я ободряюще улыбался ей поверх роскошной подставки с серебряным блюдом, занимавших середину стола, и она ответила мне улыбкой. Но я-то знал, что она несчастна.

И никто и не вспоминал о ее фонде.

Очередь до него дошла только потом, когда мы, мужчины, как принято в высшем свете, посидели немного с бутылочкой портвейна и снова присоединились к дамам. Полю удалось блокировать Дафну в углу огромной гостиной. Я подсел к Поли на причудливую кушетку в стиле Людовика XV и отвлек ее тем самым от Старика. Теперь Бетси могла относительно спокойно поговорить с отцом. Но тот делал все, чтобы усложнить эту задачу. Тем не менее она, наконец, осмелилась изложить свою скромную, многократно отрепетированную просьбу. Старик перебил ее уже после первых слов.

— Моя дорогая Бетси, не трать время на уговоры. Я знаю, почему ты сегодня здесь, и не думаю, что твое красноречие может хоть как-то повлиять на мое решение.

Старик, родившийся в бедняцких кварталах Цинциннати, с невероятным упорством взявшийся за самообразование, с тем же упорством потом сколачивавший состояние, обожал грубоватые откровения. Растянув свой лягушачий рот, покрутил пузатый бокал с бренди и потом с привычным высокомерием разразился поучением о том, как похвально стоять на собственных ногах. С момента основания фонда именно он был его главной опорой. Будь у Бетси хоть капля уважения к себе, относись она всерьез к своей деятельности в фонде, давно бы уже поняла, что не может бесконечно сидеть у отца на шее.

Я слушал его с нараставшим недовольством. Это было не просто грубо, а незаслуженно, несправедливо. Бетси создала фонд из денег, унаследованных от матери; всем она занималась сама; единственным, чего она хотела от отца, был его ежегодный взнос и умеренная реклама в его журналах. Знал он это не хуже меня. Но тем не менее продолжал вещать.

Я видел, как в углу Поль наклонился к Дафне и что-то шепчет ей на ухо. Потом они оба присоединились к нам. Старик тем временем перешел к заключению.