Майкл Боккачино - Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье

• Название: Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье
• Автор: Майкл Боккачино
• Издательство: Аст
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083854-7

Дом-Сумеречье. Дом, где воскресают мертвые — и разбиваются сердца живых. Здесь остановилось время. Здесь хозяин поместья — таинственный собиратель диковинок мистер Уотли, коллекционирующий в разноцветных флакончиках человеческие смерти. Сюда есть доступ лишь тем, кому ведомо незримое — или тем, кто недавно пережил утрату близкого человека. Однажды завеса непознанного приоткрывается для двух маленьких мальчиков, похоронивших любимую мать, и их молодой гувернантки, обладающей даром видеть рядом с умирающими загадочного «человека в черном». Так просто войти в Дом-Сумеречье. Но есть ли способ вернуться?..

---

Это был ребенок, мальчик девяти-десяти лет, в нарядном черном камзольчике; сбоку свисала цепочка от золотых карманных часов. На худом вытянутом лице застыло выражение лукавого веселья, и вместе с тем в чертах ощущалась некоторая дряблость. Ни тебе морщинок, ни складочек; нечеткая размытость очертаний внушала подспудную тревогу. Я подумала, наверное, дело в освещении, но кожа его отливала желтоватой бледностью, в точности как персик. Мальчик встал, приложил палец к губам, жестом заставив умолкнуть детей и меня, и повел нас дальше через сад.

Двери особняка были распахнуты настежь, как и прежде. Теперь, когда меня не одолевала мучительная тревога, как в первый наш визит, я смогла толком оглядеться вокруг. Вход со стороны сада при ближайшем рассмотрении оказался задней дверью. Прихожая подводила к массивным дубовым дверям холла — выше, чем с полдюжины людей в полный рост, но в проеме никого не было. За ним начиналась великолепная лестница, спиралью уходящая вверх, к бессчетным этажам, а на полу загадочно мерцала плитка.

Та, что ближе к стенам, была из камня, дальше шла полоса крупнозернистого мрамора, а дальше — глазурованная керамика. Сама плитка была довольно простой, но в центре композиции красовалась мозаика, выложенная из кусочков металла и стекла — она меняла цвет в зависимости от того, с какого места смотреть. Мы прошли через несколько разнообразных плиточных поясов, а помещение между тем менялось на глазах. В кольце камня прихожая оставалась пуста, как и прежде, но стоило нам ступить на мрамор, и стены, эффектно обшитые деревом, засияли внутренним теплом и на них проступили прихотливые изображения, словно бы на один и тот же сюжет: свет словно прожигал контуры рисунка, превращая деревянные панели в цветные витражи. Изящные хрустальные люстры, висящие в пустоте под потолком, внезапно взбурлили жидким пламенем. Сияние изверглось наружу, словно звезды, и озарило все темные углы, где золоченые диковинки и антикварные приставные столики хранили в себе сверкающе-непостижимые тайны: странные лужицы воды, что покрывались рябью, но со стола не стекали и не капали; радужное яблоко с такой гладкой и глянцевой кожицей, что, вбирая свет, оно казалось полупрозрачным; портрет плачущей старухи, чьи слезы размывали краску; пару ножниц, да таких острых, что они словно бы разрезали лучи, скользнувшие по кромке. Но все эти безделушки казались сущими пустяками в сравнении с преображением мозаики в центре залы. Пол запылал переливчатым огнем, пульсируя в лад с безмолвной песней Вселенной, вибрируя жизнью и энергией, не столько слепя взгляд, сколько испепеляя нечто потаенное в душе.

Я ахнула. Дети застыли было в изумлении, но наш юный проводник повел нас дальше, и стоило нам перейти на следующий пояс плитки, той, что из глазурованной керамики, как комната померкла. Жидкое пламя люстр словно расплескалось, растеклось и повисло в пространстве, отразилось в хрустале, так что прихожая превратилась в мир оживших красок, искрящихся и танцующих, словно северное сияние. Внутреннее тепло стен зазмеилось по деревянным панелям тонкими пылающими разломами: они потрескивали и тлели, точно догорающие угли. В новом варианте комнаты на диковинных предметах меблировки и на приставных столиках теперь лежали совсем другие предметы: небольшая серебряная арфа с тонко прочерченными тенями вместо струн, театральные маски, что вздрагивали от обуревающих их чувств, кожистый цветок в бриллиантовом горшке, струя чернил в наполненной водой вазе: чернила, растекшись, приняли форму лица, и это лицо с разинутым ртом задумчиво проводило нас взглядом. Мозаика на полу словно ушла в себя, вибрация стихла, перетекла в алый закатный отблеск, подсвеченный синевой и золотом, пробудивший во мне знакомую меланхолию.

Наконец мы пересекли центр помещения, и мозаичные кусочки стекла и металла вспыхнули бледным, холодным светом, что все прочее погрузил в тень и отразился от всех поверхностей миллионами далеких звезд. Мы затерялись в своей собственной вселенной, в неслыханном ноктюрне, который звучал и не собирался заканчиваться до тех пор, пока мы стояли в круге в центре прихожей. На краткий миг я ощутила покой и мир — и подивилась могуществу абсолютного безмолвия, ибо разом смолкли все звуки. Но мальчик-провожатый манил нас вперед, и мы пересекли вторую половину комнаты и окунулись в сумерки, и в рассвет, и снова в истинную пустоту этого места.

Странный это был дом. При всей смутности этой мысли никакой другой для передачи моего ощущения от Дома-Сумеречья у меня не нашлось. Крохотный серебряный крестик на моей шее бодрил и успокаивал еще меньше, чем прежде.

Мальчуган в черном камзольчике, не сбавляя шага, вел нас по особняку. Я бы, конечно, забеспокоилась, как бы не потеряться в бессчетных извилистых коридорах, но поскольку меня настойчиво тащили вперед двое мальчишек, что сейчас походили скорее на нетерпеливых гончих, что рвутся со сворки, нежели на учтивых, утонченных джентльменов, коих я пыталась из них воспитать, для иных тревог времени у меня не оставалось.

Нас провели через высокую зеркальную залу с мерцающими газовыми лампами, мимо овальных окон, забранных серебряными решетками, и вереницы массивных дубовых дверей. Дверь в самом конце стояла открытой; за порогом взгляд различал изогнутую стену, отделанную необработанным камнем. Провожатый пригласил нас внутрь.

— Дети? — Лили Дэрроу поднялась с роскошного кресла зеленой кожи в центре великолепной библиотеки. Эта комната оказалась совершенно круглой, высотой в четыре этажа, причем каждый последующий ярус книжных полок был меньше предыдущего. Ярусы поднимались все выше и выше к куполу стеклянного потолка, а над ним среди облаков зловеще нависала луна. Изукрашенные мостки вели от четвертого этажа к запертой двери. Лили распахнула объятия — и мальчишки опрометью бросились к ней. Она крепко стиснула Джеймса, а Пола поцеловала в лоб.

— Вы ко мне вернулись… столько времени прошло! — Она отвела взгляд и надолго уставилась в пространство. Пол коснулся ее плеча.

— Но, мама, мы же были тут только вчера!

— Да, конечно. Здесь время течет иначе. Дни и годы порою путаются между собой. — Она отогнала навязчивую мысль. — Вижу, вы уже познакомились с Дунканом? — Она указала на нашего юного провожатого. Теперь, оказавшись внутри, я отчетливо видела, что странный оттенок его кожи в самом деле желтовато-оранжевый и вызван отнюдь не игрою света и тени в саду. Мальчик с поклоном вышел из комнаты, по пути подмигнув нам. — Он служит хозяину дома. Хороших помощников отыскать непросто, так что мистер Уотли их выращивает.

Я сопоставила внешность Дункана с плодом в саду, который зажил своей жизнью во время нашего предыдущего визита.

— Этот ваш мистер Уотли выращивает людей?

— Дункан не человек. Во всяком случае, пока. Может, когда-нибудь им и станет. — Миссис Дэрроу вдохнула поглубже и улыбнулась, разом став больше похожа на саму себя. — У нас столько дел! Надеюсь, вы останетесь на ночь? — Она выжидательно глядела на меня. Я сложила губы в бесстрастную, невыразительную улыбку.

— Боюсь, мы не взяли с собой никакой смены одежды, — отозвалась я.

— Разумеется! Это бы вызвало подозрения.

— А еще подозрения непременно возникнут, если мы своевременно не вернемся домой.

— Вам не о чем беспокоиться. Вы можете провести здесь целый день, в то время как для всех прочих обитателей Блэкфилда пройдет не более минуты.

Наверное, эти слова должны были успокоить мою тревогу, но я лишь преисполнилась глубокой жалости к Лили. Если она сказала правду, значит, наш прошлый визит случился много лет назад. Миссис Дэрроу внешне никак не изменилась — но ведь мертвые не стареют! — но торжественная серьезность этой царственной красавицы наводила на мысль о подспудной хрупкости, словно она того и гляди изнеможет под бременем собственных достоинств.

Пол с Джеймсом оглянулись на меня и тут же вновь перевели взгляд на мать, инстинктивно ощутив завуалированное противоборство в нашем обмене репликами. Я вновь вспомнила о серебряном крестике на шее, совершенно бесполезном перед явно естественным красноречием Лили Дэрроу.

— Тогда, по-видимому, это не проблема.

— Превосходно! Не хотите ли осмотреть дом? — Это прозвучало не столько вопросом, сколько утверждением. Лили крутанулась на месте и взмахнула руками по направлению к книжным полкам. — Это, как вы сами понимаете, библиотека. Шарлотта, вы вольны пользоваться ею, когда захотите, но не забывайте об осторожности. Здешние книги славятся своим коварством. Иные читатели входили сюда, дабы провести приятный вечер, и больше о них никто и никогда не слышал.

— Хмм… — Я не удержалась от снисходительной улыбки, но Лили ничего не заметила.