Георгий Чернявский - Франклин Рузвельт

• Название: Франклин Рузвельт
• Автор: Георгий Чернявский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03522-5

Франклин Делано Рузвельт (1882—1945) — единственный американский президент, избранный на этот пост четырежды. С помощью «Нового курса» он вывел Соединенные Штаты из Великой депрессии и руководил ими почти на всём протяжении Второй мировой войны. Благодаря ему страна покончила с традиционным изоляционизмом и превратилась во влиятельного члена мирового сообщества, а ее граждане получили мощную систему социальной защиты. Сентиментальная вера в добро и справедливость уживались в нем с эгоизмом, расчетливостью и готовностью идти на немалые жертвы. Он бывал благороден и мелочен, самоотвержен и мстителен. Почему Рузвельт с симпатией относился к Сталину и недолюбливал де Голля? Кто побеждал в их с Черчиллем интеллектуальных состязаниях? Как семья относилась к его любовным романам? Как умудрялся он, страдая полиомиелитом, произносить речи стоя?

На эти и другие вопросы отвечает написанная на основе огромного комплекса литературы и американских архивных материалов книга доктора исторических наук Георгия Чернявского о последнем великом президенте США.

---

Некий моральный баланс помогали поддерживать дети, заботливая мать и в наибольшей мере Элеонора, которая была глубоко предана мужу, подчеркивая в то же время, что между ними лишь дружески-деловые отношения. Правда, Сара полностью сохраняла пессимистическую уверенность, что с политической карьерой сына покончено. Она убеждала Франклина смириться со своей участью, подобно тому, как это сделал его отец, когда перенес кровоизлияние в мозг. Мать не жалела красноречия, описывая хорошо известные сыну красоты Гайд-Парка, его любимые занятия: собирание марок, старинных карт и рукописей. Видимо, в таких уговорах было немало эгоистического — стареющая, но молодящаяся и сохранявшая обаяние мать надеялась, что она вновь станет главной, если не единственной, опорой для любимого сына.

Сара, однако, не понимала, что ее вкусивший от дьявольского пирога публичной жизни сын просто зачах бы в провинциальной глуши, скорее всего впал бы в тяжкую хандру, лишившись жизненно необходимых теперь для него общественных стимулов и допингов, постоянного стресса публичной жизни. Франклин решительно отказался от намеченного матерью плана, получив в этом поддержку жены и верного Луиса Хоува.

* * *

Элеонора, сама чуть было не испытавшая душевную болезнь в связи с любовной аферой супруга, оправившись от нового стресса, связанного с его недугом, стала пробовать свои силы в журналистике, и оказалось, что ее репортажи, особенно по женскому вопросу, нравятся публике. Она, однако, считала, что обошлась с мужем слишком круто, и даже невольно возлагала на себя какую-то вину за его заболевание. Во всяком случае, отношения супругов наладились, по крайней мере внешне, и Франклин, по-прежнему называвший ее Нелл, чувствовал, что жена фактически приобретает, наряду с журналистской, еще одну профессию — медицинской сиделки, неустанно ухаживая за ним, следя за соблюдением режима и т. п.

Однако для кипучей натуры Элеоноры и этого оказалось мало. «Я сама стала личностью», — многократно говорила она. Не просто с согласия Франклина, а по взаимной договоренности она включилась в работу организации Демократической партии штата Нью-Йорк. Стремясь восстановить утраченный в основном из-за международных дел престиж демократов, Элеонора занималась не только проблемами прав и интересов женщин, но также бытом, материальным положением и общественной жизнью афроамериканцев. Для того чтобы меньше зависеть от технических помощников, она окончила курсы стенографии и машинописи. Как и ее супруг, Элеонора была далека от признания необходимости предоставления полных политических прав всем гражданам США, полагала, что неграм еще необходимо длительное время для того, чтобы созреть в гражданском смысле. Однако медленное и осторожное расширение общественных возможностей для черного населения она считала необходимым в большей мере, чем Франклин, и упорно добивалась его.

Некоторые авторы утверждают, что Элеонора занимала значительно более левые позиции, нежели ее супруг{155}. С этим трудно согласиться, ибо к американской политической жизни трудно применить догматизированные понятия «правые» и «левые». В Америке, да и не только, вполне можно по одним вопросам стоять на «левых» позициях, а по другим — на «правых», причем само отнесение к тому или иному направлению очень часто зависит от вкусов и предпочтений авторов.

Действительно, и Франклин, и Элеонора по ряду вопросов были «левее» других деятелей Демократической партии. Но был один вопрос, в котором Франклин был нейтрален, а Нелл заняла позицию не просто консервативную, а почти не отличавшуюся от той, на которой стояли республиканцы.

В начале 1920-х годов исключительно важной проблемой общественных дискуссий в США стал «сухой закон».

