Андрей Воронин - Слепой. Приказано выжить

• Название: Слепой. Приказано выжить
• Автор: Андрей Воронин
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-086534-5

Преступная группа, похищающая дорогостоящие авто, в качестве очередной жертвы выбирают иномарку, принадлежащую… Глебу Сиверову. Такой выбор заканчивается для бандитов весьма плачевно. Однако не это волнует сейчас спеца Слепого. Он занят особым делом — проверяет достоверность информации о наличии в стране теневого правительства. Ведь если «кукловоды» реально существуют и действуют, то их планы не сулят ничего хорошего будущему России.

---

Воевода тяжело опустился на диван и щедрой рукой плеснул себе коньяка. Обтянутое натуральной кожей мягкое сидение с готовностью подалось под его внушительным весом. При этом наброшенный на закругленный угол спинки китель с генеральскими погонами соскользнул и упал на пол, негромко брякнув о паркет гербовыми пуговицами и значками. Освещенная только торшером и несколькими бра большая гостиная с задернутыми шторами выглядела огромной и таинственной, как пещера Али-Бабы. Поднося к губам наполненный почти доверху бокал, Воевода криво усмехнулся: пришедшее ему на ум сравнение было, что называется, не в бровь, а в глаз. Слегка пошарив по этой квартирке, бедный арабский пастух разбогател бы так же верно, как после визита в пресловутую пещеру сорока разбойников.

Потому что, ребята, поощрять и насаждать воровство и коррупцию среди подчиненных невозможно, если не берешь взяток и не воруешь сам.

Воевода глотнул коньяка и высосал ломтик лимона. А интересная получается хреновина, подумал он, вынимая из нагрудного кармана висящей на спинке стула форменной рубашки пачку сигарет и шаря свободной рукой по карманам в поисках зажигалки. Бери сам и давай брать другим — этому русского человека испокон веков учит жизнь. Но это же поначалу говорил и Политик. Фактически это была главная инструкция, которую я от него получил в начале совместной работы. Я ей следовал, и вполне успешно. Шума вокруг борьбы с коррупцией все больше день ото дня, а между тем ее уровень в армии только за последний год вырос аж в шесть раз — и это несмотря на скандал с «Оборонсервисом» и смещение Сердюкова.

То есть свою задачу я выполнял и выполняю на «отлично». И вдруг он мне говорит: умерь аппетит, пока не поздно. Если, говорит, уже не поздно. И как это понимать? Это что же, сделал дело — гуляй смело? Отработал свое — и в расход?

А иначе и быть не могло, понял он вдруг. От этого понимания где-то за грудиной снова возник неприятный, сосущий холодок. Иначе и быть не могло, потому что такова была отведенная ему роль — не пешки, конечно, а, скажем, слона, которым жертвуют, чтобы убрать с доски более мощную фигуру противника.

Фигурой этой, конечно же, был вовсе не Сердюков, который тоже с большой степенью вероятности так или иначе выполнял директивы Политика. Он выполнил свою задачу, вольно или невольно, и с треском ушел со сцены. На смену ему пришел Шойгу — популярный деятель, поднявший из руин МЧС. Предполагалось, что с его назначением то же самое произойдет и с министерством обороны, но при нем уровень воровства и коррупции в армии не понизился, а вырос, причем катастрофически. Произошло это во многом стараниями Воеводы, но суть не в этом. Шойгу — человек Путина, это известно всем. Дискредитировать его — значит дискредитировать действующее руководство страны, неопровержимо доказать, что корень проблемы не в отдельно взятых исполнителях, будь то министр или вороватый управдом, а в системе. Рыба гниет с головы, но чистят ее с хвоста — вот, собственно, и все, что Политик на данном этапе пытается внушить широким массам российского электората. Сделать вонь разложения непереносимой, спровоцировать бунт, чтобы затем подавить его железной рукой и захватить власть — такова его конечная цель.

Достигнута она будет не сегодня и не завтра, и по пути к ней с рыбьего хвоста счистят еще немало чешуек. Чешуйка — Сердюков, другая чешуйка — он, Воевода… Почему бы и нет? Нынешний министр обороны без боя не сдастся, а войны без урона не бывает. Воевода — фигура видная, и, когда его имя посмертно втопчут в грязь, а положение дел от этого нисколько не изменится, Политик получит еще один повод во всеуслышание сказать: смотрите, вот яркий пример того, как воплощенная в действующем руководстве страны коррупция лицемерно, напоказ борется сама с собой.

