Николай Павленко - Лефорт

• Название: Лефорт
• Автор: Николай Павленко
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03247-7

Уроженец Женевы Франц Лефорт (1656—1699) оставил глубокий след в истории России. Один из ближайших сподвижников Петра, генерал и адмирал русской службы, первый посол Великого посольства, он оказал огромное влияние на формирование личности царя Петра I и, можно сказать, стоял у истоков европеизации России. Имя Лефорта до сих пор носит один из районов Москвы. О судьбе этого необыкновенного человека и его роли в Петровских преобразованиях рассказывается в новой книге старейшего автора серии «Жизнь замечательных людей», признанного классика историко-биографического жанра Николая Ивановича Павленко.

---

Казалось бы, все было готово к переезду в Венецию. Но тревожные вести из Москвы нарушили все планы.

В «Статейном списке» о причине, вызвавшей резкое изменение планов Великого посольства, сказано так: «Июля в 15 день пришла с Москвы почта, отпущенная июня от 17 числа, на которой присланы письма о воровстве бунтовщиков- стрельцов»{161}.

Эта опасная новость шла в Вену почти месяц. Что произошло в Москве за это время, никто не знал. Стрельцы могли повторить свой успех шестнадцатилетней давности, перебить бояр и выжечь Немецкую слободу; могло быть и напротив, что верные правительству войска уже подавили бунт; наконец, возможен был и третий вариант: ни одной из противостоявших друг другу сил не удалось достичь перевеса, и борьба продолжалась.

В этих условиях Петр принимает единственно правильное решение — сам отправляется к месту событий в Москву.

16 июля он пишет Ф.Ю. Ромодановскому: «Письмо твое, июня 17 дня писанное, мне отдано, в котором пишешь, что се мя Ивана Михайловича растет, в чем прошу быть вас крепких; а кроме сего, ничем сей огонь угасить не мочно. Хотя зело нам жаль нынешнего полезного дела (поездки в Венецию. — Н.П.), однако сей ради причины будем к вам так, как вы не чаете»{162}. В этом кратком послании Петр изложил свою концепцию стрелецкого бунта, выросшего, по его убеждению, из семени И.М. Милославского, посеянного еще в 1682 году, и выразил намерение сурово, без пощады расправиться с бунтовщиками. Тон записки свидетельствует, что ненависть к стрельцам переливала через край и царь ехал в Москву с готовым решением относительно их судьбы.

О том, с какой поспешностью происходил отъезд Петра из Вены, свидетельствует и письмо Петра Лефорта своему отцу. В письме сын намеревался поведать о событиях, происшедших в последние дни, но неожиданно прервал плавное описание: «Вторник, в 10 часов. — Его царское величество приказал мне сегодня утром приготовиться ехать в полдень в Москву. Письма, нами вчера полученные, не позволяют дальнейшего здесь пребывания. Государь, генерал и я выезжаем в час, оставляя все наши дела».

Остается гадать: то ли секретарь Великого посольства не знал о причине внезапного отъезда в Москву, то ли опасался доверить важную тайну письму.

Письмо из Москвы было получено 15 июля. Однако сесть в карету (кстати, уже подготовленную для путешествия в Венецию) Петр смог лишь 19-го числа. Это объяснялось тем, что ему было необходимо принять участие в прощальной аудиенции — в противном случае венский двор мог признать внезапный отъезд царя недружелюбным поступком. Аудиенция состоялась 18 июля. Накануне шел утомительный торг об этикете. Сторонам никак не удавалось договориться, но события в России вынудили Петра пойти на уступки, и прощальная церемония состоялась в соответствии с пожеланиями венского двора. Первый посол Лефорт вручил цесарю грамоты, дипломаты обменялись пустыми речами, после чего царя и послов пригласили на обед.

Выехать из Вены Петру удалось только на следующий день. Причины отказа от поездки в Венецию, равно как и само изменение маршрута, держались в глубокой тайне не только от венского двора, но и от большинства участников Великого посольства. В тайну были посвящены только доверенные лица. Свита отправлявшегося в Москву царя была скромной: его сопровождали Лефорт и Головин, четверо волонтеров, в том числе приобретавший все большую доверенность Петра Александр Меншиков, переводчик Петр Шафиров, лекарь и трое посольских служителей. Части Великого посольства во главе с третьим послом П.Б. Возницыным было поручено представлять интересы России на Карловицком конгрессе, которому надлежало договориться об условиях мира между Турцией и ее противниками: Австрией, Россией и Венецией. Остальным участникам Великого посольства велено ехать самостоятельно.

Еще находясь в Вене, Франц Лефорт просил мать и брата прислать к нему поскорее сына. Он был лишен возможности заехать в Женеву на пути в Вену, чтобы повидаться с родственниками, и потому хотел встретиться с сыном в столице Австрийской империи. Анри Лефорт действительно приехал в Вену со своим двоюродным братом Луи, но уже после того, как отец отправился в Москву. Вместо свидания с отцом ему пришлось довольствоваться родительским письмом, в котором Франц Яковлевич велел сыну возвращаться в Женеву. Вместе с письмом Анри Лефорт получил от отца шкатулку с ценными подарками: в шкатулке находились бриллиантовый аграф для шляпы, три пуговицы для нарукавников, кольцо с семью драгоценными камнями и турецкий кинжал, осыпанный бриллиантами{163}.

