Людмила Третьякова - Дамы и господа

• Название: Дамы и господа
• Автор: Людмила Третьякова
• Издательство: Виконт-МВ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-902058-14-4

…Демидовы, Шереметевы, Тургеневы, Загряжские, Воронцовы-Дашковы. По мнению многих, богатство и знатность обеспечивали им счастливую жизнь и благосклонность фортуны. Но их семейные исто­рии убеждают, что рая на земле ни для кого не бывает. Как мимолетны и коротки они — дни любви, покоя, счастья, и как печально длинна череда потерь и разочарований.

---

— Не огорчайтесь, читатели и у вас будут, ведь к про­шлому обращаешься только тогда, когда жизнь перестает казаться бесконечной. А к этому неизбежно приходит каждый.

— Откровенно говоря, и я уповаю на это. А потому записываю даже то недавнее, чему сам был свидетель. На­ пример, о государе Александре Третьем, почтившем меня своей дружбой, о его ранней смерти, о верной подруге его жизни, Марии Федоровне. Может, кому-нибудь мои герои и сгодятся. Кстати, вдовствующая императрица зовет меня к себе в Ливадию. Так что днями еду…

— Раз так, счастливый путь, Сергей Дмитриевич. И мой низкий поклон Марии Федоровне. Прелестная, редкая женщина, образец во всем. И такая примерная суп­ружеская жизнь!

Опершись на руку гостя, Бетси тяжело поднялась с кресла и сказала:

— Прошу вас в зал, граф. Пройдемся, уж если не в мазурке, то просто по паркету…

Прогулка по залу стала их ритуалом, и Шереметев ждал этих минут, не отдавая себе отчета почему. Они медленно шли под руку. Помещение, где теперь редко поднимались плотные гардины, казалось уходящим в бесконечность. В какой-то момент Шереметев переставал слышать непре­станно журчавший голос своей дамы. Иное, далекое от того, о чем рассуждала она, овладевало им: в дальнем конце зала, где сгущались сумерки, ему ясно представлялся об­раз молчаливой княжны, которую некогда впервые увидел здесь. Это вызывало в нем острое, непередаваемое чувство, названия которому он не знал, да и не хотел знать.

…По «Мемуарам» Шереметева можно судить, что Павла Павловича Демидова он недолюбливал. Печальную историю Мари Мещерской, которая в юности заняла в его сердце особое место и осталась там навсегда, он изложил так:

«Она… глубоко несчастлива. До меня дошла позднее такая выходка ее мужа: уже беременная поехала она в театр, кажется, в Вене, когда муж ее внезапно выстрелил из пистолета в ее ложе, в виде шутки, чтобы ее напугать. Она пожила недолго и, родив сына, умерла. Что делалось с великим князем Александром, трудно передать…»

Видимо, в правдивости этих сведений — а они и впрямь чудовищны — Шереметев, при всей неприязни к Демидо­ву, сомневался и сам. Во всяком случае, в окончательном варианте «Мемуаров» он их исключил.

* * *

Александр III прожил со своей супругой Марией Федо­ровной 28 лет в мире и согласии. Кто бы мог предположить, что этот откровенно навязанный обоим брак окажется столь крепким и счастливым? Когда подумаешь, сколько союзов, заключенных по самой горячей любви, не проходят испы­тания временем, этот факт воспринимается как чудо. Ведь прожив столько лет на глазах общества, которое все видит и подмечает, супруги не дали ни малейшего повода усомниться в прочности их отношений.

Немалый совместный путь, пройденный рука об руку, опровергал все известные истины, раскрывающие секреты супружеского долголетия. В первую очередь это касается характеров царя и царицы — кажется, невозможно было найти столь несхожих меж собой людей.

Известно, что как раз отнюдь не самые заметные, а второстепенные особенности и привычки являются камнем преткновения.

Александру, смолоду ненавидевшему светскую суету, досталась супруга, не мыслившая без нее жизни. Мария Федоровна обожала любого рода развлечения, танцы в особенности, а также путешествия, новые знакомства. Она знала всех и обо всем, умела поддерживать множество связей. Без звуков музыки, людского говора жизнь теряла для нее свое очарование.

Для Александра сущим наказанием было большое обще­ство, необходимость слушать и говорить на неинтересующие его темы.

А эти родственники — бич Божий, по поводу которых он громко заявлял с надеждой, что кто-нибудь из них его услышит: «Как же они мне надоели!»

Он предпочитал посидеть с удочкой у какого-нибудь сон­ного озерца, ценил каждую минуту подобного блаженства. В ответ на сообщение адъютанта, что возле его кабинета теряет терпение целая толпа послов, Александр произнес свою знаменитую фразу: «Когда русский царь удит рыбу, Европа может подождать».

Он был крайне неприхотлив в обиходе, в личных за­просах, в одежде. Несчастный камердинер ставил десятую заплату на его рейтузы, отчаявшись доказать, что их пора попросту выбросить. Не было лучшего способа испортить царю настроение, как вместо старых, сношенных сапог подложить новые — обычно они летели в окно.