Попытки ограничить или же полностью запретить изготовление и продажу спиртных напитков неоднократно предпринимались со второй половины XIX века, но в начале XX столетия движение сторонников их запрета стало быстро расширяться, охватывая преимущественно республиканцев, но также и значительную часть демократов в местных легислатурах.

В 1905 году «сухой закон» действовал в Канзасе, Мэне, Небраске, Северной Дакоте, в 1909-м он был принят уже в девяти, а в 1916-м — в двадцати шести штатах. Когда же США вступили в мировую войну, правительство Вильсона высказалось за введение национального «сухого закона» в основном с целью сбережения запасов зерна, но также и по моральным соображениям. Вопреки возражениям части демократов и при поддержке подавляющего большинства республиканцев в 1917 году конгресс принял и направил на утверждение штатов 18-ю поправку к Конституции США, содержавшую полное запрещение производства спиртных напитков, их импорта и торговли ими на всей территории страны. В сентябре 1917-го было прекращено производство виски, а в мае 1919-го — даже пива, причем всё это происходило под торжественные фанфарные звоны по поводу «оздоровления нации» еще до вступления поправки в силу в январе 1920 года.

Как очень скоро оказалось, антиалкогольные меры не просто были непопулярны — они повредили национальной экономике и вызвали резкое повышение уровня организованной преступности. Гангстерские группировки (так называемые бутлегеры), занимавшиеся нелегальным производством, импортом, транспортировкой и продажей спиртного, получали огромные прибыли. А здоровье населения отнюдь не улучшалось. Десятки тысяч людей погибали от отравления поддельными крепкими напитками.

Элеонора ревностно относилась к «сухому закону», вначале в основном по личным причинам — ее отец был алкоголиком. Франк же был не прочь выпить, но не допускал излишеств.

Оказалось, что рюмка виски ему не была вредна и после заболевания. Он активно не выступал против «сухого закона», но с чистой совестью инициировал его отмену, как только был избран президентом.

В доме Рузвельтов был теперь еще один влиятельный человек — Луис Хоув, который, оставив работу в военно-морском министерстве после ухода оттуда Рузвельта, пренебрег несколькими соблазнительными карьерными предложениями. Хотя у него была своя семья (жена и двое детей), он переселился к Рузвельтам, встречался со своими родными только по выходным и стал не просто фактическим начальником штаба Франклина, но и членом его семьи.

По инициативе Рузвельта, полагавшего, что его жена должна заменить его на то время, пока он отошел от активной деятельности, и уж во всяком случае не дать забыть о нем как об общественной фигуре, Хоув выступил в роли ее учителя. Элеонора поначалу не обладала ораторскими навыками, держалась на публике скованно, часто терялась, не могла найти подходящих выражений.

Луис обычно садился позади нее, по возможности незаметно (он действительно считал свою внешность настолько отвратительной, что боялся, как бы она не помешала успеху начинающей дамы-политика), делал заметки, затем знакомил с ними Элеонору, которая оказалась способной и благодарной ученицей. Она преодолела свойственные ей недостатки речи, в частности явно раздражавшее аудиторию нервное хихиканье, которое вдруг прорывалось во время выступления, особенно когда приходилось затрагивать скользкие темы, для нее совершенно ясные, но не столь очевидные для слушателей. Она быстро превратилась в хорошего оратора, почти не заметив, как это произошло. Так Элеонора Рузвельт стала своего рода альтер эго больного супруга.

Однако это было именно тесное дружеское и деловое сотрудничество, а не подлинное супружество. У Элеоноры появились собственные друзья, с Франклином едва знакомые. Это были главным образом женщины, активно участвовавшие в политической жизни, выступавшие за предоставление слабому полу равных прав с мужчинами, участвовавшие в борьбе за выборные должности. Некоторые из них постепенно сами стали напоминать мужчин — во всяком случае у них вырабатывались соответствующие повадки.

Элеонора особенно сблизилась со школьной учительницей Марион Дикерман и с Нэнси Кук, выросшей на скотоводческом ранчо, но ненавидевшей скуку и тупость деревенской жизни, — двумя активистками женского отделения комитета Демократической партии в штате Нью-Йорк. Нэнси демонстративно коротко стригла волосы, носила костюмы мужского покроя и туфли на низком каблуке, у нее был низкий глубокий голос. Марион не была столь мужеподобной, но также мало заботилась о собственной внешней привлекательности. Элеонора вела оживленную переписку с обеими общественными деятельницами, и их воззрения и советы нередко становились основой ее собственных убеждений, которые она, в свою очередь, стремилась внушить Франклину

Это не всегда получалось в полной мере, но определенный след в его сознании оставался — постепенно усиливалось его стремление включить в свой идейно-политический арсенал требования наиболее бесправных слоев населения, в частности негров, к которым Рузвельт вначале был почти равнодушен. Точно так же в его переписке и деловых бумагах всё чаще упоминалось о необходимости осуществления на практике полного гражданского равноправия женщин.