Владимир Баграмов - Страна убитых птиц

• Название: Страна убитых птиц
• Автор: Владимир Баграмов
• Издательство: Звезда востока
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991

И не считай года, Читатель, 2119 — это произвольная дата. Я знаю точную, ОН сказал мне ее, но вправе ли я проводить черту, отделяя НАСТОЯЩЕЕ ОТ ОЖИДАЕМОГО? Я не люблю слово «будущее», равно как и слово «диктатура», даже в приложении к «пролетариату». Диктат — это смерть всему духовному, нравственному, а значит, смерть всему прекрасному, что заложено в сути человеческой.

---

Боже, чего здесь только не было! Золотистые, как верхушки облаков в солнечное утро, шары, ярко-алые пирамиды из колец, заводные куклы с пышными волосами, солдатики в разноцветной форме стояли «на часах» с «всамделишными ружьями», длинные, приземистые машины, управляемые по радио, с дрожащими прутиками антенн, паровозики, кораблики, трактора, ракетные установки — все это сверкало, переливалось, освещенное сотнями ламп, бесчисленными зеркалами.

Но больше всего его поразило чучело какой-то птицы. Белая-белая, она парила над всем этим великолепием, висела немного в стороне, ближе к углу витрины. Что это была за птица! Тонкие, надломанные крылья, устремленные чуть назад, вытянутое тело, голова, оканчивающаяся острым, слегка изогнутым клювом…

— Что это, мама? — спросил он пораженный и притихший.

— Это чайка, сынок. Их уже нет. Были такие птицы на свете.

Он упросил мать купить чучело. На это ушла двухмесячная пенсия за отца. И он шел, прижимая к груди коробку с птицей, КОТОРОЙ ТЕПЕРЬ НЕТ НА СВЕТЕ, шел и плакал от счастья.

И каждую ночь просыпался и смотрел на ящик «Видео», где, распластав узкие крылья, парила ЕГО ПТИЦА.

А через месяц чучело сгрызли мохнатые городские муравьи. Он пришел после занятий музыкой, а вместо его прекрасной, гордой, белой птицы на крышке «Видео» оказалась горстка грязной трухи, по которой ползали мохнатые твари с раздувшимися брюшками… Он не заплакал. Он вскипятил большой чайник и полил муравьев крутым кипятком, вода просочилась в «Видео», безнадежно испортив хрупкий прибор. От чайки осталось одно маленькое белое перо, случайно залетевшее за кресло…

Он проснулся, некоторое время лежал с закрытыми глазами.

— Чайка!

— Что ты, миленький?

Мария тут же повернулась к нему, прижалась всем телом. Он не заметил, что произнес это вслух. В не застекленное окно их избушки был виден серый, однотонный рассвет. Боже, самая настоящая избушка! Крохотная, наверное, охотничья когда-то, а теперь заброшенная и жалкая среди этого почти умершего леса, высохших кустов. И как она уцелела, как не сгнила вместе со всем вокруг?! Может быть из-за толстых, просмоленных бревен, из которых она была сложена, из-за сухого песка и твердой, как камень, глины, на которых ее поставили? Но факт есть факт, они нашли ее, наткнулись случайно. Теперь это их дом.

— Мария! — позвал он тихонько.

— Да, миленький…

— У нас нет завтра, Мария. Ты слышишь?

— У всех есть завтра, о чем ты говоришь?

— Рано или поздно, они найдут нас. Они не успокоятся.

Она села, спустив ноги с заскрипевшей лавки, зябко куталась в его куртку. Свет из окна высветил половину ее лица, другая тонула в тени — оттого выражение ее лица было загадочным.

— Знаешь, Стас, я не дам им схватить себя. Тому, кто умирал однажды, нетрудно будет повторить это снова.

Он чуть повернул голову, стал смотреть на ее розовое, просвечивающее ухо. Опять этот запах… Так пахла горсть земляники в детстве, когда мать приносила ее в пластмассовом стаканчике из парников Большого Комплекса, обслуживающего Иерархов.

— Мария! — позвал он, задыхаясь от нежности. — Мария-а-а!

Она повернула голову, зубы ее ослепительно блеснули.

Он протянул руку, дотронулся до ее щеки, нежно провел по ней, едва касаясь, спустился рукой ниже, минуя шею, забрался кончиками пальцев за воротник платья, там было тепло, и он счастливо засмеялся.

— Глупый! Какой ты глупый! А еще работаешь в таком… таком ведомстве! Ты офицер?

Он кивнул, жадно разглядывая ее лицо. Ему не верилось, что эта женщина, такая красивая и УДИВИТЕЛЬНАЯ, была с ним! Ее целовал и ласкал он этой ночью под завывание ветра в стволах деревьев, в избушке, пропахшей смолой и древностью, пронизанной призрачным лунным светом… Ей говорил он те слова, что давным-давно таились, ворочались в душе его, слова, которые он никому еще не говорил.

— Есть хочешь?

Он отрицательно помотал головой. Мария встала и принялась бродить по избушке, трогала зачем-то старые, прокопченные стены, доски стола, угол печи, сложенной из красных кирпичей… Вчера на ночь они топили печь, жарили тушки убитых Стасом странных животных с длинными ушами, покрытых серой короткой шерсткой, Мария сказала, что она видела таких в книжке, они назывались «крольки». Название было смешным и ласковым. Эти «крольки» оказались вкусными. Только соли не было, и без белкового мугу было скучно есть. Но ничего. У него был неясный пока план, но кое-какие детали уже зрели в голове.

