Мартин Гринберг - Дорога Короля

• Название: Дорога Короля
• Автор: Мартин Гринберг
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-08067-8

Конечно же, жанр «фэнтези» возник задолго до Толкина. Но именно он, Король, создатель удивительного мира Среднеземья, стал тем краеугольным камнем, той отправной точкой, с которых началось триумфальное шествие Маленького Народа — эльфов, хоббитов, гномов, орков, гоблинов и множества других жителей мира, существующего параллельно с нашим, — по бескрайним землям фантазии. Памяти Короля и посвящен этот уникальный сборник, собравший под одной обложкой имена, составившие золотой фонд современной фантастики.

---

— Так ты жив?! — заорал подбежавший Скэтваль, словно это было непростительным преступлением со стороны Квелдальфа.

— Ну… да, — промолвил, улыбаясь, Квелдальф. — Наш добрый бог позволил мне благополучно пережить еще одну ночь. Неужели я настолько стар, что у тебя вызывает такое удивление мысль о том, почему это я еще не умер?

— А ты бы проверил, как там твои приятели, — каким-то странным тоном посоветовал ему Скэтваль, по-прежнему не сводя с него глаз.

— Не стану я попусту тревожить их, когда они спят, — возразил Квелдальф.

Он прекрасно знал, что Тзумас, если его не вовремя разбудить, бывает похож на раненого медведя.

— Немедленно загляни к ним! — Скэтваль так свирепо топнул ногой, что Квелдальфу пришлось подчиниться.

Он подошел к палатке Нифона и, откинув полог, заглянул внутрь. Через мгновение он уже вынырнул из палатки, страшно бледный и с трудом сдерживая тошноту. Пальцы его сами собой изобразили на груди солнечный круг. Едва придя в себя, он бросился к палаткам Антиласа и Тзумаса, все еще надеясь, что с ними-то все в порядке, но и там он нашел лишь скрюченные мертвые тела своих собратьев. На лицах всех вайдесских жрецов застыл неописуемый ужас, страшно исказивший их черты.

Наконец Квелдальф снова вернулся к Скэтвалю и спросил, глядя ему прямо в глаза:

— Почему же ты пощадил меня? Я бы предпочел умереть вместе с моими братьями!

Он знал, что вождь неприязненно относится к вере в доброго бога, однако и представить себе не мог, что он настолько ненавидит ее служителей, чтобы сотворить с ними такое… В целом Скэтваль казался ему человеком достаточно благоразумным. Но разве благоразумный человек способен…

Скэтваль прервал его тягостные раздумья:

— Клянусь богами, я был уверен, что колдовство Гримке поразит вас всех — и тебя в первую очередь! И тебе достанется больше, чем прочим! Ведь без тебя они здесь были ничто, а ты и без них остаешься для меня смертельно опасным врагом. И не только для меня, но и для всего того, что мне дорого. И теперь, оставшись в живых после колдовства Гримке, ты стал еще более опасен. Знай: с твоим богом я, возможно, и смог бы как-то сосуществовать; во всяком случае, я бы, страдая в душе, терпел его, если бы его принял мой народ. Но вместе с Фаосом ты неизбежно привел бы сюда и Ставракиоса, а этого я не потерплю! А теперь, Квелдальф, беги, пока еще жив. Спасайся, если хочешь и можешь.

Квелдальф медленно покачал головой. Он понимал, что в словах Скэтваля много правды; случайно подслушанные им разговоры вайдесских иерархов свидетельствовали примерно о том же. В определенном смысле вера в Фаоса была всего лишь перчаткой, внутри которой пряталась умелая и ловкая рука имперского господства. Если халоги примут веру в Фаоса, то в один прекрасный день они будут вынуждены принять и господство Ставракиоса или его наследников.

Но к этой стороне веры в Фаоса Квелдальф всегда был равнодушен. Он, всей душой с детства уверовав в бога с великой и милосердной душой, искренне считал, что и другие должны непременно уверовать в него во имя спасения своей души. Столь же искренне он полагал, что халоги, его родной народ, слишком долго пребывали в духовной слепоте, обреченные после смерти на вечные страдания в ледяных колодцах Скотоса, ибо не знали священного учения Фаоса. То, что добрый бог выделил именно его, Квелдальфа, дабы он повел халогов к свету, наполняло его душу такой святой радостью, какой он не знал с того дня, когда впервые узрел строгий лик Фаоса в храме солнечной Скопенцаны.

И он снова покачал головой и сказал:

— Нет, Скэтваль, я никуда не побегу. Я ведь так тебе и сказал, едва ступив на землю халогов. Ты можешь убить меня, но, пока я дышу, я буду прославлять доброго бога Фаоса и нести свет его учения твоему народу. Именно эту задачу возложил он на меня. И он — моя единственная защита от любого зла. Если же мне суждено здесь погибнуть, душа моя все равно останется в его власти.

