Гаджимурад Гасанов - Зайнаб

• Название: Зайнаб
• Автор: Гаджимурад Гасанов
• Жанр: Эротика, Секс

В годы Великой Отечественной войны в старинной отцовской сакле жила сестра с семью младшими братьями. Чтобы спасти братьев от голодной смерти, она была вынуждена свою честь отдать сельскому богатею на поругание. Но она, не выдержав позора, сбросилась с высокой горы. Основой повести «Зайнаб» стало это трагическое событие. Повесть написана на реальных фактах того времени.

---

Зайнаб могла не осознать, что к этой весне она созрела как женщина, что она попала в кабалу своих природных желаний? Она могла не понимать, что ей нужен мужчина, что от нее природа требует то, что требует от созревшей для продолжения рода женщины. Она была виновата тем, что молодость, ее перезревшая плоть добиваются всего лишь элементарного удовлетворения природных потребностей, испытания счастья материнства.

Зайнаб как бы себя ни истязала, как бы ни вытравливала из себя природные инстинкты, заложенные в генах, женское начало, молодость брали свое. Эти желания, вышедшие из-под ее контроля, доводили ее до исступления, до умопомрачения. Небесами она уготована была быть женщиной, желанной женщиной. Это природное материнское начало предопределено сверху, божьей волей. Оно, независимо от ее воли и желания, управляли ее сердцем, ее плотью.

Ее глаза, полные тоски, были спрятаны под чадрой длинных пушистых ресниц. В ее груди кипела кровь, в огромных глазах горела буйная, неподдающаяся ей, неуправляемая ею страсть. Контуры ее тонкого, бледного, красиво очерченного лица, красивых тугих губ, слегка раскрывающихся алыми розами, страстных, желанных, отображали целостность ее натуры. Гладкая и шелковистая кожа высоких скул, матовость щек, красиво очерченный, слегка приподнятый подбородок, высокая лебединая шея, тонкая игра света и теней на овале лица делали ее неподражаемой. Ее подтянутое белое, как мрамор тело, снежно-белая кожа лица, шеи, упрятанные под тонкой и облегающей черной кофточкой, тугие высокие с выпирающими сосцами груди, прямые длинные икристые ноги поражали любого ценителя женской красоты.

Буйный нрав, непокорный, неподдающийся грубости характер, горячая, как у дикой необъезженной кобылы кровь, вместе с тем отзывчивость, готовность на самопожертвование ради родного человека — все это возвышало Зайнаб над другими женщинами. За это ее боялись, вместе с тем уважали и отчуждали многие мужчины.

Зайнаб не помнит, когда она стала нетерпеливой и одновременно очень требовательной и неуступчивой мужчине. Упрямство в ней было заложено с самого рождения. Но нетерпеливой и неуступчивой она стала, скорее всего, после гибели любимого. Когда ее начинало волновать присутствие сильного и молодого мужчины, сердце начинало бешено подпрыгивать, а буйная кровь в кровеносных сосудах мгновенно закипать. Она, толчками поднималась из глубин сердца, туго заполняя кровеносные сосуды, горячими волнами устремлялась во все части тела: в купола туго выпирающихся грудей, сонные артерии, в сонные артерии высокой лебединой шеи, к бледным вискам, к рдеющим щекам; она волнами пульсировала на губах, доводя ее до истомы, до умопомрачения.

Она не могла не осознавать, что ее женская природа нуждается в мужском удовлетворении, а не в умерщвлении своей плоти, что она давно готова стать матерью. Она не могла не додуматься, что в ней проснулся инстинкт материнства, жажда продолжения рода, что потребность любви восстала против нее. Она не могла не догадаться, что в ней закипела, взбунтовалась молодая, девичья кровь, кровь, жаждущая удовлетворения, что против нее в облике змея-искусителя восстали все гены, требующие продолжение рода.

Многие джигиты родного селения и из соседних селений жаждали Зайнаб, она снилась им по ночам. Она, красивая, высокая, вожделенная, сводила всех мужчин с ума. Они жаждали ее, тосковали по ней, искали с ней встречи.

Она, отчаявшись, не зная, как прокормить малолетних братьев, может, пошла бы замуж за любого хозяйственного человека. Может, она согласилась бы выйти за вдовца, пожилого мужчину. В те беспросветные годы войны по бессонным ночам к мысли о замужестве она возвращалась не один раз. Но кто ее возьмет с семью голодными ртами?! Братья-сироты от нее отпугивали всех сватов. А без них Зайнаб себя никогда не увидит счастливой. А партнера с крепким крестьянским хозяйством в этом округе мало где найдешь. Война одних мужчин выкосила, других довела до полной нищеты. Колхозы еле сводили концы с концами. Хлеба почти нигде не хватало. Люди, чтобы не умереть с голоду, ели траву, разные коренья, некоторые пухли от воды и умирали. В таких условиях кто осмелиться взять в свою семью столько голодных ртов? Были и такие, которые радовались ее горю, которые ее хотели видеть униженной, просящей подаяние.

