Александр Панцов - Дэн Сяопин

• Название: Дэн Сяопин
• Автор: Александр Панцов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03602-4

Александр Панцов, известный китаевед, доктор исторических наук, профессор, автор нашумевшей биографии Мао Цзэдуна, представляет свою новую книгу — о преемнике «великого кормчего» — выдающемся реформаторе Китая Дэн Сяопине (1904–1997). На сегодняшний день это наиболее полное жизнеописание одного из крупнейших мировых лидеров второй половины XX века. Загадочная фигура творца «китайского экономического чуда», на практике доказавшего жизнеспособность «социализма с китайской спецификой», вот уже несколько десятилетий волнует умы на всех континентах; интригует общественность и сам феномен китайского коммунизма. Книга, основанная на ранее недоступных материалах из архивов России, Китая, США, в том числе хранилищ ЦК КПК и ЦК КПСС, написанная в живой и образной повествовательной манере, с экскурсами в историю и мифологию Поднебесной, несомненно, заинтересует как политиков, экономистов, историков, так и самый широкий круг читателей.

---

Движущей силой раскола с китайской стороны был, конечно, сам Мао, без одобрения которого Дэн не мог бы озвучить такой далекоидущий вывод. Полностью поддерживали раскольнические настроения Чжоу, Чэнь И, Пэн Чжэнь, Кан Шэн, Ян Шанкунь и подавляющее большинство других членов китайского ЦК. Примирительную позицию занимали только Лю Шаоци и особенно Ван Цзясян, заведующий отделом международных связей Центрального комитета. Последний в феврале 1962 года, заручившись поддержкой Лю, даже послал Чжоу, Дэну и Чэнь И письмо, а затем и несколько докладов, советуя помириться с Москвой118. Однако те не загорелись идеей. А Мао, узнав о предложении Ван Цзясяна и соглашательской позиции Лю, просто взорвался. Лю он пока не тронул, но Вана снял с должности, заменив его на Кан Шэна.

«Советский Союз существует уже несколько десятков лет, — объявил Мао участникам рабочего совещания в Бэйдайхэ, — и все же там появился ревизионизм, который служит международному капитализму и по существу представляет собой контрреволюционное явление… Буржуазия может вновь возродиться. Так и получилось в Советском Союзе»119.

Такую же опасность — капиталистической реставрации — он допускал и в Китае, а потому на 10-м пленуме ЦК в сентябре 1962 года поставил перед всей партией важнейшую задачу: «С сегодняшнего дня мы должны говорить о классовой борьбе ежегодно, ежемесячно, ежедневно, говорить на собраниях, на партийных съездах, на пленумах, на каждом заседании, с тем чтобы в этом вопросе у нас была более или менее четкая марксистско-ленинская линия». Ведь, как показал китайский и мировой опыт, «классы в социалистических странах существуют, несомненно, происходит и классовая борьба». Следовательно, возможна и реставрация, такая же, как после побед буржуазных революций в Англии и Франции, когда эти революции «неоднократно обращались вспять»120.

Участники рабочего совещания и члены пленума полностью поддержали своего Учителя. Горячо аплодировал ему и Дэн. Но был ли он искренен, кто знает? Сам Мао не был теперь уверен в его прямодушии. А это было опасно. Так что вволю наигравшемуся в донкихотство генсеку следовало снова завоевывать доверие «великого кормчего».

И тут Дэну представился шанс. Разуверившийся в его способностях заниматься экономическими проблемами Председатель решил вновь бросить его на борьбу с советским ревизионизмом, ведь на этом фронте Дэн до сих пор проявлял себя хорошо. Допустивший ряд «ошибок» в вопросе о подряде, он во внешнеполитической области действительно выделялся из всех маоистских «ястребов» — своей исключительной напористостью и умением остроумно и жестко полемизировать с советскими коммунистами. Поэтому, несмотря на глубокое недовольство его отношением к кошкам, Мао вновь доверил ему передовой фронт борьбы с внешним врагом.

В очередной раз загнав оппозицию в угол и почувствовав себя на коне, «великий кормчий» захотел дать последний и решительный бой «ревизионисту» Хрущеву, который, как он считал, беспрерывно поднимал «волны грязи и лжи»121. Это нашло отражение в решениях китайского Политбюро и новых письмах в адрес ЦК КПСС122.

Дэн не замедлил оправдать доверие. 5 июля 1963 года, выполняя поручение Мао, он снова — и как оказалось, в последний раз — приехал в Москву. В делегацию из семи человек, которую он возглавлял, входили те же Пэн Чжэнь, Ян Шанкунь и Кан Шэн. А их главными противниками по-прежнему являлись Суслов, Пономарев и Андропов. «Странные», по выражению очевидца, переговоры, которые «даже трудно было назвать переговорами»123, напоминали диалог глухих. Дебаты проходили в только что выстроенном Доме приемов ЦК КПСС на Воробьевском шоссе, напротив Лужников. Здесь в течение пятнадцати дней состоялось 11 заседаний, на которых противники, сменяя друг друга, выступали с долгими и «тягучими»124 декларативными заявлениями, уже и не преследуя цель нормализовать отношения. Обе стороны просто расставляли точки над «i», подводя окончательные итоги и критикуя оппонента «вразнос», чтобы вынудить его первым порвать отношения. Ответственность за разрыв никто на себя брать не хотел.