И при этом во всей Российской империи не нашлось бы большей щеголихи, причем с великолепным вкусом и разборчивой в вопросах моды, чем Мария Федоровна. Она всегда была одета нарядно, но без эпатажа. Туале­ты украшали ее, не обнаруживая ни малейшего желания выглядеть не по возрасту, что обычно вызывает снисхо­дительную усмешку.

Рядом со своим мужем, с годами сильно раздавшимся и никогда не следившим за модой, Мария Федоровна смотре­лась весьма молодо. Разница между супругами была заметной. При всей сердечности царицы, ей никогда не изменяли безу­коризненное воспитание, такт и выдержка. Характер же ее супруга был чисто русским, «без малейшей примеси… крепкое словцо было присуще его натуре, и это опять русская черта». У него «была потребность отвести душу и ругнуть иной раз сплеча, не изменяя своему добродушию. Иногда за столом и при свидетелях говорил он, не стесняясь, прямо набело».

«Когда уж очень неловко становилось от его слов, — вспоминал Шереметев, — она (императрица. — Л .Т.), полушутя, бывало обращалась ко мне и говорила: „Ничего не слышно, не правда ли, мы ничего не слышали?“ А в сущ­ности, нисколько этого не стеснялась и всегда сочувствовала ему. И это было особенно в ней привлекательно».

Царь был ревностным поклонником Чайковского: ходил не только на премьеры, но и на репетиции. Жена всегда сопровождала его. Любил Александр и живопись, правда, предпочитал работы русских художников, покупал даже слабые вещи, дабы поддержать. Они горячо обсуждали увиденное и услышанное. На одном из вернисажей наблю­давший за ними А.Н.Бенуа был пленен простой, искренней манерой их общения. Царь буквально за руку таскал свою хрупкую супругу от картины к картине. Потом, отлучась в сторону, она звала его, что-то показывала, горячо объясняла, и супруг, великан по сравнению с ней, улыбаясь, согласно кивал головой.

«Для всех было очевидно, — писали о них, — что оба еще полны тех же нежных чувств, которыми они возгорелись четверть века назад».

У царя с царицей было пятеро детей, которые по мере своего взросления задавали, как это бывает, такие голо­воломки, что государь-отец иной раз, словно ребенок, обижался на них и жаловался находящейся в отъезде жене, рассуждая о нелегкой родительской доле:

«С маленькими детьми гораздо лучше, и они, и я доволь­ны, и нам отлично вместе… когда дети подрастают и начинают скучать дома, невесело родителям, да что же делать? Так оно в натуре человеческой… Ксения (семнадцатилетняя дочь. — Л.Т.) меня вполне игнорирует, я для нее совершенно лишний… я ей не нужен, только утром поздороваемся, а вечером „Спокойной ночи“ — вот и все! Умоляю тебя, ей ничего об этом не говорить, будет еще хуже, так как будет ненатурально… С нетерпением жду твоего возвращения, так грустно, скучно и пусто без тебя…»

Об одном из сыновей с горечью пишет: «К моему рож­дению я не получил ни одной строчки от него…»

Мария Федоровна тут же отвечала мужу, стараясь его успокоить, объяснить поведение детей. Любовью и заботой о его душевном самочувствии пронизано каждое слово:

«Весь день я думаю о тебе с грустью и настоящей тоской. Мне тебя страшно не хватает. А мысль о том, что ты сейчас так одинок и печален… буквально всю меня переворачивает. Я не могу тебе этого описать.

Однако должна тебе сказать, что все, что ты пишешь в отношении детей, — несправедливо. Как ты только можешь допустить мысль, что ты для них ничто! И что они тебя не любят! Это почти сумасшествие, мой дорогой. Я так огор­чилась из-за тебя, что даже плакала… Как только тебе такое могло прийти в голову? Ты действительно несправедлив! Конечно же я им об этом ничего не скажу. У них волосы встанут дыбом от отчаяния. Но в нужное время я им дам понять это с моей стороны…»

Семья Александра III была на редкость дружной и счаст­ливой. Его дети выросли в обстановке спокойствия, теплоты и любви. Сколько раз, став взрослыми и ступив на крестный путь, который прошли до конца, они вспоминали своего отца и жизнь возле него, казавшуюся исчезнувшим раем.

День 17 октября 1888 года Мария Федоровна назы­вала «воскрешением из мертвых». Возле станции Борки императорский поезд потерпел крушение. «Все падало и трещало, как в Судный день: погиб 21 человек, 35 получили серьезные ранения». Спасение царской семьи приписыва­ли чуду: среди разбитых вагонов «самый ужасный», как вспоминали, был именно их. Обезумевший крик Марии Федоровны «Дети, где дети?» запомнился на всю жизнь тем, кто слышал его.