Анатолий Иванов - Вечный зов

• Название: Вечный зов
• Автор: Анатолий Иванов
• Жанр: Разное

Роман «Вечный зов» посвящен истории семьи Савельевых, выходцев из далекого сибирского села, обладателей сильных безудержных характеров.

Жизнь героев разворачивается на фоне исторических событий в России, охватывающих период с 1902 по 1960 годы. На их долю выпали три войны, революция, становление нового строя… И все же они позволяют себе любить страстно и глубоко, а ненавидеть до последнего вздоха.

---

— Мама, мама! Андрейка… Вот, — и протянул бумажку.

— Что? Что случилось?

Андрейкиными каракулями в бумажке было нацарапано:

«Дим, скажи Кольке, что он дурак. Зачем ходить в военкомат-то? Пусть сделает, как я. А что я на фронт поехал — мамке скажи, чтоб не волновалась. Но только дня через три. Я надеюсь, что ты не сразу, ладно? Твой брат Андрей».

— Да что это, что такое? — всё ещё не понимая, вымолвила Анна.

— Что? На войну убежал, паразит такой! Побоялся только, что надеяться нечего, сёдни же скажу, — сунул бумажку в физику. А физика у нас последний урок. Сообразил. Я учительнице сказал, а она: «Беги, говорит, скорей, скажи дома…»

И тут только до Анны дошёл весь смысл Андрейкиной записки.

— Ах он змей пустоголовый! — бледнея, закричала она. — Пропадёт, с голоду сдохнет… Что же делать-то, Димушка? На станцию, однако, надо, — может, он ещё там болтается. А Семён, Семён-то знает?

— Навряд… Откуда ему?

— Димушка, сынок! Ты беги на станцию, там и Сёмку где-нибудь встретишь, скажешь… А я — в милицию… Стой, стой! — крикнула она, видя, что Димка метнулся вдоль улицы. — Голодный же, хлеба хоть возьми…

Димка заскочил в дом, схватил со стола несколько ломтей и стрелой полетел на станцию.

В милиции Анне не дали сказать и слова:

— Знаем. Из школы звонили. Приняли меры. Поставили в известность линейный отдел милиции. Не волнуйтесь, найдём. Живой ведь человек…

Из милиции Анна тоже побежала на станцию.

Остаток дня Анна, Семён, Димка, а также взявшиеся откуда-то Колька и Вера Инютины да ещё долгоногая Ганка обшаривали все закоулки вокзала, проверяли все вагоны отходящих составов, ходили между грудами кирпичей, штабелями леса… Но всё было бесполезно, Андрейки нигде не было.

— Пропал, пропал мальчонка! — сама не своя, шептала Анна. — Прижулькнут где-нибудь… или под колёса попадёт.

— Ты, мама, иди-ка домой, — сказал Семён, когда начало темнеть. — Никуда он не денется, найдётся. Ганка, Вера, отведите её домой.

Но идти она согласилась, когда совсем стемнело.

— А вы ещё с Димкой поищите… Может, он тут всё же где притаился, — сказала она Семёну.

— Конечно, мы ещё поищем, мама…

Всё это Фёдору сбивчиво рассказали Анна и Ганка. Он выслушал стоя, не раздеваясь, Анна во время рассказа плакала, сидя на кровати.

— Будет слёзы лить, — проговорил Фёдор, сбрасывая тужурку. — Дай чего пожрать, со вчерашнего гостеванья крохи во рту не было. Раз ищут — найдут. Не иголка он, в самом деле. Сейчас сам сбегаю в милицию, узнаю, как там они его ищут…

И, ожидая, пока жена даст ему поесть, поставил локти на стол, уронил в ладони тяжёлую голову.

Поужинав, он в самом деле пошёл в милицию. Вернулся и молча начал раздеваться, стаскивать сапоги. Прошлёпав босыми ногами по крашеному полу кухни, где спала теперь Анна, лёг на кровать, лицом к стене.

— Чего там? — не вытерпела Анна. — Неизвестно что про Андрейку?

— Неизвестно пока. Спи давай.

Через минуту повернулся на спину, проговорил:

— Аникей Елизаров сказал, что братца твоего Макарку вскорости Судить будут. Он это автолавку-то… жиганул, академик. Да и кому боле? Он да Гвоздёв Лёнька какой-то. Что за Гвоздёв — не припомню. Да ещё Витька им Кашкаров помогал. Специалист, и мальчишку подбил. Приварят теперь Макару, не мирное время…

Фёдор зевнул и умолк. Через полминуты он задышал глубоко и ровно. Анна с ненавистью глядела на мужа. Ей казалось, что рот его всё ещё растянут в зевке, что зияет на его лице широкая чёрная яма…

* * * *

Летом 1910 года, в жаркий июньский день, Силантий Савельев приехал с кафтановской заимки, швырнул в угол кнут и сел к столу, зажав голову руками.

— Пресвятая Мария, заступница… — перекрестилась Устинья.

— Где Федька?

— Огородишко поливает. Да ты чё?