— Мы уйдем за границу, Мария, — тихо сказал он.

Мария вздрогнула, отдернула руку от печи, резко повернулась. Стас сразу же сел, он подумал, ей плохо, так изменилось ее лицо.

— Тебе нехорошо? — спросил он осторожно.

— Нет.

Мария внимательно вглядывалась в него, о чем-то думала, сосредоточенно покусывала зубами кончик указательного пальца.

— Что мы там будем делать?

— Жить. Говорят, там еще водятся птицы, Мария.

— Они поют на чужом языке.

Она хотела продолжить, но махнула резко рукой и вышла, чуть не ударившись о низкую притолоку.

Он посмотрел сквозь распахнутый квадрат двери наружу, туда, где были видны стволы деревьев и чахлые кусты, куда ушла Мария.

А она, присев на корточки, рассматривала в маленьком лесном ручье каких-то крохотных рыб. Они то собирались стайкой, то, словно испугавшись чего-то, бросались стремительно врассыпную. Мария даже не оглянулась на звук его шагов, продолжая пристально следить за рыбами. И только когда на ее плечо легла его тяжелая рука, она заговорила.

— Понимаешь, мы сами, сами убили это все вокруг. Люди отреклись от земли, разучились разводить огонь и сажать деревья. Первый раз в жизни я топила печь! Я не знала, как это делается. РУКИ САМИ ВСПОМНИЛИ, ты понимаешь? В каждом из нас живет Старое. Оно есть — мы. И только отталкиваясь от него, можно создать что-то новое. Мы убили эту землю. Мы так долго унижали и отрекались от Старого, что Новое не пришло! Я родилась среди этого мрачного мира, он мой, ты только не перебивай меня. Если бы ты знал, как я хотела уехать до своей смерти! Я каждую ночь представляла свой отъезд! И что я скажу, когда самолет будет пролетать над всем этим. Я теперь другая, Стас! Один из тех, что охраняли меня, сказал мерзкое слово. Про меня сказал, Стас! Он не унизил меня. Человек должен иметь хоть какое-то достояние! Моя душа была мертва, и единственным моим достоянием было тело! У меня больше ничего не было. Разве можно унизить женщину за то, что у нее ничего нет, кроме ее тела, красоты и любви. Она умеет любить, вот и все. Появился ты… Ты со мной. Но нам нельзя уходить от всего этого.

— Они найдут нас, Мария.

— Я не верю, чтобы на этой земле никого не осталось, кто бы не сажал деревья и не вскапывал огороды! Они есть, Стас! Мы пойдем к тем, кто остался! Надо только поискать! Мы будем идти долго-долго, ночами, нас никто не увидит.

— Они заберут тебя, Мария! А я буду расстрелян как изменник.

— Ты большой и сильный! Умеешь драться. А если… Если они найдут нас и не будет выхода, мы умрем! МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ.

Она зачерпнула горсть воды и плеснула себе в лицо.

И он смотрел, как скатываются капли по ее розовой, просвечивающей коже, как влажно блестят губы, окаймляя белый ряд ровных зубов. И великая нежность переполняла сердце его.

Все было позади. Та нелепая и странная жизнь, в которой он так много не успел. Не успел увидеть смоляные, подтекающие янтарем бревна древней избушки, старую печь с обвалившимся углом и подслеповатое окошко без стекла с остатками паутины, стволы редких живых деревьев среди искривленных мертвых останков деревьев высохших, убитых… Не успел увидеть туманный рассвет над лесом и чахлыми кустами лесных прогалин, резвый ручей со стайками полупрозрачных неведомых рыб, чьи выпуклые глаза отражают блики света на поверхности воды. Он много чего не успел. Его учили убивать и останавливать убегающего, пользоваться всеми видами оружия и владеть собой в экстремальных ситуациях. Прыгать с парашютом и бесшумно снимать часового. Он был матерый «волкодав» в той жизни, что так стремительно и навсегда убежала от него.

И он знал, что умрет, если они настигнут их. Он умрет, но она будет жить.

— МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ.

— Что-нибудь не так, миленький? — она подняла мокрое лицо.

— Так, Мария, так. Просто я хочу, чтобы ты спела мне еще раз ту песню. Ну, что пела ночью! Тебе не трудно?!

Она засмеялась, откинув назад голову, и капли воды из лесного ручья катились по ее шее, исчезали за воротником.

И она запела ему эту песню. Старую, как мир, колыбельную, что когда-то пела ей мать. Так давно, что и подумать страшно. Наверное, эта песня была из тех времен, КОГДА МИР БЫЛ ЮН, ПО НЕМУ ЛЕТАЛИ СИНИЕ СТРЕКОЗЫ, — ПЕЛИ НЕВЕДОМЫЕ ПТИЦЫ, А ПО РОСНЫМ ЛУГАМ, ОТФЫРКИВАЯСЬ И ПРИМИНАЯ КОПЫТАМИ ДУХМЯНЫЕ ТРАВЫ, ХОДИЛИ САМЫЕ УДИВИТЕЛЬНЫЕ НА СВЕТЕ ЖИВОТНЫЕ — ЛОШАДИ.