Кейт Аткинсон - Музей моих тайн

• Название: Музей моих тайн
• Автор: Кейт Аткинсон
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-08560-2

Впервые на русском — дебютный роман прославленной Кейт Аткинсон, получивший престижную Уитбредовскую премию, обойдя «Прощальный вздох мавра» Салмана Рушди; ее цикл романов о частном детективе Джексоне Броуди («Преступления прошлого», «Поворот к лучшему», «Ждать ли добрых вестей?», «Чуть свет, с собакою вдвоем»), успевший полюбиться и российскому читателю, Стивен Кинг окрестил «главным детективным проектом десятилетия».

Когда Руби Леннокс появилась на свет, отец ее сидел в пивной «Гончая и заяц», рассказывая женщине в изумрудно-зеленом платье, что не женат. Теперь Руби живет в тени йоркского собора, в квартирке над родительским зоомагазином, и пытается разобраться в запутанной истории четырех поколений своей семьи. Куда пропала прабабушка Алиса после того, как ее сфотографировал заезжий французский фотограф мсье Арман? Почему в пять лет Руби, ничего ей не объяснив, отправили жить к тете, и явно не на каникулы? Отыскивая дорогу в лабиринте рождений и смертей, тайн и обманов, девочка твердит себе: «Меня зовут Руби. Я драгоценный рубин. Я капля крови. Я Руби Леннокс».

---

К клике королевы-матери присоединился дядя Том; все они, напялив бог знает откуда взявшиеся бумажные шляпы, вспоминают День победы и как его праздновали всей улицей. И тетю Бетти, которая живет так далеко, по ту сторону Атлантического океана, и напоминает нам о себе тем, что до сих пор шлет продуктовые посылки. Партия королевы-матери тоже уже успела хорошо приложиться к бутылке хереса, а Банти в порядке исполнения обязанностей хозяйки нацепила пиратскую шляпу и руководит игрой «Я вижу что-то на букву…», участники которой надрывают животики от смеха. Адриан и Денди на заднем дворе играют в игру, в которой один бросает, а другой приносит, — правда, роли иногда перепутываются. Дядя Тед наверху с Люси-Вайдой и Джиллиан играет в «Сюрприз». Концентрация алкоголя Над Лавкой скоро превысит допустимые пределы, и я чувствую облегчение, когда Банти глядит на меня, в ужасе зажимает рот руками и восклицает: «Они еще не в постели!»

Но я боюсь, что наша мать слишком увлеклась хересом, чтобы перейти от слов к делу; пиратская шляпа уже залихватски съехала набок, и только широкая спина тети Глэдис не дает Банти свалиться с подлокотника дивана.

Тетя Элиза кудахчет, как взрослая версия Люси-Вайды, и, бросив игру («Я… вижу… что-то… на букву… Т!», а ответ — как вы уже догадались — телевизор), сбивает детей в кучу, как овчарка стадо, и гонит наверх, в постели. Тетя Элиза менее строго, чем Банти, подходит к ритуалу укладывания. У Банти мы выстраиваемся в ванной, как на плацу, и моемся, чистимся и скребемся едва ли не до полного исчезновения. Тетя Элиза ограничивается тем, что проводит мокрой мочалкой по наиболее замурзанным частям наших организмов, а потом разгоняет по спальням, где еще по-летнему светло. Люси-Вайда и Джиллиан делят одну кровать, валетом, как сардинки в банке. Близнецам достается кровать Джорджа и Банти — одному небу известно, как отнесется к этому Банти, когда оставит свой пиратский корабль и, шатаясь, дойдет до постели. Адриана разместили в какой-то из собачьих клеток вместе с Денди. Кажется, весь свет намерен ночевать у нас и укладывается в Лавке. Никто, однако, не пытается въехать к Патриции — даже в семь лет она непоколебимо охраняет свою крепость, отражая все атаки. Может быть, она спит вниз головой, как летучая мышь, зажав панду под крылом.

* * *

Несколько часов спустя я вдруг просыпаюсь и рывком сажусь на постели. Я вспомнила, что Тедди остался где-то на заднем дворе, преступно позабытый из-за катастрофы с конем.

Окна моей спальни выходят на Задний Двор, и я подбегаю к окну, высматривая Тедди. Небо волшебного темно-синего цвета полно звезд, похожих на серьги тети Элизы. Для такого позднего времени во дворе почему-то очень оживленно. Мобо по-прежнему лежит на боку — вероятно, спит, хотя корона Патриции, возложенная ему на голову, подозрительно напоминает кладбищенский венок. Над ним стоит Денди, сверкая черными глазами во мраке. К задней калитке неловко привалился Джордж, сливаясь в пульсирующем объятии с невидимой женщиной. Брюки у него некрасиво спущены. Из-за спины торчит одна голая, без чулка, нога, и хриплый голос, хихикая, произносит: «Давай-давай, миленький, так держать». Я решаю, что придется оставить Тедди в этой сомнительной компании до утра и утром подобрать его сбрызнутое росой тело.

Из спальни Джиллиан доносится дробный топот. Возможно, это Люси-Вайда бьет чечетку во сне.

