Павел Кодочигов - Все радости жизни

• Название: Все радости жизни
• Автор: Павел Кодочигов
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1981

Это повесть о реально существующем человеке — адвокате Александре Максимовиче Камаеве, чья необыкновенная, трагическая, но в то же время прекрасная судьба является примером мужества, силы духа, любви к делу, к людям, к жизни.

Адресуется юношеству.

---

Ну что ж, Зинаида Николаевна, ваши показания сначала и запишем, поскольку вы главный и едва ли не единственный свидетель обвинения. Камаев включил магнитофон и стал диктовать:

«В одиннадцать утра двадцать восьмого апреля я пошла на ферму и там увидела Белозерова. Он стоял у трактора Серегина.

Я хотела на телеге Белозерова привезти силос, но он сказал, что лошадь хромает, тогда я попросила подводу, чтобы съездить к Серегиным и узнать, нет ли там мужа, но Белозеров сказал, что отвезет меня на тракторе. Я не согласилась. Потом увидела, что он завел трактор. Я залезла в кабину, чтобы уговорить Белозерова заглушить машину, но он поехал. Я хотела выпрыгнуть, но он прибавил скорость.

Мы выехали на улицу Мира и поехали в сторону дома Серегина. В переулке, на правой руке, стояло много людей. Белозеров свернул в их сторону. Я закрыла глаза руками, а когда открыла, Белозерова в кабине не было. Трактор ехал по переулку, я заглушить его не могла».

Камаев выключил магнитофон, откинулся на спинку стула. «Пожалуй, здесь же, рядом, нужно записать показания Савельевой. Она излагает события совсем иначе». Он отыскал нужный лист и продолжал диктовать: «Я работаю с Белозеровым в одном корпусе. Двадцать восьмого апреля, после того как мы управились, он ушел на конный двор за лошадью, а я поехала обедать. До одиннадцати была дома, потом вернулась на ферму. Володя кормил лошадь. Я поехала за силосом и привезла воз. Володя тоже съездил, потом поставил на телегу ящик и поехал на мебельную фабрику за опилками. В это время прибыли работники милиции и спросили, где Белозеров. Я сказала. Спросили, во что он одет. Я ответила: „В зеленые брюки, клетчатую с серыми полосками рубашку и в синий хлопчатобумажный пиджак“».

Александр Максимович прокомментировал на ленту: «Это очень важно: одежда убегавшего была другой». И продолжал начитывать показания Савельевой:

«До того дня Серегин носил длинные волосы, они у него на пиджаке лежали, а двадцать девятого или тридцатого подстригся. Я слышала, что двадцать восьмого апреля трактором сбили женщину, но кто это сделал, не знаю. Да, утром в корпусе супруги Глотовы и Серегин пили водку. Зина пьянее всех была, еле на ногах держалась».

Это первый допрос Савельевой, а что она показала на втором? Александр Максимович пробежал пальцами по нужному листку. Есть кое-что интересное. Запишем: «О том, что женщину задавил Белозеров, говорили многие, но как-то с опаской. От людей я слышала, что мать Белозерова грозила: „Если кто на моего Вовку покажет, спалю хозяйство“».

Эта женщина выкладывает все, что знает — и «за» и «против». Слух об угрозе возьмем на заметку и проверим в судебном заседании: кто говорил, когда и при каких обстоятельствах. Анна Никифоровна такое утверждение Савельевой отмела начисто: «Не было того! А что говорят, так теперь на нас все валить можно, — и огорошила неожиданно здравой догадкой: — Та же Зинка Глотова могла все придумать. Ей же выгодно!»

Могла и Глотова. Не забыть вот что: Глотова и Савельева говорят, что пришли на ферму около одиннадцати, то есть одновременно. Почему же они не видели друг друга? Стоп! Стоп! Стоп! Если Глотовой к моменту приезда Савельевой на ферме не было, значит, Глотова уехала на тракторе раньше, и это также значит, что в этой части она дает ложные показания! Есть над чем подумать. Не первый ли это кирпичик в фундаменте защиты?

Сомнения в достоверности показаний Глотовой у Камаева возникли еще при знакомстве с делом — слишком выделялись белые нитки, которыми они были сшиты. Утверждала бы Глотова, что сама уговорила Белозерова поехать разыскивать мужа, другое дело, так еще могло быть. Но в то, чтобы Белозеров едва ли не насильно повез ее в поселок и она, бедная сиротка, даже выпрыгнуть не успела (зачем было залезать в машину?), не верилось. Липа все это! Но что-то мешало пока прийти и к убеждению в невиновности Белозерова.

Часа три еще просидел за столом Александр Максимович, записывая на пленку показания свидетелей и свои замечания к ним, давно его мучила жажда, несколько раз порывался сходить на кухню, чтобы утолить ее, и забывал. С улицы доносились возбужденные крики ребятишек — они играли в войну, — этажом выше шумно отмечали какое-то событие. Александр Максимович услышал все это, когда наверху началась неистовая пляска. Услышал и решил размяться, выпить наконец стакан воды.

