Дэвид Митчелл - Блэк Свон Грин

• Название: Блэк Свон Грин
• Автор: Дэвид Митчелл
• Жанр: Современная проза

Митчелл вновь удивляет читателя. «Блэк Свон Грин» отличается от всех его романов. Эта книга наполнена аллюзиями на все значительные произведения мировой литературы и все же стоит особняком.

И прежде всего потому, что главный герой, Джейсон Тейлор, мальчик, тайком пишущий стихи и борющийся с заиканием, хотя и напоминает нам героев Сэлинджера, Брэдбери, Харпер Ли, но в то же время не похож ни на одного из них.

Тринадцать глав романа ведут нас от одного события в жизни Тейлора к другому.

Тринадцать месяцев — от одного январского дня рождения до другого — понадобилось Джейсону Тейлору, чтобы повзрослеть и из мечущегося, неуверенного в себе подростка стать взрослым человеком. Из утенка превратиться в лебедя.

---

Коварный смешок Джулии.

«Нет, я определенно не возьму его с собой. Оно проводит каждую субботу по своему, ну знаешь: лазает по деревьям и роет норы».

Звук Девятичасовых новостей заполнил коридор, когда дверь в зал открылась. Джулия резко изменила интонацию: «Да, Кейт, я совершенно не врубаюсь в девятый вопрос. Мне лучше проверить твои ответы перед тестом. Хорошо. Угу. Спасибо. До завтра. Спокойной ночи».

– Разобралась? – Спросил отец.

– Почти. – Сказала Джулия, застегивая свой пенал для карандашей.

Джулия – гениальная лгунья. Она хочет стать юристом, и она уже получила пару предложений из серьезных мест. Мысль о том, что кто-то захочет поцеловать мою сестру, вызывает у меня рвотные рефлексы, но, странное дело, – несколько старшеклассников постоянно вьются вокруг нее. Готов поспорить, что Эван – один из тех сверх-уверенных в себе парней, что носят кожаные куртки, остроносые ботинки и укладывают волосы гелем. Готов поспорить, Эван говорит длинными, грамотно построенными предложениями, совсем как мой двоюродный брат Хьюго. Грамотная речь всегда звучит внушительно, как приказ.

Только Бог знает, кем я стану, когда вырасту. Но не юристом, это точно. В суде ты не можешь позволить себе заикаться. И в классе тоже. Мои одноклассники распнут меня. В мире не так уж много профессий для неразговорчивых людей. Я не могу быть профессиональным поэтом, потому что мисс Липпеттс однажды сказала, что никто сегодня не покупает книги поэтов. Я мог бы быть монахом, но церковь – это та-а-ак скучно. Когда я был младше, мама заставляла меня ходить в Воскресную школу, и это превращало каждое мое воскресное утро в настоящую пытку скукой. Через пару месяцев даже маме это надоело. Нет, я не смог бы стать монахом – быть запертым в монастыре равноценно самоубийству. Как насчет смотрителя маяка? Но нет – все эти бури, закаты и стопки «журналов смотрителя» закончатся в итоге тотальным одиночеством. Но с другой стороны одиночество – это то, к чему мне надо начинать привыкать уже сейчас. Ни одна девушка не пойдет на свидание с заикой. Ни одна девушка не захочет танцевать с заикой. Последняя песня в Блэк Свон Грин закончится раньше, чем я успею закончить вопрос: «п-п-п-потонцуешь с-с-со м-м-мной?» Или – что если я начну заикаться прямо у алтаря и не смогу произнести даже банальное «согласен»?

– Ты подслушивал?

Джулия стояла, оперевшись плечом о дверной косяк.

– Что?

– Я спросила: ты подслушивал, когда я говорила по телефону?

– Ты говорила по телефону? – Мой ответ был слишком быстрым и слишком невинным.

– Я считаю, что право на личное пространство – это неотъемлемое право каждого. – От взгляда Джулии мое лицо не просто покраснело – оно почти задымилось. – Если бы у тебя были друзья, и ты хотел бы поболтать с ними по телефону, я бы не стала подслушивать. А знаешь почему? Потому что этим занимаются только жалкие червяки.

– Я не подслушивал! – Как же жалко это прозвучало.

– Тогда почему твоя дверь была закрыта три минуты назад, а сейчас – широко распахнута?

– Я не – (Палач схватил слово «знаю», и мне пришлось оборвать фразу на середине). Какое тебе дело до моей двери? Здесь душно! Это все сквозняк.(Палач оставил «сквозняк» без внимания).

– Ну конечно! У нас же тут такие ветры дуют, что я едва на ногах стою.

– Я не подслушивал!

Джулия долго молчала, потом спросила:

– Эй, а кто разрешил тебе брать моих Эбби Роуд?

Футляр от ее пластинки лежал на крышке проигрывателя.

– Да ты ее почти ни разу не слушала.

– Даже если бы это было правдой, это вовсе не значит, что пластинка теперь твоя. Ты никогда не носишь дедушкины часы. Но это же не значит, что я могу считать их своими, правильно?

Она вошла в мою комнату – забрать пластинку. Переступила через мой рюкзак «Адидас» и бросила взгляд на печатную машинку. Сгорая от стыда, я прикрыл стихотворение своим телом.

– Так значит, ты согласен, что это плохо – вторгаться в чье-то личное пространство. – Сказала Джулия. – И если на кассете будет хоть одна царапина – тебе конец.