Между прочим, в письме старшего сына Ами Лефорта Луи к брату Петру от 19 июня 1698 года содержатся слова осуждения в адрес дяди касательно его отношения к воспитанию сына. «Я хотел бы, чтобы мой дядя решился устроить своего сына в другое место, — писал Луи Лефорт, — поскольку очень пренебрегали его воспитанием, и он не знает, во что он вкладывает деньги…»

Первые три дня на пути в Москву Петр скакал день и ночь, останавливаясь только для обеда и смены лошадей, так что к утру 22 июля ему удалось преодолеть по плохой дороге 204 версты. Лишь на четвертые сутки царь остановился на ночлег. В этот день посол Возницын получил в Вене почту с известием о подавлении стрелецкого бунта. 24 июля курьеры Возницына догнали царя и сообщили ему эту новость. У Петру и его спутников появилась возможность осуществить ранее намеченный план и все-таки поехать в Венецию. Но царь не воспользовался ею. Позже, в «Гистории Свейской войны» Петр сам объяснял свое решение: «…В рассуждении то имел, что прочие стрельцы хотя сему бунту и неточны (непричастны. — Н.П.), однако ж сумнение на них надлежало иметь… Того ради, опасаясь, дабы от прочих в небытии его, государством, паки какого замешания не было, неотменно продолжал путь свой в России»{164}.

О подавлении бунта стрельцов извещал Лефорта 30 июня 1698 года участник операции П. Гордон. Приведенное ниже письмо Гордона интересно тем, что проливает свет на его отношения к Лефорту. Как мы помним, поначалу Гордон покровительствовал Лефорту и помогал ему в продвижении по службе. Но по мере того как Лефорт возвышался и укреплялась его дружба с царем, отношения шотландца к женевцу становились все более прохладными. Гордон считал, что не Лефорт, а он, Гордон, достоин внимания царя, и ревниво наблюдал за пожалованиями, выпадавшими на долю своего соперника. Из письма же Гордона от 30 июня 1698 года явствует, что генерал, смирив гордыню, признавал первенство Лефорта: косвенно он обращался к нему с просьбой о его, Лефорта, посредничестве в оценке своих заслуг в подавлении бунта.

«…С прошедшей почты не мог о сем писать вашему превосходительству, — извещал Гордон адмирала, — за отсутствием оной, а только вкратце извещал его величество о том, что здесь случилось. После того учинили мы строгое розыскивание и произвели экзекуцию наипаче виновных. Предпочитаю, чтобы о службе моей в сем деле кто другой сказал или написал. Хвала Господу, что великий пожар в начале был выслежен и погашен. От души желаю, чтобы его величество и ваше превосходительство со всей свитой вскоре могли сюда прибыть. Прошу поведать всем находящимся там о моей усердной службе».

Более пространную, хотя тоже скудную, информацию о бунте Лефорт получил в двух письмах от служившего под его началом венецианца полковника Джордже Лимы{165}.

В первом из них, датированном 23 июня, Лима писал: «По случаю того, что у нас было восстание стрельцов, четыре полка без приказа пришли в Москву, я не захотел упустить возможность известить вас. Они намеревались убить Тихона Никитича (Стрешнева. — Н.П.), князя Ивана Борисовича (Репнина. — Н. П.), князя Федора Юрьевича (Ромодановского. — Н.П.), князя Михаила Григорьевича (Ромодановского. — Н. П.) и секретаря Стрелецкого приказа, а также писали прошение против вашего превосходительства. Но Божьей милостью мы выступили навстречу проклятому сброду — ваш полк, шестьсот человек, Преображенский полк, шестьсот человек, да Семеновский полк, шестьсот человек. И все три полка были у меня под командованием. Петр Гордон был лично с пятью сотнями людей. Мы встретили их далеко от Москвы, в сорока пяти верстах, монастырь зовется Воскресенским или, вернее, Новым Иерусалимом. По тем, которые не хотели сдаваться, мы стреляли из пушек и многих убили, а всех остальных взяли в плен».

В другом письме, 8 июля, Лима извещал об окончании розыска над стрельцами: «С прошлой почтой я сообщал вам о восстании стрельцов. Суд над ними уже завершен, некоторые посажены на кол, ста двадцати четырем отрубили головы, а остальных сослали в разные города под стражей, так что порядок вернется, а я прибыл в Москву с тремя полками 6-го числа сего месяца в добром здравии».

В тот же день Лефорту написал и Виниус: «Невозможно довольно описать злые и ужасные намерения, с коими знатные на Москву походом шли. Да только слава навеки Всевышнему, единый Он чудесным образом нас от того избавил и их самих низверг в ту яму, которую себе копали»,