Рэй Брэдбери - Тёмный карнавал [переиздание]

• Название: Тёмный карнавал [переиздание]
• Автор: Рэй Брэдбери
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-45738-0

Настоящая книга поистине уникальна — это самый первый сборник Брэдбери, с тех пор фактически не переиздававшийся, не доступный больше нигде в мире и ни на каком языке вот уже 60 лет! Отдельные рассказы из «Темного карнавала» (в том числе такие классические, как «Странница» и «Крошка-убийца», «Коса» и «Дядюшка Эйнар») перерабатывались и включались в более поздние сборники, однако переиздавать свой дебют в исходном виде Брэдбери категорически отказывался. Переубедить мэтра удалось ровно дважды: в 2001 году он согласился на коллекционное переиздание крошечным тиражом (снабженное несколькими предисловиями, авторским вводным комментарием к каждому рассказу и послесловием Клайва Баркера), немедленно также ставшее библиографической редкостью, а в 2008-м — на российское издание.

---

К полуночи явились первые родичи!

Бабушка и дедушка, прямиком из родных краев; веселые, словоохотливые. Приветствиям не было конца!

После этого, что ни час, являлся кто-нибудь новенький. Дребезжание окна, стук в переднюю дверь, удары в заднюю. Шум в подвале, шелест на чердаке, свист осеннего ветра в дымовой трубе. Мать наполняла большую хрустальную чашу для пунша. Отец сновал из комнаты в комнату, зажигая свечи. Лора с Эллен развешивали новые букетики аконита. Тимоти стоял среди этой суматохи с бесстрастным лицом, вытянув по швам дрожащие руки и быстро-быстро шныряя вокруг глазами! Увидеть все! Хлопанье дверей, смех, темнота, звонкая струя вина, вой ветра, топот, радостные возгласы в дверях, четкое постукиванье окон, тени, что скользят туда-сюда, кружатся, исчезают.

Прием начался!

Пять человек, десять, пятнадцать, тридцать! И будут еще шестьдесят!

— О, а это, похоже, Тимоти?

— Что такое?

Ледяные пальцы берут его ладонь. Над Тимоти склоняется длинное бородатое лицо.

— Славный парнишка, славный, — говорит гость.

— Тимоти, — поясняет мать. — Это твой дядя Джейсон.

— Привет, дядя Джейсон.

— Ой-ой, что-то голосок у тебя невеселый, племянник Тимоти.

— У меня все нормально.

— Спасибо, что сказал, мой мальчик. Выше голову. — Холодный кулак гостя легонько вздернул подбородок Тимоти.

— А там… — Мать увлекла дядю Джейсона прочь.

Пустой, как стекло, глаз дяди подмигнул Тимоти поверх плеча, окутанного пелериной.

Тимоти остался в одиночестве.

Из неведомой дали, куда вел во мраке ряд свечей, донесся похожий на флейту голос; это была Эллен.

— И мои братья, ума им не занимать. Угадайте, тетя Морджанна, чем они занимаются.

— Понятия не имею.

— Заведуют городским моргом.

— Да что ты! — Тетя Морджанна ахнула.

— Да-да! — Пронзительный смех. — Премило, правда?

— С ума сойти!

Все захохотали.

Тимоти стоял по стойке «смирно».

Смех смолк.

— Знаешь ли, мы все кормимся с их работы.

Лора выкрикнула:

— Верно-верно! Ты ведь представляешь себе, тетя, дорогая, в чем состоит работа санитара из похоронного бюро?

Тетя Морджанна не знала подробностей.

— Что ж, — тоном ученого начала Лора. — Они втыкают в тело серебряные иголочки, соединенные с красной резиновой трубкой, чтобы вытянуть кровь. И впрыскивают консервант. Как правило, санитары сливают кровь в канализацию. Но не Леонард с Бионом! Они носят ее в бутылях домой для мамы и папы и для всех нас. Но, конечно, Тимоти…

У Тимоти дернулся уголок рта.

— Нет-нет, — проворно зашептала Лоре мать.

— Тимоти… — протянула Лора, не зная, чем закончить фразу.

Наступило неловкое молчание. Его прервал требовательный голос дяди Джейсона:

— Да? Продолжай. Что насчет Тимоти?

— Ох, Лора, язык у тебя… — вздохнула мать.

Лора продолжила. Тимоти закрыл глаза.

— Тимоти, он… ну, он не любит кровь. Такой уж он… разборчивый.

— Он еще научится, — пояснила мать. — Вопрос времени. — Она сказала это твердым голосом. — Он мой сын, и он научится. Ему всего четырнадцать.

— Но меня на крови взрастили. — Голос дяди Джейсона переместился в соседнюю комнату. Снаружи ветер играл на деревьях, как на струнах арфы. Оконное стекло обрызгал дождичек. — На крови взрастили… — Звуки истаяли вдали.

Тимоти, покусав себе губы, открыл глаза.

— Ну, это была моя вина. — Мать провела гостей в кухню. — Я заставляла его. Но ребенка не принудишь, только навсегда отобьешь ему вкус к блюду. Вот Бион до тринадцати лет не притрагивался к…

Конец фразы потонул в шуме ветра.

— Понятно, — пробормотал дядя Джейсон. — Тимоти дозреет позже.

— Ничуть не сомневаюсь, — с вызовом ответила мать.

