Александр Григоренко - Ильгет. Три имени судьбы

• Название: Ильгет. Три имени судьбы
• Автор: Александр Григоренко
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-904155-34-6

Новый захватывающий роман Александра Григоренко «Ильгет. Три имени судьбы» о человеке, у которого «стрелой в ране» застряла загадка его жизни. Тщедушный приемыш, потерявший брата-близнеца, по воле «бесплотных» проходит путь от раба своего отчима до вождя чужого племени. Вновь становится рабом — монголов, огненной лавой затопивших могучую реку Енисей, — но обретает свою правду: великое благо — жить без страха.

---

Обрадовавшись готовому ответу, избавлявшему от необходимости искать слова, я сказал:

— Да, отец.

— Ты ведь хотел воевать, как все, и мог бы спросить стрел у меня. Отчего не спросил?

Широкий человек поднялся — он понимал, что всякое слово заморышу не по силам.

— А ты — стрелок. Можешь не только глухаря добыть. Так откуда ты взял костяные стрелы?

— Сам делал.

— Зачем?

— На глухаря…

Ябто помолчал немного.

— Вспоминаешь тунгуса? — вдруг спросил он. — Не отвечай, вижу, что вспоминаешь. Наверное, ты хотел, чтобы он перерезал мне глотку? Ведь я строг, а шитолицый был добр к тебе. Он был единственным взрослым мужчиной, который разговаривал с тобой и к тому же научил, как достать сердце у врага. Каково оно на вкус? Как свежая оленья печень? Расскажи, каково это — отведать человеческого сердца?

— Не знаю.

— Тот парень был раб Тогота. Ты съел сердце раба и теперь сам можешь стать рабом. Ты это понимаешь? Понимаешь, как добр был к тебе Железный Рог?

Я опустил лицо.

Разговор надоел Ябто, он знал, что не дождется ответа от этого мальчишки с лицом Лара.

— Ты им уже стал, — сказал он. — У тебя не будет ни лука — даже такого слабого, ни стрел — даже костяных. Только нарты и топор, чтобы рубить и возить дрова. Мне не нужен сын, который отведал рабьего сердца.

Ябто развернулся и отправился в свой чум, услышав, как за его спиной покорно зашуршали полозья.

И вдруг куда-то под горло его ударила странная боль. Это был стыд. Назвав Вэнга сыном, широкий человек устыдился своей лжи. «Что заставляет тебя лгать?» — услышал он насмешливый голос своего демона.

Он дважды вздохнул во всю грудь, и боль исчезла так же внезапно, как пришла. Демон молчал. Ябто улыбнулся и с наслаждением подумал о том, что все дело в его великодушии, которым воспользовался какой-то проказливый дух и заставил заговорить с этим нелепым существом.

Спустя немного времени Гусиная Нога и Блестящий, гогоча, развлекались моим оружием. Они стреляли по старой лосиной шкуре, которую костяные наконечники едва пробивали.

Вечером сломанный лук и древки стрел потрескивали в очаге.

* * *

— Нету теперь твоих стрел. Чем охотиться будешь, хозяин?

Нара стояла напротив и тоненько смеялась.

— Все еще собираешься жить своим очагом?

Я старался не смотреть на нее — смех бил по лицу тонкой лозой. Невыносимо хотелось плакать, и когда мука дошла до края и дрова были выгружены, я выпрямился, поднял топор и сказал глухо:

— Уйди.

Нара перестала смеяться.

— А ты ударь, — произнесла она так, будто шепнула на ухо.

Положив топор, я принялся ломать об колено длинные ветки. Крик сухого дерева давал облегчение душе.

Я думал: хорошо бы сказать этой твари, что уже убил врага и отведал его сердца, — ведь она наверняка ничего не знает. Братья считают себя взрослыми мужчинами и по примеру отца не говорят с женщинами о своих делах.

Но прежде чем я успел открыть рот, Нара сказала:

— Боишься ударить? А ведь ты, кажется, уже убил кого-то.

Нутро вздрогнуло. После некоторого молчания я произнес, как мог сурово:

— Да, убил. Врага. И съел половину сердца.

— Ой! — Девочка Весна взвизгнула так, будто ей подарили бусы крупного бисера. — Настоящий воин! Настоящий…

— Да, настоящий.

Я почти кричал, вновь чувствуя позорную теплоту, подступающую к глазам.

— И настоящий воин делает бабью работу…

Нара не успела закрыть рот, как кривой сосновый сук просвистел перед ее лицом. В долгом молчании я увидел — ее черные глаза, похожие на два маленьких лука, раскрылись широко, будто кто-то натянул тетиву.

Наконец она сказала:

— Ты ведь не убьешь меня… как того… того, которого убил?

— Нет, не убью…

Я поднял со снега топор и положил его на нарты.

— Иди. Разве у тебя нет работы?

Но Нара не уходила.

— Хочешь посмотреть, как настоящий воин делает бабью работу, — смотри.

Девочка Весна стояла не двигаясь, не говоря ни слова, и вдруг заговорила так, будто доставала из заветного туеса свое главное сокровище.

