Саймон Монтефиоре - Молодой Сталин

• Название: Молодой Сталин
• Автор: Саймон Монтефиоре
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-080799-4

Семинарист, герой-любовник, террорист, поэт, метеоролог, пират, охотник – и это далеко не все обличья Сталина, еще не ставшего тираном. Всегда ли в нем дремал безжалостный диктатор, способный уничтожить миллионы людей? Почему именно на него пал выбор истории? Каким видели Сталина современники, которые его еще не боялись? Чтобы ответить на эти вопросы, британский историк Саймон Себаг Монтефиоре разыскал уникальные архивные документы и восстановил дооктябрьский период жизни советского вождя, тщательно фиксируя каждый шаг на пути к кремлевскому трону.

Книга “Молодой Сталин” Монтефиоре, увлекательная, взвешенная и во многом неожиданная, вызвала широкий читательский отклик и стала мировым бестеллером. Она добавляет важные черты к портрету, созданному автором в предыдущей биографии – “Сталин. Двор Красного монарха”.

---

В воскресенье 9 января, когда Сталин снова был в Баку, революционер и одновременно агент полиции священник Гапон встал во главе 150 000 рабочих, которые пришли к Зимнему дворцу в Петербурге, чтобы подать царю петицию. Дорогу им преградили казаки. Они дали два предупредительных залпа, но рабочие не остановились. Войска открыли по толпе огонь, затем бросились на демонстрантов. Погибло 200 рабочих, несколько сотен было ранено. “Нет больше Бога! – прохрипел отец Гапон. – Нет больше царя!”

Кровавое воскресенье потрясло всю империю – последовали бурные демонстрации, этнические чистки, убийства и открытые революционные выступления. По стране одна за другой проходили забастовки. Крестьяне жгли усадьбы и библиотеки своих хозяев – было уничтожено 3000 поместий. Начались волнения в армии. “Редеют царские батальоны, гибнет царский флот, сдался, наконец, позорно Порт-Артур – и тем еще раз обнаруживается старческая дряблость царского самодержавия”, – писал Сталин в прокламации. Но царь все еще надеялся на чудо. Он предпринял одну из самых удивительных морских кампаний в истории, отправив дырявый Балтийский флот почти через весь земной шар, в обход Африки, Индии и Сингапура, на битву с японцами. Если бы эта авантюра удалась, победа Николая II гремела бы в веках.

Царь уволил злосчастного министра внутренних дел и назначил нового – тот предположил, что определенные политические уступки необходимы. “Можно подумать, что вы боитесь революции”, – отвечал император. “Государь, революция уже началась”.

Это была Революция 1905 года, которую Троцкий потом назвал “генеральной репетицией”. В то время казалось, что это уже сам спектакль – жестокая и упоительная битва, идущая по всей империи, но особенно на Кавказе, где Сталин овладел умениями, которые будет применять всю жизнь8. Он очутился в своей стихии и находил наслаждение в кошмарной трагедии.

“Рабочие Кавказа, пора отомстить! – писал он. – Самодержавие… просит нас предать забвению свист нагаек и жужжание пуль, сотни убитых героев-товарищей, их славные тени, витающие вокруг нас и шепчущие нам: “Отомстите”!”9

Глава 14 1905. Царь горы

1905 год начался и кончился бойней. Это был год революции, в которой молодой Сталин впервые командовал вооруженными людьми, попробовал вкус власти и обратился к террору и бандитизму. 6 февраля, когда он был в Баку, несколько армян застрелили в центре города татарина. Азербайджанские турки, которых часто называли татарами, ответили огнем. Все это стало широко известно. Власти, давно ненавидевшие армян за их богатство и преуспеяние, не препятствовали тому, что в город хлынули толпы азербайджанцев-мусульман.

Пять долгих дней группы азербайджанцев убивали всех армян, каких могли найти, – убивали с ожесточенной ненавистью, причинами которой были религиозное напряжение, зависть к экономическим успехам и близкое соседство. По всей империи вспыхивали антисемитские погромы, а в Баку свирепствовал хаос этнической резни, поджогов, изнасилований; в людей всаживали пули и перерезали им глотки. Губернатор князь Накашидзе и его начальник полиции не вмешивались. Казаки выдавали православных армян азербайджанцам, которых вооружала полиция. Одного армянского нефтяного магната осадили в собственном дворце – он отстреливался от азербайджанцев из винтовки “винчестер”, пока не кончились патроны; тогда его растерзали в клочья. В конце концов армяне, которые были богаче и лучше вооружены, дали отпор и начали убивать азербайджанцев.

“Они даже не знают, за что убивают друг друга”, – говорил губернатор. “Тысячи погибших лежат на улице, заполонили христианские и мусульманские кладбища, – писал очевидец бакинской резни. – Мы задыхались от трупного смрада. Повсюду женщины с безумными глазами искали своих детей, а мужчины ворочали горы разлагающейся плоти”. Погибло по меньшей мере 2000 человек.

Сталин был там и видел эти адские, апокалипсические картины. Он организовал в Баку небольшую большевистскую боевую дружину. Он собрал своих бойцов, в основном мусульман, и приказал им по возможности растаскивать армян и азербайджанцев. В то же время дружине поручалось при любой возможности воровать типографское оборудование и добывать деньги для партии путем рэкета. Сталин, по словам его первого биографа Эссад-бея[75], выросшего в Баку, “представился главе [армянской] семьи и мрачно доложил, что вскоре его семья погибнет от кинжалов мусульман”, но “после взноса в пользу большевиков Сталин переправил армянских коммерсантов за город”1.

После этого Сосо поспешил вернуться в Тифлис, где вот-вот могла начаться этническая резня между православными (грузинами и армянами) и мусульманами. Город был парализован забастовками; полиция арестовывала революционеров, а казаки нападали на демонстрантов на Головинском проспекте.

Сталин помог организовать демонстрацию примирения, чтобы предотвратить бойню, и написал прочувствованное воззвание, которое отпечатал и распространил Камо. В нем говорилось, что царское правительство устраивает “погромы евреев, армян”, чтобы “кровью и трупами… укрепить свой презренный трон” – “невинной кровью честных… граждан”, “стонами умирающих… армян и татар”.

Сталин стал во главе демонстрации 13 февраля – чтобы побороться с “дьяволом, сеющим рознь между нами”. Он с гордостью сообщает, что в толпе было распространено 3000 его прокламаций и что “знаменосец, поднятый на руки демонстрантами, произносит ярко-политическую речь” – это, без сомнения, он сам2. Но неприязнь между большевиками и меньшевиками теперь стала смертельно опасной.

Аристократ Жордания, лидер меньшевиков, вернулся из ссылки. Его большой авторитет и тонкая прокрестьянская политика завоевали доверие грузин, которые поголовно приняли меньшевизм. Исидор Рамишвили, в Батуме нашептывавший о подозрительном побеге Сталина, здесь, в Тифлисском комитете, открыто объявил его агентом правительства, хотя, судя по всему, не имел никаких доказательств. С одобрения Жордании меньшевики, а затем большевики избрали собственные комитеты3.

В апреле Сталин отправился на запад, где вооруженные банды и избранные комитеты контролировали правительство и правосудие, несмотря на то что некоторые крестьяне думали, что Комитет – имя нового царя. В “отдельной республике, куда не могла войти полиция” поджоги и убийства стали обычным делом. Сталин лихорадочно писал статьи и на митингах в Батуме и Кутаисе выступал против меньшевиков. Однажды во время таких дебатов выступление Кобы было особенно запоминающимся – заседание началось в десять вечера и закончилось к рассвету. После чего его, одетого в черное и серое (усы и бороду он сбрил для маскировки), увели в лес, где он прятался до темноты.

Главным врагом Сталина среди меньшевиков был харизматический смутьян Ной Рамишвили, “25 лет, высокий, худой, с улыбкой во взоре и энергическим голосом”. Харитон Шавишвили, меньшевик[76], видел схватку противников, подобную поединку мифических атлетов. Сначала прибыл Рамишвили, за ним “знаменитый Сосо, товарищ Коба, ниже, чем Рамишвили, но такой же худой. Взгляд у него был спокойнее, глубже, а лицо грубее – возможно, из-за оспин. Его поведение, манеры были чисто грузинскими, но в нем было и нечто глубоко оригинальное, что сложно уловить, – одновременно львиное и кошачье. Не таилось ли нечто необыкновенное под его заурядной внешностью?” На Шавишвили произвело впечатление и красноречие – вернее, его отсутствие: “Он не был оратором”, скорее, “мастером притворства”. Он говорил “с легкой улыбкой, неподвижным взглядом… кратко, ясно и очень убедительно”. Даже когда “знаменитый Сосо” уступал меньшевикам в споре (а такое случалось часто), “рабочие целовали его со слезами на глазах”4.

Но евреям-меньшевикам, которые злились на этого выскочку и завидовали ему, удавалось пробить ледяное спокойствие Сосо. После одних дебатов он набросился на меньшевиков: “Ленин возмущен, что Бог послал ему таких товарищей, как меньшевики. В самом деле, что это за народ! Мартов, Дан, Аксельрод – жиды обрезанные. <…> Ни на борьбу с ними не пойдешь, ни на пиру не повеселишься”5.

Когда Сталин был в Кутаисе, к нему обратились горняки из Чиатур[77]. Этот город шахтеров был единственным настоящим оплотом большевизма в Грузии. Сталин стремился удержать его и стал часто бывать там. Чиатуры, стоящие под низкими облаками на горах со снежными вершинами и обрывистыми утесами, быстро развивались: крупнейшая марганцевая шахта в России поставляла около 60 % мирового марганца. 3700 шахтеров жили посреди груд руды – пейзаж напоминал лунный; задыхаясь от пыли, они горбатились в забое по восемнадцать часов в день за жалкие гроши. У них не было бань, не было даже домов – они спали в шахтах. “Животные жили лучше, чем чиатурские горняки”, – писал Котэ Цинцадзе, наемный убийца, впоследствии незаменимый в сталинских ограблениях банков6.