***

Ее горю больше всего радовался хромой Гамид. Зайнаб чем слабее будет духом, беднее ее семья, тем она будет доступнее для него. Как он ждал такого дня, когда она приползет к нему, умоляя, прося куска хлеба для пухнущих от голода братьев. Он был уверен, наступит такой день, и она будет им раздавлена, растоптана. По селу прошелся слух, что он поклялся в кругу друзей, что он скоро затащить ее в свою постель. Многим уважаемым сельчанам не нравилась его поведение. Но Гамид, всех, кто становился на его пути, пугал угрозами расправы, шантажом. Гамид это хорошо умеет. Он их пугал так, что они задумывались, стоит ли из-за горделивой девчонки портить отношения с таким уважаемым человеком, тем более служителем дома Аллаха.

Зайнаб поняла, видимо, она не доценила потенциальные возможности Гамида. С Гамидом надо бороться другими методами, более тонкими и изощренными. Хромой Гамид, которого она принимала за шута, становился опасным противником. Она не могла предполагать, что старый человек, служитель бога, может быть таким бессовестным и падким на молодых женщин. Зайнаб не собиралась отступать перед Гамидом, тем более покориться ему. Она готовилась с ним драться, если нужно будет, и с оружием в руках.

А Гамид не собирался оставлять ее в покое. Зайнаб, где бы она не находилась, всюду чувствовала его присутствие, его смердящую натуру. Стоило ей закрывать глаза, перед ней маячили его похотливые глаза. Она чувствовала его плоть, тянущуюся к ее плоти, жаждущую ее молодой крови. При случайной встрече с этим мерзким человеком у нее по телу пробегала холодная дрожь. С некоторых пор она стала испытывать перед этим змеем-искусителем жуткий страх. Он каким-то образом подавлял ее волю, делал ее нерешительной, податливой. Как это ему удается, она никак не могла уразуметь.

Хромой Гамид поступал с ней как психотерапевт, как гипнотизер. Он так тонко сумел изучить психологию души Зайнаб, что вся ее душа была у него на ладони.

Зайнаб была не так бесчувственна, строга к себе, как о ней говорят в селении. Она умело пряталась за ширмой, за которой, как она предполагала, ее никто не заметит. Никто, кроме хромого Гамида, не мог подозревать, какие страсти обуревают в ее тонком, нежном сердце, какие чувства ее подогревают, что толкает ее в объятия страсти. Она чувствовала жизнь, природу любви в такой утонченной форме, у нее о себе создавалось такое впечатление, что она создана не для обычной жизни, что природа, небеса готовят ее для свершений каких-то неземных дел.

Бессонными ночами многие мужчины мечтали о Зайнаб, жаждали ее. Но мало кто осмеливался действовать дальше. После гибели отца и суженого оно решила, что больше себе не принадлежит. Не обустроив братьев, она не собиралась думать о своем благополучии.

Она несла свой траур как талисман, как символ самопожертвования, как табу, как печать святости и непорочности, наложенные на нее сверху, как знак бесконечной стойкости.

Братья могли ли видеть, чувствовать, как живет их сестра, на какую жертву она пошла ради них? Да, они не раз по ночам слышали, как безутешно плачет их сестра, как ей тяжело с ними. Но они не знали, как ее утешить, чем помочь. Весь округ нищенствовал. В условиях тотальной бедности сельчан они не знали, как облегчить свою жизнь, жизнь сестры. Из-за своей наивности, незрелости их особо не трогало ее горе, одиночество, страдания, слезы, ночные причитаний. Они на минуту погорюют вместе с ней и позабудут о ее мучениях. Их больше всего заботила еда, как быстрее и ловчее своих братьев умять ее за скатертью. Видимо, такова природа голодного, незрелого, ненасытного организма, который, кроме своих проблем, ничего не заботит.

Зайнаб сегодня тоже укладывалась спать поздно ночью. Чтобы избавиться от мыслей о змее-искусительнице, она головой нырнула под одеяло. Она напрасно убеждала себя, что больше не будет думать об этом змее, напрасно прятала голову в песок. Покой, душевный уют давно покинули ее. Ее неотступными спутниками стали одиночество, душевные страдания, мысли о неотвратимой ее ненужности.

Сегодня тоже змея-искусительница собиралась навестить ее, напасть, мучить, измываться над ней. На этот раз она была намного агрессивнее. Она с ходу напала на нее, обвилась вокруг ее ног, сжимая в кольца, втыкая в ее бедра языком, впрыскивая в них сладострастный яд; чем выше она поднималась по ее телу, тем становилась сладострастнее, злее. Где-то там, выше колен, прокусив кожу, вползла в главную ветвь кровеносных сосудов. Она проталкивалась к разветвлению ног, заползала между ног, ниже живота, своими ядоносными клыками впивалась в выпуклость живота. Она поднималась выше, к грудям, тугими кольцами обвивалась вокруг них. Кровь закипала в ней, она возносилась ввысь, в бесконечность вселенной. Она сгорала от стыда, вместе с тем ей становилось беспредельно легко и хорошо. Так прошла вся ночь напролет.