Накануне и во время переговоров в обеих странах шли истеричные кампании в печати и на радио. 14 июня китайские граждане, а через месяц — советские впервые узнали о глубоких идеологических разногласиях двух «братских» партий и стран. 27 июня из СССР были высланы три дипломата и двое других китайских граждан, распространявших среди советских людей материалы КПК, порочившие КПСС. В Китае они были приняты как герои.

Параллельно с советско-китайскими переговорами в Москве проводились и советско-американо-британские встречи по поводу заключения договора об отказе от проведения ядерных испытаний в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Это китайцы расценивали как откровенный антикитайский трюк Кремля; у них еще не было атомной бомбы, и отказываться от испытаний они, разумеется, не собирались. И потому полагали, что Хрущев их в очередной раз продает ради сближения с империалистами[73].

Все это, конечно, не могло не сказаться на атмосфере переговоров. Война нервов была изматывающей. Китайцы подозревали, что за ними все время следят, их прослушивают и даже специально плохо кормят. Как-то после обеда по дороге на дачу Пэн Чжэнь, уверенный в том, что выделенная им машина снабжена микрофонами, стал громко возмущаться качеством пищи, после чего питание, кстати, действительно улучшилось125.

Дэн на переговорах выступал дважды: на втором заседании 8 июля и на четвертом 12-го. В первый раз его выступление (с переводом) заняло пять часов, во второй — четыре. С краткой заключительной речью он выступил и на последнем заседании, 20 июля. В остальное время отмалчивался, лишь изредка бросая какую-нибудь колкость или остроту.

В первом выступлении Дэн в хронологической последовательности изложил историю конфликта, начиная с XX съезда КПСС. Он обвинил своих оппонентов в «отступлении от марксизма-ленинизма» в вопросах войны и мира, в проведении великодержавной и авантюристической политики во время польского кризиса 1956 года и капитулянтской — во время венгерских событий, в «очернении» Сталина, в попытках поставить Китай под свой военный контроль, нападках на внутреннюю и внешнюю политику КНР, в сворачивании помощи китайскому народу в военном и мирном экономическом строительстве, а также в заискивании перед американским империализмом. При этом он напомнил и о беспардонных высказываниях Хрущева в адрес Компартии Китая и лично Мао.

Ничего нового Дэн, собственно, не сказал. Речь носила безапелляционный и обвинительный характер, не оставляя советской стороне ни малейшего шанса на компромисс. Тем более что в заключение он повторил старый тезис о том, что именно Хрущев раскрыл перед деятелями международного коммунистического движения межпартийные разногласия KПCC и КПК — имелось в виду поведение Никиты Сергеевича на съезде румынской компартии в Бухаресте в конце июня 1960 года. «К счастью, на бухарестскую встречу поехал тов[арищ] Пэн Чжэнь, — сострил Дэн. — У него вес примерно 80 килограммов, поэтому он выдержал; если бы я поехал, а у меня вес только 50 с лишним килограммов, то я бы не выдержал». На это Пономарев справедливо возразил: «А тов[арищ] Гришин (председатель ВЦСПС, участвовавший в Пекинской сессии Генерального совета Всемирной федерации профсоюзов в начале июня 1960 года, во время которой именно Дэн первым придал разногласия гласности. — А. П.) весит 70 кг. Ведь это началось до Бухареста, в Пекине. Это же начало и причина Бухарестского Совещания».

Но Дэн не стал вдаваться в детали. «Я Вас понял», — отрезал он126.

На все обвинения Дэна ответил Суслов. Сделал он это через день, 10 июля, акцентировав внимание на той колоссальной помощи, которую СССР оказал КНР в 1950-е годы. Дэн, выслушав, спросил: «Может быть, завтра денек отдохнем?» Было заметно, что монотонный Суслов, тоже выступавший пять часов, утомил его.

Двенадцатого июля Дэн с новыми силами вновь подверг КПСС критике — на этот раз за «нереволюционную» линию в национально-освободительном движении стран Азии, Африки и Латинской Америки. На следующий день ему ответил Пономарев, потом, через день, выступил Пэн Чжэнь, затем, еще через день, — Андропов и, наконец, 19 июля — Кан Шэн. Последний зачитал заготовленный еще в Пекине текст о том, какой «хороший» был товарищ Сталин и как «неправильно» поступал Хрущев, неоднократно называя того «убийцей», «уголовником», «бандитом», «игроком», «деспотом типа Ивана Грозного», «самым большим диктатором в истории России», «дураком», «говном» и «идиотом». Все эти слова и выражения китайцы выудили из речей Хрущева127.

Суслов заявил решительный протест «против извращений, фальсификаций и клеветы в отношении руководства нашей партии и тов[арища] Хрущева Н. С, против нашей партии и решений ее съездов»128. Но Дэн, Кан и другие китайцы и ухом не повели. «Тов[арищ] Суслов выразил какой-то протест», — холодно заметил Дэн и предложил прервать заседания — до новых встреч129. Посовещавшись с Хрущевым, Суслов на следующий день, 20-го, ответил согласием, и Дэн, следуя приказу Мао, пригласил делегацию КПСС с ответным визитом в Пекин, заметив, что о дате можно будет договориться отдельно. «Наша настоящая встреча служит хорошим началом, — заключил он. — …Необходимо продолжить наши встречи»130. Ни Суслов, ни Дэн, однако, уже не верили, что когда-нибудь вновь встретятся.