Сквозь потолок я слышал музыку – вовсе не Эбби Роуд, это была «Man with the child in his eyes» в исполнении Кейт Буш. Джулия включает эту песню только в двух случаях: если она гипер-эмоциональна или если у нее месячные. Должно быть у Джулии классная жизнь. Ей восемнадцать, и через пару месяцев она покинет Блэк Свон Грин, у нее парень со спортивной машиной, и карманных денег она получает в два раза больше, чем я; и она умеет заставлять людей делать то, что ей нужно – с помощью слов.

Всего лишь слов.

В ее комнате заиграла песня «Songbird» в исполнении Fleetwood mac.

***

Отец встает очень рано по средам – чтобы успеть в Оксфорд на еженедельное совещание в центральном офисе «Гренландии». Гараж находится прямо под моей комнатой, и я слышу, как его Ровер 3500 начинает рычать, пробуждаясь к жизни. Обычно если идет дождь, я слышу ш-ш-ш-ш шипящий звук луж под колесами автомобиля, выезжающего на дорогу, и после – на воротах гаража остаются грязные брызги. На экране моего радио-будильника ярко-зеленым светом сияют цифры 06:35. Мне осталось жить всего 150 минут. Мысленным взором я уже вижу лица одноклассников: гогочущие, озадаченные, возмущенные и – полные жалости.

Кто решает, какие недуги забавны, а какие трагичны? Никто ведь не смеется над слепыми или над теми, кто подключен к аппарату искусственной вентиляции легких.

Если бы Бог сделал так, чтобы каждая минута была равна шести месяцам жизни – то к завтраку я бы спустился уже взрослым человеком, и умер бы к как раз в момент, когда школьный автобус подъехал бы к нашему дому. Я мог бы спать вечно, я отбросил печальные мысли, откинулся на спину в постели и вообразил, что потолок – это поверхность планеты G-класса в созвездии Альфа-Центавра. Там никого нет. И мне не нужно говорить.

«Джейсон! Вставай!» - крикнула мама с первого этажа. Мне приснилось, что я проснулся в лесу, где на деревьях вместо листьев растут язычки синего пламени, и я нашел дедовы часы «Омега», целые и невредимые, среди огненных крокусов. Потом я побежал домой – и очутился в церкви Святого Гавриила.

«Джейсон!» – снова крикнула мама, и я увидел время: «7:41». Я буркнул «хорошо» и приказал своим ногам слезать с постели, и остальные части тела были вынуждены следовать за ногами. Я долго рассматривал себя в зеркале, надеясь увидеть следы проказы на щеках, но – тщетно. У меня был план для отступления – вымочить полотенце в горячей воде, приложить ко лбу, потом вытереть лоб, и пожаловаться маме на высокую температуру. Но это рискованно – маму не так легко обмануть. Мои счастливые красные трусы лежали в корзине для грязного белья, поэтому пришлось взять из шкафа другие – с узором виде бананов. Сегодня в школе не будет физкультуры, поэтому можно не опасаться, что кто-нибудь увидит мое нижнее белье. На кухне мама смотрела новое утреннее шоу по ВВС1, а Джулия нарезала банан себе в овсяную кашу.

– Доброе утро, – сказал я, – что читаешь?

Джулия показала обложку – «Лицо».

– Только дотронься до него, и я тебя задушу.

Это я должен был родиться, а не ты, прошипел мой Нерожденный Брат-Близнец, ты жалок.

– Чего уставился? – Спросила Джулия. Она не забыла наш вчерашний разговор. – У тебя такое лицо, словно ты намочил штаны.

Я мог бы осадить ее, спросив, что она сделает, если Эван дотронется до ее журнала. Но я не мог – ведь это значило бы, что я действительно подслушивал.

Кукурузные хлопья на вкус напоминали прессованные древесные опилки. Доев свой завтрак, я долго выковыривал остатки из зубов. Потом сложил книжки в рюкзак и ссыпал ручки в пенал. К тому моменту Джулия уже уехала. Она старшеклассница, и до школы ее подвозит Кейт Алфрик, у которой уже есть права.

Мама болтала по телефону – она рассказывала тете Эллис о будущем ремонте в ванной.

– Подожди, Эллис. – Прикрыв трубку ладонью, она спросила у меня. – Ты взял свои деньги на обед?

Я кивнул. Я решил рассказать ей о сегодняшнем выступлении.

– Мам, мне надо кое-что с––

Палач заблокировал слово «сказать».

– Быстрее, Джейсон. Ты пропустишь автобус!

На улице было ветрено и сыро, и лило так, словно над Блэк Свон Грин установили специальную дождевальную машину. Стены домов вдоль центральной улицы были покрыты грязными брызгами, мокрые пластмассовые гномы блестели в дворовых садиках, дождь пузырями прыгал по поверхности прудика, и дальше – потемневшая от влаги каменная изгородь. Лунно-серый кот смотрел на меня с веранды дома мистера Касла. Эх, если б я мог превратиться в кота.

Я прошел мимо низких ворот. Если б я был Грантом Берчем или Россом Уилкоксом или вообще любым мальчишкой с улицы Веллингтона, я бы просто ловко перепрыгнул через воротца, и последовал бы за тропой, куда бы она ни вела. Но я не мог так поступить – это просто не в моем характере. Мистер Кемпси тут же заметил бы, что меня нет на месте в тот самый день, когда мне нужно выступать перед классом. Он позвонил бы маме. Потом об этом бы узнал мистер Никсон. А дальше – они бы вызвали отца, прервав его еженедельное собрание. Они пустили бы ищеек по моему следу. Меня поймали бы, допросили и освежевали заживо, – и даже после всего этого мистер Кемпси все равно заставил бы меня выступать перед классом.