Свечи пылали, по дюжине затхлых комнат прыгали тени. Тимоти стало холодно. Втянув в себя запах горящего сала, он инстинктивно схватил свечу и отправился блуждать по дому под предлогом того, что поправляет креп.

— Тимоти. — Чей-то голос за рисунчатой стеной шепотом, с присвистом и вздохами, выговаривал слова. — Ти-мо-ти-боис-ся-тем-но-ты. — Голос Леонарда. Чертов Леонард! — Так что мать — иной раз — позволяет ему — брать свечу. Так и ходят, неразлучные, по всему дому — огонек свечи и два серых глаза Тимоти; и светится вся троица одинаково.

— Мне нравится эта свеча, только и всего, — с упреком прошептал Тимоти.

— Все образуется. Дети они и есть дети, — долетели из глубины темной столовой слова тети.

И снова шум, снова хохот, дикий хохот! Раскат за раскатом! Хлопки и стуки, выкрики, шуршанье платьев, шелест пелерин! В парадную дверь, подобно пороховому дыму, повалил мокрый туман. И оттуда, складывая крылья, гордо выступил высокий мужчина.

— Дядя Эйнар!

Нырнув прямиком в туман, под сплетенье зеленых теней, Тимоти на тонких ногах рванулся вперед, в объятия дяде Эйнару. А тот поднял его в воздух!

— У тебя крылья, Тимоти! — Легко, как пушинку, он подбросил мальчика в воздух. — Крылья, Тимоти, лети!

Внизу побежал хоровод лиц. Тьма закружилась. Дом сдуло прочь. Тимоти ощущал себя ветром. Он замахал руками. Пальцы дяди Эйнара поймали его и снова подбросили к потолку. Потолок рухнул, как обугленные стены.

— Лети! Лети! — потребовал дядя Эйнар гулким басом. — Крыльями! Крыльями!

Лопатки пронзило острой болью, словно коренившиеся там ростки пробились наружу, распускаясь не цветами, а свежими перепонками, длинными и влажными! В горле у Тимоти заклокотало; дядя Эйнар подбросил его еще выше!

В дом хлынул поток осеннего ветра, на крышу обрушился дождь, балки тряслись, недовольные свечи грозили выпасть из канделябров. Из магической черноты ниш и дверей таращилась в две сотни глаз, клонилась к центру круга большая и малая родня, а в середине, в гудящем от смеха пространстве, Эйнар, как куклой, жонглировал ребенком: «Бей крыльями! Взлетай!»

— Ну все, довольно! — крикнул наконец Эйнар.

Мягко опустившись на половицы, Тимоти восторженно и устало привалился к дяде Эйнару.

— Дядя, дядя, дядя, — счастливо всхлипывал он.

— Ну, хорошо полетал, Тимоти? — Эйнар погладил племянника по голове. — Хорошо, хорошо.

Близился рассвет. Большая часть гостей уже собралась и готовилась отправиться в постель, чтобы недвижно и беззвучно проспать светлое время суток. С закатом они выпрыгнут из своих ящиков красного дерева, начнется пиршество.

Дядя Эйнар во главе толпы родственников двинулся в подвал. Мать вела их вниз, к тесным рядам отполированных до блеска ящиков. Шаги Эйнара сопровождались странным свистом и шорохом, крылья напоминали синевато-зеленую палатку, вздувшуюся на спине; касаясь чего-нибудь, они издавали слабый барабанный стук.

Наверху Тимоти устало улегся и погрузился в мысли, стараясь полюбить темноту. В темноте тебя никто не видит, не заругает, делай что хочешь. Да, Тимоти любил ночь, но не то чтобы сильно. «Временами ночи уж слишком много!» — кричал он, взбунтовавшись.

В подвале бледные пальцы тянулись к крышкам красного дерева, задвигая их изнутри. Иная родня совершала перед сном трехкратный круг и устраивалась по углам, уложив головы на лапы и сомкнув веки.

Взошло солнце. Все спали, никто не храпел.

Закат. Начало пиршества походило на взрыв; так разлетается, с криками, хлопаньем крыльев, потревоженный выводок летучих мышей! Крышки ящиков откинулись! В подвальной сырости засновали шаги! В парадную и заднюю дверь колотили припозднившиеся гости, их впускали, принимали извинения.

Погода стояла дождливая, промокшие посетители нагружали Тимоти сырыми накидками, шляпами, забрызганными вуалями, он относил их в чулан; повешенные на стены для просушки, они выглядели как мумифицированные летучие мыши. Комнаты были забиты народом. В прихожей засмеялась одна из кузин, смех завернул за угол в дверь гостиной, срикошетил, заложил вираж и из четвертой комнаты вернулся к Тимоти, отчетливый и циничный. За ним последовал залп хохота!

По полу пробежала мышь.

— Лейберсраутер, племянница, я тебя узнал! — воскликнул отец.

Прошмыгнув меж женских туфель, мышка скрылась в углу. И тут же там возникла из ничего красивая женщина и одарила всех белозубой улыбкой.

Кто-то приник к мокрой наружной поверхности кухонного окна. Оттуда неслись вздохи, плач и стуки, но что там было, Тимоти не видел. Ему представилось, что это он сам заглядывает в окно. Его мочит дождем, хлещет ветром, хочется внутрь, в приветливую тьму, усеянную огоньками свечей. Вытянутые фигуры танцоров проносились в вальсе, скользили и кружили под чужестранную музыку. На бутылках играли отсветы, с винных бочонков падали комочки земли, на пол свалился паук и молча заторопился прочь.