— К отцу приезжал человек… они ели много мяса, ели несколько дней… громко разговаривали и смеялись…

— Слышал.

— Нет, ты не слышал. Этот человек приехал с другого берега реки, оттуда, где земли людей Нга, — продолжала Нара, и после этих слов я замер. — Я слышала, как этот человек… я была рядом с чумом, мать приказала принести толченой рыбы…

— Говори!

… этот человек сказал, что видел Лара. Он жив, здоров, ест жир вместе со всеми. Старик Хэно сделал из него хорошего оленевода… и скоро, может быть, раньше, чем через три года, отдаст Лару свою дочь… самую красивую дочь…

Нара говорила все медленнее, перекатывая слова, как речные камешки в ладони. По ее щекам текли слезы.

Точно так же они текли, когда отец увозил Лара из стойбища, — только этих слез никто не видел. Она берегла их, как великую тайну, и проливала в редкие мгновенья одиночества.

И таким же, как слезы, сокровищем Девочки Весны стал я, заморыш Вэнга, человек с маленьким телом и лицом Лара. Я не знал о том, что в Наре уже завязалось главное умение женщины скрывать, прятать, лгать и этим яснее самых лучших слов говорить правду о себе. Я стал ее куклой, самой драгоценной из всех, — насмехаясь надо мной, она открывала мне эту тайну, которую я разгадал много лет спустя.

Теперь она понимала, что слезы выдали ее, она рассыпала свое сокровище, но ни обиды, ни досады на себя в ней не оставалось — была какая-то тихая, нежная боль.

Она развязала ворот парки и достала ремешок с белыми птичками.

— Вот… твои птички со мной, — сказала она. — Всегда со мной.

Нара повернулась и ушла.

* * *

У меня оставалась только половина души. Другую половину, Лара, широкий человек отсек и бросил за реку, в земли людей Нга.

Я жил словом «Беги», услышанным от Куклы Человека. По-прежнему я носил еду в чум старика и надеялся, что человек, открывший мне самую главную тайну, хотя бы раз повторит это слово, или назовет трусом.

Но старик не говорил ничего. Он отказывался даже открывать глаза на все, что происходит вокруг него. И заветное слово остывало в моей душе. Я начинал верить словам широкого человека о том, что отравился сердцем раба.

Но увидев слезы Девочки Весны, Вэнга вдруг понял, что может жить. Он не знал, какой она будет, эта жизнь, но уже не боялся ее.

И так — без страха — дожил до конца зимы. Потом отшумела весна, промелькнуло знойное, слепящее лето. Я ждал чего-то, чему не находил имени. Это ожидание не было тревогой, оно давало силы. Место заветного слова заняла Нара.

Девочка Весна была красива — об этом говорили отец, мать и особенно братья. Я понимал, что они говорят правду.

Но красота Нары была для меня небесным сиянием, которым любуются, но даже в самых потаенных мыслях не мечтают сделать своим. Так и смотрел на нее — как на сияние. Пролив слезы, Нара уже не смеялась надо мной, не говорила обидных слов — она совсем перестала меня видеть. Но я от этого нисколько не страдал. Я мог смотреть на нее издали, а когда не видел ее — знал, что Девочка Весна где-то рядом, помогает матери выделывать шкуры, шить бокари и малицы.

Нара оживила для меня брата. Глядя на нее, я чувствовал, как бьется живое сердце Лара. Трое — мы стали единым существом.

С той поры я ничего не слышал о судьбе Ерша — человек с другого берега реки больше не приходил.

В начале осени в стойбище появились верховые олени тунгусов рода Кондогир. Ехавший впереди старик Молькон сказал, что просит почтенного Ябто отдать свою дочь за его сына Алтанея, что по-тунгусски «Силач».

Молькон дает за дочь Ябто калым, равный сотне оленей, а если такое стадо не нужно лесному человеку, его можно заменить добрыми вещами и оружием.

Ябто дал согласие, которое отметили пиром.

Нару усадили на белолобую важенку и увезли на полночь, туда, где к Йонесси припадает Срединная Катанга.

Через ночь после того, как исчезла Девочка Весна, проснулся мой чудесный слух. Сквозь завывания ветра я слышал олений хорк и тихий плач, похожий на смех.

Бег

Сила и разум не живут в человеке, они приходят к нему, как гости, когда участь позовет их. Так они пришли ко мне.

Разум мой проснулся свежим человеком, оставившим на постели последнюю усталость.

Разум сказал, что все нужное для того, чтобы уйти, уже есть — оружие лежит в чуме Ябто, лодка, приготовленная для завтрашней ловли, ждет на берегу.

Разум сказал, что обдумывать будущее и бояться неудачи заставляет трусость, которая так же посланница участи. Если участь скажет трусости уйти, она повинуется и покидает души даже самых ничтожных людей.

На исходе ночи, когда небо побледнело, и огромная белесая луна коснулась вершины горы, за которой пряталась днем, я вышел из чума. Ябтонга и Явире не услышали ничего. Я шел к жилищу широкого человека и его жены. В руках моих был маленький топор.