Израиль Меттер - Сердитый бригадир

• Название: Сердитый бригадир
• Автор: Израиль Меттер
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Детская проза
• Год: 1960

В книгу входят семь рассказов. Вы узнаете о маленькой хозяйке района — Жене; когда она работает на коммутаторе, её побаиваются даже взрослые; познакомитесь с Толей Кравцовым, которому всё на свете было скучно; выясните, кто такой Сёмка и каких только дел не натворил этот «красавец». Героями рассказов являются ваши сверстники — ребята, а также взрослые: молодой учитель, директор, комсорг. Все они делают первые шаги на своём трудовом пути и встречаются с трудностями, не предусмотренными никакими программами.

---

Чем ближе к берегу он подплывал, тем больше злилась Женя. И когда Коля, отфыркиваясь, промокший до нитки, вылез из воды, Женя надела своё платье и снова полезла в гору.

Теперь он пыхтел неподалёку сзади и бормотал, поспевая за ней:

— Хозяйка какая нашлась!.. Восемнадцать бычков швыряет!.. Что я, для себя ловлю, что ли?.. Я хотел нашей бригаде ухи наварить… Знаешь, как сейчас клевало? Может, раз в жизни так берёт!

Женя не отвечала. Он хотел, чтобы она сказала хоть одно слово, к которому можно было бы прицепиться, спорить, доказывать, не сдаваться.

И только когда они взобрались на высокий берег, Женя сказала:

— Сейчас погрузим ушатки, повезёшь на весы во вторую бригаду.

Он радостно улыбнулся, но встретил холодный, яростный взгляд Жени.

— Рыбак! Малявка! — прошептала она. — Прогульщик на мою голову!..

— Я же хотел как лучше, — сказал Коля. — Я думал, костёр разведём, уху сварим, песни будем играть…

Они подошли к ребятам, стоящим около лошади. У Коли был жалкий вид в прилипшей к телу одежде. Он готов был провалиться сквозь землю и подумал, что если Женя начнёт сейчас при всех попрекать его, то он ещё не знает, что именно сделает, но сделает что-нибудь оглушительное.

— Давайте грузиться, — коротко сказала Женя.

— А кто повезёт? — спросил Миша.

— Он повезёт, — ответила Женя, кивнув на Колю. — Обсохнул бы ты поскорей, — добавила она брезгливым тоном.

Лошадь повели под уздцы к ближайшей ушатке. Двое колхозников пришли помочь ребятам. Огромную корзину облепили со всех сторон. Она поддавалась с трудом. Тогда Коля взобрался на телегу и стал приговаривать:

— Раз, два — взяли! Раз, два — дружно! Раз, два — ещё раз!

Наконец-то корзина взобралась на телегу. Кто-то захлопал в ладоши и закричал: «Ура!»

— Не в театре, — сказала Женя. — Поехали дальше!

Повели коня к следующему дереву. Вторую ушатку погрузили уже быстрее. Теперь приговаривали «Раз, два — взяли!» хором, нараспев.

Когда на телеге установили вплотную шесть ушаток, Женя дала Коле вожжи и сказала:

— Трогай.

Потом погладила коня по морде и попросила его:

— Вези осторожней, Коська.

Телега выехала на дорогу. Справа и слева тянулись сады «Красного садовода». Коля шёл рядом с телегой, весело посвистывая. Он хотел, чтобы ему сейчас повстречалось как можно больше знакомых людей.

К ремешку у него была привязана нитка с бычками; на солнце они немножко усохли. Придётся их отмачивать, прежде чем чистить. Конечно, он зря удрал на реку, и, наверное, ему ещё влетит: эта Женька никому ничего не спустит, — но зато нынче каждый может увидеть, как он везёт сдавать урожай во вторую бригаду. Жаль только, дорога пустынная, никто не попадается навстречу.

Коля запел во всё горло. До полдороги слов хватило, а потом он просто тянул разные мотивы, неизвестно откуда появляющиеся в душе. Проезжал он мимо участка, на котором работали старшеклассники. Увидев хлопцев и девушек, собирающих фрукты на деревьях, у дороги, Коля остановил лошадь и стал поправлять хомут, который и так был в исправности. Потом взобрался на телегу, свистнул в два пальца, хлопнул вожжами Коську по бокам и заорал:

— Н-но, милая!.. Но-но, хорошая!.. Давай, давай, давай!..

И ему показалось, что он вихрем понёсся по дороге.

Трижды в этот день он возил яблоки в бригаду. В последний рейс за гружёной телегой пошли все ребята. Шли уставшие, загребая ногами пыль. Когда вдалеке с пригорка показался навес, Женя посмотрела на растянувшуюся цепочку своих друзей. Никто не подал команды строиться, но Миша Погорелов ударил вдруг в барабан. Шагая в ногу, забыв усталость, они пошли впереди телеги…

Директор

1

Поля работала в Грибковской школе двадцать пять лет. При ней сменилось много директоров, она всех их помнила.

