Людмила Зенкина - Порочный треуогльник

• Название: Порочный треуогльник
• Автор: Людмила Зенкина
• Жанр: Современные любовные романы

Выйдя из убежища детских грёз и столкнувшись с жестокой реальностью, юной и не в меру наивной писательнице, в первую очередь, нужно совладать с собственными душевными метаниями, не дающими смело взглянуть в лицо страху и увидеть возможности своего счастливого будущего. Кто поможет ей переступить через тяжёлые ошибки прошлого, обличаемые совестью, защитить то, что дорого, и выбрать верную дорогу во взрослую жизнь?

---

Девушки заходят в школу, охранник с улыбкой пропускает их — таких красивых, блистающих молодостью и первой, новой свободой. Слабо освещенная лестница, ведущая на второй этаж — к актовому залу, откуда давно слышится музыка и весёлые голоса выпускников. Они опоздали, но ничего ещё не пропустили, весь вечер впереди. Прямо перед дверью стоит молодой парень, как его зовут? Не вспомнить. Он просит Еву отойти поговорить. Снова? Сколько можно? Как давно он не даёт покоя, предлагая сначала дружить, затем встречаться, что на этот раз? Что-то не так. Не так с его глазами, какой-то необычный бешеный блеск, он что-то говорит, повышает голос, обещает, угрожает. Нервы на пределе.

— Я убью себя! — всплывает в памяти его надорванный голос.

Тёплая рука подруги ложиться на плечо, её взволнованные слова:

— Пойдём отсюда, он кажется не в себе.

Ева кивает, спешит уйти к толпе танцующих людей, бросая через плечо последний взгляд на растерянного и разгневанного парня, тот яростно сверкает глазами и, бросив напоследок что-то, кажется даже нецензурное, бежит вниз по лестнице. Музыка почти заглушила его тихий вскрик и хочется уйти, но совесть не даёт просто сбежать. Девушка медленно подходит к лестнице, внизу на ступеньках лежит изломанное тело её воздыхателя. Паника захлёстывает, хочется закричать, но, взяв себя в руки, она бежит к охраннику. Вызывает скорую, пока пожилой мужчина осматривает, оказавшегося живым ещё, парня. За грохотом музыки никто и не замечает подъехавшей скорой, две выпускницы и школьный охранник провожают медиков, уверяющих, что пострадавший отделался лёгким переломом и сотрясением мозга, он точно будет жить.

Всё стихает, девушки стоят на улице, глядя в след давно скрывшейся из вида машине, идти наверх к шумной толпе уже совсем не хочется, как-то паршиво на душе.

— Может, стоило согласиться? — звучит собственный голос, такой непривычно далёкий, дрожащий. — Я бы постаралась быстро ему надоесть… Сам бы убежал.

Подруга нервно улыбается, старается успокоить:

— Брось, с такими суицидниками нельзя связываться.

Она всегда смотрела на жизнь просто, радовалась каждому моменту и старалась не оглядываться в прошлое, идти вперёд с бессмертным оптимизмом.

— Но он мог умереть, это я виновата, — девушке хочется заплакать, но почему-то слёзы застряли в горле давящим комком и, мучительно сопротивляясь, не желают выходить.

— Ты ни в чём не виновата. Пойдём лучше — заговорщицкий голос блондинки заставляет Еву на секунду отвлечься от переживаний. — Пойдём на задний двор, — почти шепчет она, — у меня сигареты есть.

— Чего?! Ты что, куришь?! — неожиданное возмущение в смеси с любопытством перекрывает поток скверных мыслей.

— Да что ты кричишь-то?! Пойдём, нервы успокоишь.

— Я не хочу курить, — собственный голос звучит как-то обиженно, хотя любопытства в нём только прибавилось.

— Не захочешь, просто со мной постоишь, — улыбается подруга.

— Давно ты куришь? — укоризненно шепчет Ева, пока они крадутся вдоль белой школьной стены к заднему двору, где обычно разгружается машина, привозящая продукты для столовой, сейчас там точно никого не должно быть. — И почему мне не говорила?

— Да я только пару раз попробовала, — лукаво улыбаясь, отвечает блондинка.

Фонарь у заднего крыльца, видимо, перегорел, в быстро сгущающихся сумерках только разноцветные огоньки прожекторов из окон актового зала слабо освещают обшарпанные каменные ступеньки и подъездную дорожку чёрного хода. Ева опасливо смотрит на окна второго этажа, откуда доносятся громкие звуки музыки.

— А вдруг нас заметят?

— Кому мы нужны? — смеётся подруга. — Самые строгие давно по домам разошлись, все пьют и танцуют, а завуч, наверное, математичку опять охмуряет.

Уже совсем стемнело. Она всё роется в сумочке в поисках зажигалки. Как-то не по себе, пугающе пусто на сердце.

Ева боязливо озирается, торопит приятельницу. Вдруг вспыхивает свет в окне первого этажа, прямо над ними, от испуга девушка машинально пятится, забыв, что стоит на ступеньке. Не сохранив равновесие, падает на шершавый асфальт, больно ударившись спиной и затылком. Голова трещит и кружится, нужно попросить подругу помочь подняться. Ева растерянно смотрит за границу жёлтого пятна света, падающего из окна, её сестра стоит там и совсем не спешит на помощь. С ней что-то не так. До слуха донёсся слабый болезненный стон, она делает короткий шаг, заходя в круг света, и падает, беспомощно протянув руку к Еве. Лицо её быстро бледнеет, обескровленные губы из последних сил стараются что-то прошептать, глаза зажмурены и весь вид выражает невыносимые страдания. Ещё секунда и мышцы лица расслабляются, оно постепенно принимает мёртвый, синеватый оттенок и кровь… Стремительно растёт на асфальте алеющее пятно, обступая неподвижное бесчувственное тело, впитываясь в чёрную ткань платья и в длинные светлые волосы, разметавшиеся по земле, по лицу и плечам несчастной девушки. Что происходит? Мысли путаются, нужно встать, но головокружение никак не даёт даже приподняться.

Из темноты в круг слабого света входит человек, останавливается на размытой границе, будто нарочно давая рассмотреть себя получше. Чёрные брюки, белая рубашка, чуть небрежно завязанный галстук. Он тоже пришёл на выпускной? На вид ему лет двадцать. Нет, вряд ли он школьник. Тёмные прямые волосы почти до подбородка слегка взъерошены, глаза дикие, блестят безумством, губы свело какой-то нервной усмешкой.

В руке незнакомца блеснул полированной металлической рукоятью нож, с короткого широкого клинка капает кровь, по манжете рубашки медленно расползаются алые пятна.

Хочется закричать, вскочить, сопротивляться, бежать — сделать хоть что-нибудь, но тело упорно сопротивляется, голова болит невыносимо.

Незнакомец всё медлит, наслаждается бессилием жертвы, неторопливо подходит ближе. Последний рывок, попытка подняться, забыв про боль и головокружение, но чья-то рука грубо хватает за волосы, притягивает к земле — мучитель уже прижал её тело к холодному асфальту. В этот миг всё происходящее вдруг теряет значение, острое понимание ближайшего будущего входит в опустошенное сердце девушки, как должное, неизбежное… Что она может? Какая разница, что будет дальше, если она всё равно не в силах этому сопротивляться. Лучше не пытаться, пусть только всё быстрее закончится. И ничто не волнует уже, только жизнь сестры, которой возможно и нет уже, это рвёт душу на части, заволакивает сознание ужасающей пустотой и беспомощным страхом. Что-то тяжёлое прижимает ноющее тело к земле, безумный незнакомец грубо лапает его трясущимися руками, что-то говорит, но Ева не чувствует, не слушает, из последних сил она тянет руку к подруге, алая кровь пропитывает рукав её платья, ещё немного и она коснётся бледных холодных пальцев сестры.

— Не умирай, — шепчет она.

Внезапно свет меркнет и тут же взрывается ослепительной вспышкой перед глазами, резкая обжигающая боль в плече разрывает все чувства и мысли, презрительный голос гремит прямо над ухом:

— Не отвлекайся, тварь!

Что это? Ева с трудом поворачивает голову, стараясь увидеть хоть что-нибудь ослеплённым болью взглядом. Перед ней пышущее безумием лицо, в глазах горит бесконтрольный огонь сумасшедшей ярости и похоти, лихорадочно-довольная надменная ухмылка. Плечо горит и пульсирует, из-под прорезанного платья сочится кровь, быстро расползается фиолетовым пятном по голубой ткани.

— Это тебе за брата, сучка! — слышится разъяренное рычание в угасающем сознании и, под противный треск разрываемой ткани платья, оно окончательно меркнет, погружается в густую темноту бесчувственного забытья.

— Ева!.. — едва слышался чей-то голос на грани сознания. Пронизывая тело, постепенно возвращалась боль. — Ева, открой глаза! — это Тимор, точно его голос, такой непривычно напуганный и взволнованный.

Девушка болезненно поморщилась, приходя в себя, попыталась приоткрыть глаза. В голове противно гудело, в ушах стучало собственное сердце, вокруг было темно, и только непрерывный шум дождя возвещал, что забвение всё-таки отступило.

— Ева! — снова долгожданный, любимый голос, такой близкий и родной, но такой невыносимо громкий. — Слава Богу, ты очнулась!

Вместе с возвращающимся ощущением реальности, девушка начала чувствовать своё тело: ноги замерзли на ледяном полу, что-то тёплое и мокрое под спиной — наверное, колени Тимора. По коже побежали мурашки — нежные руки аккуратно сжимают её тело, промокшая рубашка мужчины липнет к щеке, за ней часто и громко бьётся сердце в его груди, а на другой щеке холодящий ветерок неровного дыхания. Глаза быстро привыкли к темноте, в полумраке стал различим силуэт, склонившегося над её лицом спутника — он такой близкий, такой дорогой, такой нужный. Ева с трудом приподняла руку, положила её на грудь любимого.