— А то, что её, жизнь-то нашу, да в громотухинскую пролубку! Федьку требует Михаил Лукич в смотрители заимки-то…

— Охтиньки-и! — И Устинья плюхнулась на лавку. — Ить испохабят мальчонку… Пятнадцать годков всего…

— Ну! То ли испохабят, то ли с голоду подыхать… Выбирать из двух нам только…

Последние годы завязывали Савельевых всё туже и туже. Началось всё с возвращения в деревню Демьяна Инютина. Несколько дней он погулял, потом надвое разрезал осиновый сутунок, каждый обрезок покачал в руках, пробуя на вес, один отбросил, а другой стесал на конус, в верхнем конце сделал широкий паз, приладил сыромятные ремни с застёжками.

— Вот и нога готова, — сказал он тому же Силантию, завернувшему как-то на огонёк. — Осина — она ничего, лёгкая. А может, ещё какое дерево легче есть, а?

— Кто его знает? Я не пробовал, нужды не было.

— У тебя нужда-то в тюрьме сидит, — скривив шелушившиеся от долгой пьянки губы, сказал Демьян.

— Да что ты, ей-богу? Парнишка по глупости, может…

Странные бывают превращения с людьми. Был Демьян до войны человеком робким, забитым, голь перекатная, как и Силантий. Вместе они в юности по девкам бегали, вместе ломали спину на кафтановских пашнях. Но пришёл с войны георгиевским кавалером — и будто подменили человека. Как-то враз, с первого же дня, повёл он себя так, будто выше стал на голову Силантия, выше других.

Впрочем, ни Силантий, никто другой ещё не знали, не предполагали, какие дремавшие в нём силы и желания пробудило обладание Георгиевским крестом, какие планы строил этот человек, лёжа в госпитале, на жёсткой больничной койке.

— Господи, помоги ногу только сохранить! — хрипел он, мучаясь от боли. — Ведь кавалер я теперь, один на всю нашу деревню. Как же я без ноги?

Когда ногу всё же отрезали до колена, он, выплакавшись с досады, обозлённый на весь мир, твердил мысленно:

«Ну, погодите… погодите… погодите…»

Что означало это «погодите» — он тогда и сам не знал. Но чувствовал: в обиду теперь ни людям, ни жизни себя не даст.

Выстрогав деревяшку, Демьян на другой день протёр суконкой свой крест, надел новую рубаху и заявился в дом к Кафтанову.

— А-а, кавалер… — протянул Кафтанов, красный, распаренный, дуя на блюдце. — Садись почаевничай с нами. Уважь…

Демьян кинул картузишко в угол, перекрестился на образа. Жена Кафтанова, жёлтая, исхудалая, редковолосая, налила ему чашку. «Ишь, всё такая же тощая, — подумал Демьян. — Али болезнь её какая грызёт?»

Он выпил одну чашку и отодвинул её, давая понять, что пришёл не чаёвничать, а по важному делу.

Кафтанов был мужчина крупный, раскормленный, с ноздреватыми щёками. Большой нос в частых розовых прожилках, и глаза в таких же прожилках, в густой окладистой бороде просвечивала седина.

Вытерев полотенцем мокрые губы, он насмешливо спросил:

— Так что ж, кавалер, насчёт работы?

— Оно так, Михаил Лукич. Насчёт службы.

— Какой ты работник с одной-то ногой? — Кафтанов поцарапал волосатую грудь.

— Оно так, Михаил Лукич. Работать мне несподручно теперь, а служить можно.

Жена Кафтанова перекрестилась и тихонько, как мышь, выскользнула за дверь.

— Ладно, Демьян. Поскольку кавалер ты, дам тебе лёгкую службу. Будешь на заимке у меня в Огнёвских ключах жить. Я, помнишь ведь, человек гулливый, бабёнок люблю туда возить.

— Как же, как же… Расшабашный ты человек, Михайло Лукич. Известно.

— Ну вот… Будешь там жить, заимку в порядке содержать, самогонку курить. Чтоб, когда мне вожжа под хвост попадёт, всё там наготове было. Жеребцов пару там я держу на всякий случай — ходить за имя будешь. В общем, навроде, значит, смотрителя ставлю тебя…

И Кафтанов раскатисто захохотал, в глазах его с красными прожилками выступили слёзы. Отсмеявшись, добавил:

— Самый ты удобный для этого человек. Когда перепьюсь, сударушки мои на тебя не обзарятся, должно быть…

Демьян, однако, хранил серьёзность, даже неодобрительно поглядел на Кафтанова.

— Что обижаешь кавалера, бог тебе простит, Михайло Лукич. А с какого боку я удобней тебе, это ты ещё и сам не знаешь.

В словах и голосе бывшего батрака было что-то необычное. Кафтанов, прищурив глаз, посверлил Инютина.

— Ну-ка, поясни.

— Выгода твоя в том, чтоб главным смотрителем меня поставить над всем твоим хозяйством.

Это было так неожиданно, что Кафтанов оторопел.

— Окроме торговли, конечно, — добавил Демьян. — Торговыми делами ты уж сам занимайся.

— Ты чего, дурак, мелешь? Как так главным?

— А навроде приказчика али управляющего. На манер как у богатых господ.

— Да у тебя мозгов-то хватит ли?

— Ничего… Дело крестьянское.

— Кхе-кхе… Гм… — Кафтанов обошёл кругом Демьяна, разглядывая его так, будто впервые увидел такое чудо. — Так… Ну а воровать сильно будешь?

— Не без этого, если без утайки сказать, — глядя Кафтанову прямо в глаза, отрезал Демьян, — Дурак без выгоды живёт. А я — человек. Да только на копейку сворую, на червонец прибыли принесу.