Людмила Третьякова - Дамы и господа

• Название: Дамы и господа
• Автор: Людмила Третьякова
• Издательство: Виконт-МВ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-902058-14-4

…Демидовы, Шереметевы, Тургеневы, Загряжские, Воронцовы-Дашковы. По мнению многих, богатство и знатность обеспечивали им счастливую жизнь и благосклонность фортуны. Но их семейные исто­рии убеждают, что рая на земле ни для кого не бывает. Как мимолетны и коротки они — дни любви, покоя, счастья, и как печально длинна череда потерь и разочарований.

---

И вот за этим милейшим красавцем супруга в столицу не поехала. Похоже, Агафоклея вполне довольствовалась тем, что теперь она замужняя дама, родители ей не указ и появилась возможность делать все, что душе угодно.

Выбор был небольшой. У Агафоклеи, собственно, только и имелось что небольшое имение Грузины, получившее на­звание от иконы Грузинской Божьей матери, хранившейся в здешней церкви.

Даже на самый непритязательный взгляд Грузины не представляли собой ничего замечательного. Мост из прыга­ющих под колесами экипажей бревен, девять крестьянских изб по правую сторону от дороги, и дом слева, который лишь с большой натяжкой можно было назвать барским. Где-то вдалеке сараи с провалившимися соломенными крышами и надсадно мычащими тощими коровами.

…Когда Полторацкий, соскучившись по своей Феклуше, прикатил в Грузины, то немало удивился за короткий срок происшедшим изменениям. Немногочисленная челядь, вся как один, кроме старых и малых, занята на работах: кто чистил заросшие пруды, кто латал сараи, а кто-то вывозил скопившийся за годы мусор. От дел отставлен был только староста, собственноручно битый молодой барыней за воровство, «нерадение к службе» и с тоскою ожидавший решения своей дальнейшей участи.

Муж думал, что женина горячка вот-вот пройдет, но в очередную побывку в Грузинах узнал: Агафоклея заняла у соседей крупную сумму денег, а стало быть, все только начинается.

И вот тогда Полторацкий принял мудрое решение: не касаться хозяйственных дел, все передоверить супруге, и никогда не изменял ему. По выражению их с Агафоклеей Александровной внучки, «энергичная личность бабушки стушевала его личность». Хозяйке Грузин не было и трид­цати, когда имение совершенно преобразилось. В центре усадьбы вырос трехэтажный огромный дом с великолепной отделкой. Его вполне можно было назвать дворцом. Есть предположения, правда, документально не доказанные, что он был построен Растрелли.

Здание состояло из ста двадцати комнат, интерьер ко­торых мог поспорить с убранством апартаментов столичной знати. Спальня хозяйки была декорирована розовым мра­мором. По оценке специалистов, занимавшихся историей русских усадеб, «постройка столь крупного каменного со­оружения в усадьбе, сравнительно далеко расположенной от обеих столиц, была весьма редким для того времени явлением».

Перед господским домом располагались роскошные цветники, а за ними парк с прудом, островами, мостиками, беседками, статуями и другими, как сообщалось, «бесчис­ленными затеями».

Внимательный глаз уловил бы некую особенность в пла­нировке усадьбы. Она заключалась в том, что хозяйственные постройки, которым в русских имениях всегда отводилось место где-нибудь в отдалении, дабы не портить «приятности вида», в Грузинах располагались рядом с главным домом. Для Агафоклеи Александровны главным занятием и по­стоянной заботой оставалось хозяйство. Организованное ею с исключительным размахом и эффективностью, оно приносило огромные барыши.

Все хозяйственные постройки поражали своими мас­штабами и основательностью. Конный двор вмещал до 250 лошадей. Поголовье рогатого скота числом до 600 штук размещалось в помещениях из жженного кирпича под черепичной крышей. Такой же вид имели обширные риги, оранжереи, теплицы, мастерские…

Хозяйство действительно преогромное. Вероятно, в России того времени едва ли возможно было сыскать жен­щину, которая, подобно Полторацкой, единолично, никому ничего не передоверяя, справлялась с делом, хватившим бы на несколько мужчин. На берегах Невы сверстницы Агафоклеи Александровны танцевали менуэты, щебетали по-французски. Нежные личики, не знавшие ни ветра, ни дождя, ни солнечных лучей, и затейливые наряды делали их похожими на «сахарных куколок», созданных для одного лишь «пантомима любви».

…Конечно, и среди представительниц света, казалось бы, при их богатстве не нуждавшихся в приращении своего заго­родного хозяйства, иногда встречались женщины, прекрасно справлявшиеся с ролью помещицы. Они имели интерес к жизни «на земле», до мелочей «входили во все подробности сельского домоводства и экономии, знали счет денежке…»

«За гуся по 13 алтын, за утку 6 алтын, за индейку 10 алтын… и те деньги, конечно, выслать все сполна», — такое распоряжение дает управителю царевна Прасковья Иванов­на, присовокупляя недовольно: «А быки и бараны от тебя высланы худые».