К его удивлению, Скэтваль громко рассмеялся и сказал совсем не сердито:

— Ты можешь сколько угодно верить в вайдесского бога, но душа-то у тебя халога! А мы, халоги, — люди прямые и твердые в своих намерениях, а не такие скользкие и гибкие, как эти южане. Трое твоих приятелей, что лежат сейчас мертвыми в своих палатках, уж постарались выдать мне полную порцию всякой лжи, в которой извивались как черви! Такими вайдессы были всегда, на протяжении многих столетий. Все их господство строилось на лжи.

— Но я лгать не привык, — просто сказал Квелдальф.

— А я это понял. — Скэтваль прищурился. Его светлые глаза, казалось, пронизывали Квелдальфа насквозь, точно голубые клинки. — Между прочим, именно поэтому, похоже, ты и остался в живых нынче ночью. Да нет, я не хочу сказать, что те вайдессы были неискренни в служении своему богу…

— Моему богу, — поправил его Квелдальф.

— Да как угодно! Они тоже ему служили — по-своему, разумеется. Однако они одновременно служили и Ставракиосу. А ты — будь ты проклят! — настолько полон своей верой в этого Фаоса, что в твоей душе нет больше места ни для чего другого! Вот почему твоя вера и защитила тебя, а их вера, будучи легковесной шелухой, оказалась никчемной.

— Что ж, вполне возможно, ты прав. — Квелдальф вспомнил, как смеялась Скьялдвор, рассказывая ему, что трое вайдесских жрецов вовсю нарушают обет безбрачия. Вспомнив о Скьялдвор, о том, как она тогда прильнула к нему всем телом и как его мужское естество неистово устремилось ей навстречу, он тихо промолвил: — И все же я не настолько чист душою, чтобы грядущие поколения считали меня святым. И душа моя порою столь же полна греховных помыслов, как и у любого другого, хоть я и стараюсь с этими помыслами бороться по мере своих сил.

— А по-моему, вряд ли кому из людей дано знать, как станут относиться к нему потомки, — сказал Скэтваль. — Разве я не прав? Ведь мы совершаем то, что хотим и можем, лишь в течение отведенной нам жизни. И понимания этого для человека должно быть достаточно. Лишь богам известно, как впоследствии переплетутся нити и цели наших жизней.

— Да, и в этом я с тобой в кои-то веки полностью согласен, если не считать того, что ты не совсем верно выбираешь слова.

И, сам себе удивляясь, Квелдальф с почтением поклонился Скэтвалю, словно своему иерарху. И еще более ясно, чем прежде, понял: вождь халогов тоже до последней капли крови будет сражаться за тот образ жизни, который считает единственно верным. И это опечалило Квелдальфа, ибо он всегда был уверен, что те, кто не сумел уверовать в доброго бога, уважения не достойны, а к Скэтвалю он невольно испытывал уважение, хотя и был убежден, что путь Фаоса — единственно правильный.

— А ведь мы могли бы стать друзьями, если бы принадлежали одной вере, — тихо промолвил он.

— Да, могли бы, хотя из-за твоей несгибаемой честности ты — наперсник опасный: ты словно острейший меч, лишенный ножен. — Скэтваль задумчиво погладил бороду. — А впрочем, все еще возможно. Как тебе такой план? Ты перестаешь убеждать халогов отказаться от наших богов и сам отказываешься от своего Фаоса, снова отращиваешь волосы и всю оставшуюся жизнь живешь с нами вместе как истинный халог — ведь, в сущности, для этой жизни ты и был рожден.

Квелдальф покачал головой, удивленный тем, какая волна тоски поднялась вдруг в его душе.

— Вели моему сердцу сперва перестать биться, прежде чем повелишь мне покинуть моего доброго Фаоса с великой и милосердной душой!

— Но если ты этого не сделаешь, твое сердце все равно скоро биться перестанет!

Скэтваль в гневе схватился за рукоять меча.

Квелдальф снова поклонился вождю.

— Чему быть, того не миновать. Я не убегу. Но и молчать не стану. Делай со мной, что хочешь, вождь халогов. Моя судьба в руках Фаоса.

— Не хотелось бы мне убивать тебя: ты мне нравишься. Но если я буду вынужден тебя убить, я это сделаю. — Скэтваль вздохнул. — Я ведь уже говорил: ты настоящий халог. Немало отважных воинов, воспетых в наших песнях, тоже предпочли умереть, не покорившись.

— Я помню эти песни с детства, — кивнул Квелдальф. — Но и среди тех, кто верует в Фаоса, есть свои мученики. Это вайдессы, которые отдали доброму богу все. И для меня было бы большой честью оказаться в их числе. Ты дашь мне заступ, Скэтваль, чтобы я мог похоронить своих друзей?

— Дам, конечно, — сказал Скэтваль. — И знаешь, Квелдальф…

— Да?

— Вырой заодно и четвертую могилу.

В шлеме и кольчуге, держа наготове копье с ясеневым древком, Скэтваль неторопливо шел к собравшимся среди поля неофитам. Полдюжины воинов, тоже в кольчугах и при оружии, шли за ним следом. Один из них нес большой моток веревки.

Квелдальф, должно быть, уже заметил вождя и его сопровождение, однако молитву свою не прервал, и вид у него был такой, словно все эти вооруженные люди пришли для того, чтобы помолиться с ним вместе.