Воевода со звонким металлическим щелчком откинул крышечку дорогой бензиновой зажигалки и крутанул большим пальцем рубчатое колесико, высекая искру. Воспламенившийся фитиль расцвел треугольным лепестком огня; Воевода погрузил в него кончик сигареты, глубоко затянулся, окутавшись облачком табачного дыма, и с ненужной силой захлопнул крышку зажигалки. Поросшая рыжеватым волосом белая мясистая рука протянулась к бутылке и наклонила ее над пустым бокалом. Сделано это было чересчур энергично, часть коньяка выплеснулась мимо, и на крышке драгоценного антикварного столика в придачу к россыпи мокрых отпечатков образовалось небольшое коньячное озерцо. Кожаная обивка дивана неприятно липла к покрытой испариной голой спине, а обтянутый брюками зад так и норовил соскользнуть с нее на пол. Как любая кожаная мебель, диван был сугубо офисный и мало подходил для повседневной эксплуатации в быту: долго сидеть на нем было сущим наказанием. Но меблировкой и декорированием квартиры занималась жена, а спорить с ней было не только крайне утомительно, но и бесполезно: идя напролом к намеченной цели, она могла превратить дом в такое пекло, в котором стало бы неуютно самому дьяволу.

Глотнув коньяку, Воевода сунул сигарету в уголок рта и, щуря от дыма левый глаз, свободной от бокала рукой опять потянулся к стулу, на спинке которого висела его форменная рубашка. Пальцы приподняли клапан накладного кармана, скользнули внутрь и нащупали сложенный вчетверо лист бумаги — ту самую записку, которую он обнаружил вчера на письменном столе в своем рабочем кабинете. Выяснить, как она туда попала, так и не удалось. Был момент, когда, покидая кабинет, Воевода услал сидевшего в приемной референта с каким-то поручением. Референт отсутствовал на месте минут пятнадцать; и приемная, и кабинет в это время были заперты, посторонних в здании никто не видел, но по возвращении из своей недолгой отлучки Воевода обнаружил у себя на столе эту чертову бумажку.

Записка была без затей набрана на компьютере и распечатана на лазерном принтере, что автоматически исключало даже теоретическую возможность установить ее происхождение по почерку или шрифту. Отпечатков пальцев автора на бумаге, вероятнее всего, не осталось. А если бы они там и были, что с того? Показать ЭТО кому бы то ни было, будь то эксперт-криминалист, законная жена или дворник-таджик, Воевода не мог ни при каких обстоятельствах: это было равносильно самоубийству.

Чередуя глотки с затяжками, Воевода еще раз пробежал глазами текст, который и без того помнил наизусть. Это было уже не дуновение приближающейся грозы, а полновесный раскат грома, грянувший с ясного неба прямо над головой. И сейчас, хорошенько все обмозговав, Воевода вдруг подумал: а уж не Политик ли устроил ему это приключение?

Воевода подозревал, что, если и узнает ответ на этот вопрос, то лишь в самый последний миг, когда уже ничего нельзя будет исправить и изменить. Да и вопрос, если разобраться, был праздный. Когда видишь, что с крыши строящегося здания прямо тебе на голову падает кирпич, разбираться, сам он оттуда упал или его кто-то сбросил, недосуг — надо уносить ноги, пока эта хреновина не проломила тебе черепушку. А уж потом, если удастся увернуться, можно подняться наверх и поглядеть, какая это сволочь там развлекается.

Словом, по всему выходило, что приглашение автора записки придется принять. Так ли, этак ли, по собственной воле или по принуждению анонимного шантажиста — все едино, другого выхода нет. Если, конечно, не рассматривать в качестве такового самоубийство или страусиную политику выжидания: спрятать голову в песок, вообще никак не реагировать на угрозу, и будь, что будет. Что, опять же, равносильно пуле в висок.

Наросший на кончике сигареты столбик пепла обломился и упал, беззвучно рассыпавшись по драгоценной крышке стола щепоткой сероватой пыли. Приняв к сведению слегка запоздалое напоминание о такой простой вещи как пепельница, Воевода с усилием выпростался из мягких кожаных объятий дивана, протопал, слегка косолапя, на кухню и отыскал поименованный предмет. Записка все еще была у него в руке; скомкав, Воевода положил ее в пепельницу и чиркнул зажигалкой, а потом приложился к бокалу, который тоже принес с собой. Оставшийся на дне бокала глоток не утолил ни жажды, ни тревоги. Бутылка осталась в гостиной, и, пока записка горела, трепеща тянущимися к потолку острыми коптящими язычками пламени, Воевода прогулялся туда и исправил досадное упущение.

В бутылке тоже осталось немного, и он не стал возиться с бокалом, а выпил прямо из горлышка — раз, потом другой и третий. Записка догорела, оставив в качестве напоминания о себе только кучку черных скукоженных хлопьев на дне пепельницы да отвратительный запах горелой бумаги, живо напомнивший о временах нищей армейской молодости, когда в одном на пять комнат туалете офицерского общежития приходилось жечь газету, чтобы отбить оставленную предыдущим посетителем вонь. Воевода старательно перемешал пепел черенком чайной ложки, высыпал его в раковину и пустил воду. Пенящаяся, слегка отдающая хлоркой струя с шипением и плеском ударила в хромированное жестяное дно, смывая и унося в канализацию черные намокшие свидетельства постигшей Воеводу беды — увы, только их, но не саму беду. С ней Воеводе предстояло разобраться самостоятельно. Допитый залпом коньяк подогрел решимость — подогрел недостаточно, но это-то как раз было дело поправимое.