Патриция сидит в кровати и читает при свете ночника с Бемби и зайчонком Тук-Туком. Она уже дошла до последней, седьмой главы «Подарочной книги на коронацию для мальчиков и девочек» издания «Дейли график». Глава называется «Новый елизаветинский век». В ней перечисляются обязанности мальчиков и девочек, которые «станут взрослыми гражданами, новыми елизаветинцами», в стране, которая «по-прежнему возглавляет западную цивилизацию». Призывы этой главы падают на благодатную почву. Патриция запишется в брауни и заработает все возможные награды, прежде чем перейти в герл-гайды; она будет ходить в воскресную школу; она будет прилежно учиться (но странное дело, несмотря на отличную учебу и всю внешкольную активность, у нее так и не будет друзей). И еще она будет держаться принципов. Будущее, которое рисует «Дейли график», не сможет, однако, помочь Патриции, у которой в ДНК сплелись две нити, отчуждение и отчаяние; но книга волнует и будоражит, ее призывы весьма благородны. «Ты повзрослеешь и, когда детство останется позади, возьмешь на себя определенные обязанности и ответственность. Это немножко пугает, но ты знаешь не хуже меня: нашей стране доводилось совершать ошибки, но уж мужества нам не занимать».

Как мы все горды в этот день! Обитатели дивного нового мира, с каким нетерпением мы ждем путешествия в будущее. Патриция засыпает с королевскими благословениями на губах. «Боже, храни королеву, — бормочет она. — И всех жителей Соединенного Королевства». И домашние призраки откликаются эхом, дрожащим в вечернем воздухе. Они тоже празднуют — по-своему, по-призрачному, при свете закопченных шандалов и заляпанных салом канделябров. Они танцуют призрачные менуэты и гавоты — «Йоркскую причуду» и «Радость матушки Картрайт». Вероятно, переняли их у мсье Рошфора, который дает уроки танцев в зале над «Платаном». Чего только не видели призраки в этом древнем городе — осады и воздушные налеты, пожары и резню, рост и распад империй. Они были свидетелями коронации римского императора Константина — рукой подать отсюда — и падения железнодорожного короля Джорджа Хадсона. Они видели голову бедного Ричарда Йоркского на пике над городскими воротами и доблестных роялистов, осажденных в городских стенах. И все же они, собрав все силы, присоединяются к Патриции в последнем слабом, но храбром тосте — вздымаются стаканы, трубят рога и развевается великий орел-аквила Девятого легиона. Боже, храни нас всех!

Сноска (iii). Открыто как обычно

Для Банти Вторая мировая война ознаменовалась поисками не столько мужа, сколько собственного «я».

Когда началась война, Банти работала в магазине под названием «Моделия — дамская модная одежда высшего качества». Банти пришла туда двумя годами раньше, сразу после окончания школы. Ей очень нравилось, как спокойно текут дни за днями в лавке, хоть она и грезила изо всех сил о восхитительных вещах, которые таит для нее в запасе будущее, — например, обаятельном и потрясающе красивом мужчине, который вдруг появится ниоткуда и унесет ее к коктейлям, круизам и меховым манто.

«Моделия» принадлежала мистеру Саймону, но заправляла магазином миссис Картер. Мистер Саймон именовал миссис Картер своей «менеджерессой» («Теперь это так называется?» — съязвил отец Банти). Банти не очень поняла, что имел в виду отец, но, несомненно, в ее работодателях было что-то подозрительное. Например, то, что мистер Саймон был иностранец, более того — венгр, хотя, когда началась война, он стал все время упоминать о своем британском гражданстве. Он был коротенький, с блестящей лысой головой, всегда безукоризненно одетый, с большой золотой цепочкой от карманных часов, пересекающей жилет.

— Он ведь жиденок, верно? — спросил Клиффорд, брат Банти, когда она только устроилась на эту работу, а Фрэнк кивнул и потер большим пальцем об указательный.

Банти не переносила Клиффорда с его мнениями. Она и Бетти соглашались у него за спиной, что он много о себе воображает. «Жиденок» было странное слово, совсем не подходящее мистеру Саймону: он никогда не был скуп, в нем не было ничего уменьшительного и вообще Банти он напоминал хорошо одетого тюленя.

Он боготворил миссис Картер, или Долли, как он называл ее, когда в магазине не было покупателей, и так часто целовал ей руки и заглядывал в глаза, что Банти иногда становилось неловко. Ее собственные мать и отец на ее памяти никогда такого не делали — самое большее, бегло клевали друг друга в щеку. Клиффорд утверждал, что у мистера Саймона жена «в приюте для лунатиков» и потому он не может жениться на миссис Картер, хотя, если верить Клиффорду, в ее квартире над магазином происходило всякое «бонжур, мадам» почаще, чем у Тетли. Новобрачные Морис и Ина Тетли, обитающие в соседнем доме по Лоутер-стрит, громогласно скрипели пружинами кровати по ночам за стеной спальни, которую занимали Банти и Бетти. Банти и Бетти часто шепотом обсуждали допоздна, что именно Морис делает с Иной, извлекая из кровати такие звуки.

Банти нравились и мистер Саймон, и миссис Картер, особенно миссис Картер: это была крупная женщина примерно одних лет с матерью Банти, но без тусклого налета, которым с годами покрылась Нелл. У миссис Картер были светлые — очень светлые — волосы, которые она закручивала в валики, а косметику «не иначе как лопатой накладывала», по выражению Фрэнка. Кроме того, у нее был огромный бюст, — казалось, уколи его булавкой и он лопнет. Но к Банти она относилась совсем по-матерински — кудахтала над ней, как квочка, спрашивала «Ну как сегодня поживает наша малютка Банти?» и намеками давала полезные советы. Благодаря ей Банти перестала ходить в носочках, тапочках на плоской подошве и со стрижкой каре, которую носила с пяти до пятнадцати лет, и превратилась в модную барышню в чулках, на каблуках и даже с накрашенными губами. «Наша юная дама», — одобрительно сказал мистер Саймон, когда миссис Картер велела Банти покрутиться перед ним в своем первом взрослом платье.