В школе Поля называлась «техничкой». В коридоре нижнего этажа у неё был шкафчик под часами-ходиками, в шкафчике стояли чернильницы-невыливайки и лежал большой медный колокольчик. Чернильницы Поля выдавала по утрам старостам, в колокольчик она звонила в положенное время.

Спала Поля в кухне директорской квартиры. По субботам она уходила с вечера домой за пятнадцать километров, ночевала у матери и возвращалась в воскресенье к ночи.

Здание школы было старое; его достраивали время от времени в разные стороны, и поэтому оно было причудливой формы, несмотря на небольшую величину. Середина здания была одноэтажная, а пристройки — в два этажа.

Когда-то здесь помещалась двухклассная деревенская школа, в которую один год ходила девчонкой Поля, потом классов сделалось четыре, затем семь, а перед войной школа стала десятилетней.

Последний новый директор приехал из Ленинградского пединститута в начале осени.

Поля только вымыла полы после отъезда Алексея Фёдоровича и вынесла на крыльцо ведро с грязной водой, когда к дому подошёл юноша, держа в руке маленький чемодан. За спиной у юноши висел рюкзак. На улице шёл дождь; молодой человек был без шапки, и мокрые волосы свисали ему на лоб. Он подождал, покуда Поля выплеснула воду из ведра, и сказал:

— Здравствуйте. Будем знакомы. Моя фамилия Ломов.

Поля ответила:

— Алексей Фёдорыч уехавши в Курск.

— Если не ошибаюсь, это квартира директора? — спросил молодой человек. — Я приехал сюда с направлением.

— Взойдите в избу, — сказала Поля и опустила подоткнутую юбку.

Ломов вошёл. Поле понравилось, что он на пороге вытер об тряпку ноги и дальше кухни не пошёл. Она расстелила в комнате половичок, надела старенький ватник и перед уходом в школу на всякий случай сказала:

— Если пойдёте из дому, дверь замкните и ключ положите под балясину на крыльце.

Ломов сидел на корточках и вынимал из чемодана книги.

Поля постояла с минуту и пошла в школу звонить на большую перемену.

До вечера она несколько раз видела нового директора; он проходил мимо неё в учительскую и в свой кабинет. Нина Николаевна, завуч, улучила минуту и спросила Полю:

— Ты с новым директором разговаривала?

— Беседовали, — ответила Поля.

— Уж очень он молод, — покачала своей маленькой головкой Нина Николаевна. — Ты, Поленька, если что-нибудь заметишь, непременно мне скажи… Мы с тобой давно здесь работаем, и для нас важнее всего судьба детей.

Убрав после занятий классы, Поля пришла в директорскую квартиру. На улице уже стемнело; Ломов сидел в полутьме за кухонным столом и хрустел горбушкой чёрствого городского батона, запивая водой из ковшика.

— Не мог найти лампу, — сказал он.

Поля принесла керосиновую лампу из сеней и засветила её. Ломов сказал:

— Мне, наверное, будет здорово трудно здесь.

При керосиновом свете лицо его было худеньким, тени лежали под глазами. Поля заметила, что на пальцах у него заусеницы, как у мальчишки.

— На деревне можно достать молока, — сказала Поля. — Дрова у нас запасены на зиму: ещё от Алексея Фёдоровича оставшись.

Перед сном он крикнул из комнаты:

— Спокойной ночи, Поля.

— И вам также, — ответила она.

Поднимался Ломов рано. Растапливая плиту, Поля слышала из кухни, как он пыхтит в комнате, приседая и подпрыгивая; потом она видела его ребристую грудь и цыплячьи ключицы, когда он в холодных сенях обтирался полотенцем до красноты. Деревенские десятиклассники были плотнее и шире своего директора. Ел он не как полагается мужику, а протянет руку к сковороде, не глядя, что берёт, и долго потом жуёт с оттопыренной щекой. И ещё у него была привычка разговаривать во сне. Ночью голос у него был громкий, быстрый и сердитый.

Сперва Ломова и не слышно было в школе.

Всеми делами по-прежнему управляла завуч Нина Николаевна. Ребята её боялись.

Никаких новых порядков Ломов не заводил, как полагается новому директору, попросил лишь Полю снять со стены школьного коридора старый плакат «Все на выборы!» и сказал, чтобы она после уроков не запирала в шкаф чернильницы-невыливайки.

2

Ломову было трудно.

Потом, через много времени, когда он вспоминал первые месяцы своего директорства, ему уже представлялось, что всё шло разумно и последовательно, по заранее обдуманному плану. На самом же деле он не знал, с чего начинать.

В ушах его ещё стоял знакомый и привычный гул института. Огромный, с высокой спинкой, клеёнчатый диван в комсомольском бюро, диван, на котором обсуждались мировые проблемы и личные судьбы, ныне издалека казался игрушечным.

Пять беспечных студенческих лет подряд он убеждённо думал, что жизнь его ещё не началась. Впереди светилось много неизведанных радостей, из которых самой желанной была самостоятельность.

Когда на комиссии по распределению Серёже Ломову вручили направление в Грибковскую среднюю школу, он взял бумажку в руки и, ничего не произнеся, поднялся со стула. Представитель министерства просвещения раздражённо спросила: