Герберт Аллен - Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

• Название: Только не дворецкий. Золотой век британского детектива
• Автор: Герберт Аллен
• Издательство: Астрель, CORPUS
• Жанр: Детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-38533-9

Золотой век британского детектива — это Г. К. Честертон, Агата Кристи, Дороти Л. Сэйерс; это автор «Винни-Пуха» А. А. Милн, поэт Сесил Дэй-Льюис, а также множество очень разных и оригинальных авторов, многие из которых совершенно неизвестны русскому читателю. Все они принадлежали к одному кругу, общались, дружили и превратили написание детективов в увлекательную интеллектуальную игру. Они создали Детективный клуб с целой системой правил и ритуалов, сочиняли коллективные опусы и пытались разгадывать реальные преступления. Все это легкомысленное, веселое творчество пришлось главным образом на двадцатые-тридцатые годы XX века — мирный промежуток между двумя страшными войнами. Тревожная, бесшабашная, ностальгическая эпоха застыла в детективных рассказах, словно муха в янтаре, — читателю остается лишь перевернуть страницу и погрузиться в этот интереснейший мир. Книга проиллюстрирована рисунками из журналов 1920-1930-х годов, снабжена предисловием, комментарием и глоссарием в картинках.

---

В начале войны Карра призвали в Америку на военную службу, откуда, по иронии судьбы, отправили обратно в Англию. После войны он на несколько лет уезжает в США, где пишет биографию Конан Дойла, удостоившуюся премии Эдгара По. Затем Карр возвращается в Англию, в 60-е живет в Марокко, потом вновь в США, в Южной Каролине. Последние годы писатель страдал раком легких, но, даже перестав писать романы, продолжал вести рубрику в «Детективном журнале Эллери Куина». Карр умер в Америке 27 февраля 1977 года.

Джон Диксон Карр — непревзойденный мастер «убийства в запертой комнате» (в одном из его романов содержится целая лекция на эту тему). Для него детектив — игра, в которую автор играет против читателя. Каждый его роман — новая головоломка, поражающая новизной сюжета. «У меня с одиннадцати лет хранятся наброски ста двадцати романов на случай непредвиденных обстоятельств», — как-то раз признался Карр друзьям.

Неизвестно, использовал ли он все сто двадцать набросков, но с 1930 по 1941 год ему удалось выпустить 39 книг — впечатляющая цифра.

По причине необычайной плодовитости Карр печатался сразу в двух издательствах («Харпер» не мог выпускать больше двух его романов в год), причем под несколькими псевдонимами: Картер Диксон, Карр Диксон и Роджер Фэрберн.

Так, весь цикл романов о Генри Мерривейле издавался под псевдонимом Картер Диксон. Сэр Генри Мерривейл (Г. М.) — английский аристократ и человек со связями; в первых романах серии он возглавляет британские спецслужбы (как раз его прототипом и послужил У. Черчилль). Несмотря на свое высокое положение, Г. М. весьма замысловато ругается и способен проявлять прыть, неожиданную при его внушительной комплекции. «Дом в Гоблинском лесу» сочетает в себе загадочность и легкость, что позволяет писателю успешно обманывать читателя. «Пока автор заливается соловьем, — писал Карр, — он может незаметно протащить мимо публики целый вагон улик».

© Carter Dickson, 1947

©А. Скворцова, перевод на русский язык и вступление, 2011

КАРТЕР ДИКСОН Дом в Гоблинском лесу

Жарким июльским полднем, за три года до войны, напротив «Клуба старейших консерваторов»[142] на Пэлл-Мэлл остановился открытый седан.

И в нем сидели двое заговорщиков.

В клубах царил сонный послеобеденный час, когда силы оставались только у солнца. «Par» дремал, «Атенеум» спал беспробудно. Но двое заговорщиков — темноволосый мужчина чуть старше тридцати и светловолосая девушка моложе его лет на пять — не двигались. Они пристально смотрели на готический фасад «Старейших консерваторов».

— Послушай, Ева, — сказал молодой человек и ударил по рулю кулаком, — ты думаешь, это сработает?

— Не знаю, — отозвалась светловолосая девушка. — Он терпеть не может пикники.

— Кажется, мы все равно его упустили.

— Почему?

— Не может же он так долго обедать! — воскликнул ее спутник, глядя на наручные часы. Молодой человек был порядком взвинчен. — Без четверти четыре! Даже если…

— Билл! Смотри!

Они были вознаграждены за терпение вдохновляющим зрелищем.

Из парадных дверей «Старейших консерваторов» величаво выплывал высокий, дородный, бочкообразный джентльмен в белом льняном костюме.

Его брюхо шествовало впереди него, словно носовая фигура военного корабля. Очки в роговой оправе низко сидели на носу, затененном широкими полями его летней шляпы.

Стоя на верхней ступеньке каменной лестницы, джентльмен с надменной усмешкой посмотрел сначала налево, а потом направо.

— Сэр Генри! — позвала девушка.

— А? — ответил сэр Генри Мерривейл.

— Я Ева Дрейтон. Не помните меня? Вы были знакомы с моим отцом.

— Ах да, — сказал великий человек.