Пока бродил по квартире, мысли в разные стороны разбежались. И о погоде, которая никак не установится в эту зиму, подумалось, и о делах в суде на будущей неделе, и о том, что забыл написать письмо старому другу в Шадринск, и о том, что надо в конце концов сделать колонку в ванной. Пусть и чурками ее топить придется, все своя горячая вода будет. Полчаса, наверное, прошло, пока снова к делу Белозерова вернулся. Утром еще в квартире сына услышал по радио фразу: «Когда есть два решения, одно из них должно быть верным». Усмехнулся над ее «мудростью», но запомнил. Теперь же перефразировал на свой лад: «Когда есть две версии, одна должна быть правильной». — И стал прорабатывать эти версии.

Необычности ситуации — женщину задавили трактором, а привлекают к ответственности скотника — после первого знакомства с Анной Никифоровной он удивлялся напрасно. Скрыла тогда Анна Никифоровна одну очень важную деталь: ее Володя умел управлять трактором и мог оказаться на нем в поселке. Итак, допустим, что Красикову сбил Белозеров. Семнадцатилетний парнишка. Естественно ожидать, что после серьезной психологической травмы должен наступить какой-то резкий перелом. Савельева же, первая увидевшая Белозерова после совершения им предполагаемого преступления, ничего необычного в поведении обвиняемого не заметила.

Повези Белозеров в поселок какую-нибудь девчонку, история выглядела бы более правдоподобной — влюбленные всегда отважны, во всяком случае стараются таковыми казаться, — но рисковать ради Глотовой, которая годится ему в матери… Ох, как все просто у меня получается! Мог, разумеется, Белозеров и с Глотовой поехать, ведь он не знал, и не мог знать, чем такая прогулка закончится. Ездил же на тракторах по территории фермы, почему бы не прокатиться и за ее пределы? Не исключено! Не исключено-то не исключено, однако вот какой вопрос возникает: стал ли бы Белозеров гнать трактор на предельной скорости? Вряд ли. Скорее всего ехал бы осторожно, с оглядкой, потому как знал, что за такое самоуправство его по головке не погладят…

Ладно, забудем пока о Белозерове и прикинем другой, весьма заманчивый для адвоката вариант: с Глотовой ехал Серегин. Совместная поездка этих лиц более вероятна. Быстрая езда — тоже. И пьяны оба были.

И сбежать Серегин мог, чтобы не отвечать за управление машиной в нетрезвом состоянии. Но в таких бегах обычно пребывают до полного вытрезвления, Серегин же оказался дома примерно через час. Как объяснить такую несуразность? И как же зародилось убеждение в том, что трактором управлял скотник? Кто первым сказал «а»? Глотова? Она назвала Белозерова, и через час после столь необычного для поселка происшествия у всех сложилась полная уверенность в виновности обвиняемого и затем перекочевала в материалы дела? Когда есть мнение, да еще и коллективное, его не так уж трудно и обосновать. Допустим, допустим. Но в таком случае Глотова должна, была предварительно договориться с Серегиным, а времени и подходящей обстановки для этого не было — Серегин покинул машину через несколько секунд после происшествия, Глотову задержали на месте до прибытия работников ГАИ. Более того, когда Глотову вытащили из кабины, она кричала: «Не я! Не я! Тракторист убежал!» Это очень примечательно, что в самый первый момент, едва придя в себя после случившегося, Глотова не назвала Белозерова.

Выходит, автор версии не она, а свидетель Кабаков, которому показалось, что за рулем сидел Белозеров. Глотова могла услышать Кабакова, сообразить выгодность такой ситуации, и потому, когда приехали работники ГАИ, она назвала фамилию Белозерова. Не здесь ли таится ключ к разгадке? «Показания Глотовой подтверждает свидетель Кабаков, который видел, что за рулем находился Белозеров…» — такую примерно формулировку следует ждать в обвинительном заключении. Убедительно: одна ехала, другой видел! Чего же больше?

Следствие исключило вину Серегина и приступило к сбору доказательств против Белозерова. Не сразу исключило. В мае Серегин провел несколько дней в камере предварительного заключения. Ни в чем, разумеется, не признался, и был освобожден. Еще бы! Теперь времени, чтобы обо всем договориться с Глотовой, было достаточно, и, надо отдать должное, Серегин избрал очень удобную позицию защиты: выпивал на ферме с мужем Глотовой, потом поехали в поселок на лошади, выпили еще, и «больше ничего не помню, был пьян — докажите, что было не так, а я умываю руки». Для того же, чтобы доказывать, надо было отрешиться от первоначальной версии, а это всегда трудно, и пошли по пути наименьшего сопротивления. Так, к сожалению, бывает — следователи не ангелы и подвержены порой самым обыкновенным человеческим слабостям.