— Мы ждали вас ужасно долго, — пожаловалась Ева. — Не могли бы вы уделить нам пять минут? Главное, — прошептала она своему спутнику, — не испортить ему настроение. Не испортить настроение.

А настроение у Г. М. было хорошим: он только что переспорил министра внутренних дел. Но даже родная мать Г. М. не смогла бы об этом догадаться. Величественно, с той же презрительной усмешкой, он начал свой спуск по ступеням «Старейших консерваторов». Спуск продолжался до тех пор, пока подошва его ботинка не встретилась случайно с незаметным объектом, лежавшим футах в трех от тротуара.

Это была банановая кожура.

— Боже мой! — воскликнула девушка.

Здесь стоит с прискорбием отметить, что в былые времена некоторые уличные мальчишки, из так называемого низшего сословия, имели обыкновение размещать таковые объекты на ступеньках в надежде, что какой-нибудь высокопоставленный государственный деятель навернется по пути к Уайтхоллу[143]. Этот предосудительный, но по-человечески понятный обычай вынудил мистера Гладстона сказать то, что он сказал в 1882 году[144]. То же самое сказал теперь и сэр Генри Мерривейл.

С тротуара, на который Г. М. приземлился в сидячем положении, послышался такой поток богохульства, брани и гнуснейших непристойностей, какой крайне редко взрывал священное спокойствие Пэлл-Мэлл. На шум прибежал швейцар, а Ева Дрейтон вылетела опрометью из машины.

В окнах «Атенеума» через дорогу начали появляться головы любопытных.

— Вы не ушиблись? — воскликнула девушка, и в ее голубых глазах отразилось искреннее беспокойство.

Г. М. только смотрел на нее. Шляпа его упала, открыв взорам крупную лысую голову; он просто сидел на тротуаре и смотрел на девушку.

— Вставайте же, сэр! Вставайте!

— Да, сэр, — умолял швейцар. — Бога ради, вставайте!

— Вставать? — проревел Г. М. так, что его было слышно и на Сент-Джеймс-стрит. — Разрази меня гром! Да как же я встану?

— А что с вами?

— Я себе задницу свернул, — сказал Г. М. незамысловато. — Я страшно ушибся. Наверное, останусь калекой на всю жизнь.

— Но, сэр, люди же смотрят!

Г. М. объяснил, куда могут пойти все эти люди. Он глядел на Еву Дрейтон поверх очков с неописуемой злобой в глазах:

— Полагаю, дорогуша, это ваша работа?

Ева смотрела на него в оцепенении:

— Что, банановая кожура?

— Именно, — сказал Г. М., складывая руки на груди подобно прокурору.

— Да ведь мы… мы только хотели пригласить вас на пикник!

Г. М. закрыл глаза.

— Прекрасно, — промолвил он замогильным голосом. — Только не кажется ли вам, что намекнуть можно было и потоньше — вылить майонезу мне на голову или насыпать муравьев за шиворот? Ек-стебелек!

— Я не это имела в виду! Я же…

— Позвольте помочь вам, сэр, — перебил их спокойный, обнадеживающий голос ее спутника, темноволосого свежевыбритого мужчины.

— А, вы тоже хотите мне помочь? Вы, собственно, кто?

— Простите, пожалуйста! — сказала Ева. — Я вас не познакомила. Это мой жених, доктор Уильям Сейдж.

Лицо Г. М. побагровело.

— Я несказанно рад, — отметил он. — Как предусмотрительно было с вашей стороны привести с собой доктора! Я вам очень признателен, очень. А машина, как я полагаю, тут для того, чтобы в ней спустить с меня штаны и провести осмотр?

Швейцар испуганно вскрикнул.

Билл Сейдж громко рассмеялся, то ли от нервного напряжения, то ли от абсурдности ситуации.

— Я сто раз в день говорю Еве, — сказал он, — что меня не нужно называть доктором. Ведь я хирург…

Тут Г. М. по-настоящему насторожился.

— Впрочем, я думаю, мы обойдемся без операции. И по-моему, — Билл рассудительно обратился к швейцару, — необходимости снимать штаны с сэра Генри перед «Клубом старейших консерваторов» тоже нет.

— Огромное вам спасибо, сэр.

— С нашей стороны было чудовищной наглостью прийти сюда, — признался молодой человек, — но мне правда кажется, сэр Генри, что вам было бы удобней в машине. Как вам такое предложение? Позвольте подать вам руку?

Увы, даже десять минут спустя, когда сердитый Г. М. сидел на заднем сиденье, а молодые люди, вытянув шеи, развернулись к нему, мир не был восстановлен.

— Ну как скажете! — проговорила Ева. Ее прелестное, обычно невозмутимое личико пылало румянцем, а губы жалобно искривились. — Очень жаль, что вы не хотите ехать с нами на пикник. А я так надеялась..

— Ну… я… — растерянно пробормотал великий человек.

— Думаю, вас заинтересует еще одна наша гостья. Но Вики — непростая девушка. Без вас она точно откажется.

— Вот как? И кто же эта другая гостья?

— Вики Адамс.

Рука Г. М., поднятая было для ораторского жеста, тут же упала.

— Вики Адамс? Не та ли это девица, которая?..

— Она самая, — кивнула Ева. — Это, говорят, была одна из величайших загадок лет двадцать назад, которую полиция так и не сумела разгадать.