Рьяно занималась устройством своего загородного хо­зяйства и «чернобровая жена» Петра, императрица Екате­рина I. Ею собственноручно велась подробнейшая ведомость «денежных получек и издержек от хозяйственных занятий». Прочие бездельницы могли бы взять пример со своей ца­рицы: то она посещает огород, то принимает от садовников цветы, огурцы и фрукты, то заходит на конюшню «смотреть экипажи и лошадей…»

Барыни XVIII века, судя по их портретам, сплошь пред­ставлялись существами далекими от прозы жизни. Между тем, например, графиня Е.М.Румянцева учредила шерстяно-шелковую ткацкую фабрику для выработки чулок и ковров, занималась разведением лошадей, приторговывала, когда выпадал удобный случай, недвижимостью.

На зависть соседям Полторацкая расширяла свои вла­дения, скупала земли не только в Тверской губернии, но и в весьма отдаленном Оренбургском крае.

От услуг управляющих она решительно отказалась. И правильно сделала. Нередко именно им беспечные дворяне, не имевшие охоты заниматься «прозой жизни», были обязаны своим разорением. Передав добро в чужие руки, они в конце концов оказывались в долгах. Так получилось, например, у Пушкиных: их управляющий открыл свой магазин на Невском, а им самим приходилось экономить на свечках.

Полторацкая не давала себя обманывать. Она приду­мала способ, при котором крупное воровство можно было легко обнаружить. В каждой принадлежавшей ей деревне, как это было принято, она назначала старосту, но долго он на одном месте не засиживался: хозяйка переводила его в другое имение. Его же избу занимал староста из соседнего села. Таким образом, по количеству перевозимых сундуков и мешков из амбаров достаточно точно можно было опре­делить степень его честности.

Конечно, все требовало неусыпного хозяйского глаза, сметки, да и просто чисто физической выносливости. За день надо было побывать в самых разных местах, и далеко не всегда выручал экипаж. Иной раз Агафоклея Александ­ровна, предпочитавшая обо всяком деле судить самолично, возвращалась в свой дом едва ли не замертво.

Нянька парила ей ноги, мазала медом и обвертывала сначала лопухом, а потом холстиной. «Лежи, красотуля, — говорила она хозяйке. — До завтрева все отойдет — хошь опять бежи».

Часто наезжавший в Грузины супруг Полторацкой ни­чем особенным не запомнился. В воспоминаниях о здешней жизни он почти не фигурирует. Видимо, особого веса в семье «полковник воспевательной музыки» не имел.

Конечно, женщины, подобные Полторацкой, были редки. И не случайно она, незнатная, жившая в захолустье, далекая от той «большой истории», которая вершится в столицах, стала одной из героинь фундаментального труда великого князя Николая Михайловича Романова «Знаме­нитые россияне».

В этой книге тверская помещица соседствует с фельд­маршалами, выдающимися государственными деятелями, царями, царицами и их сподвижниками.

«Умная и даровитая, — писал великий князь об Агафоклее Александровне, — она обладала железным харак­тером и необычайной деловитостью, так что, начав с неболь­шого хозяйства, сумела составить значительное состояние — в 4000 душ, имела много винокуренных и других заводов и держала на откупе почти всю Тверскую губернию».

Конечно, путь к процветанию оказался небыстрым и тяжелым. Порой даже опасным.

С оборотистой предпринимательницей однажды случи­лась неприятная история. Она составила на себя подложное завещание от имени своего дальнего родственника. Откры­лось дело. Наказание за такие дела по законам Российской империи полагалось суровое. Ей грозила каторга.

Можно только гадать, какими силами и средствами кра­савице удалось вывернуться из железной хватки правосудия. Но потрясение оказалось чрезвычайно сильным и подвигло Агафоклею на неожиданный шаг: она дала зарок никогда больше не брать в руки пера и не нарушала его всю жизнь. В конце концов Полторацкая разучилась писать и читать. Все домашние, родные и знакомые думали, что она неграмотна.

Однако единоличное управление весьма разномастным, раскиданным на большие расстояния хозяйством ни на день не прекращалось. Полторацкая завела секретаря, принимала его подробнейшие отчеты и «со слуха» давала распоряжения. Обмануть ее было трудно: имея большой практический опыт и блестящую память, она держала в голове десятки цифр, множество мельчайших сведений о состоянии дел, придумы­вала и воплощала в жизнь все новые и новые экономические проекты, каким-то удивительным образом находя для их исполнения дельных, инициативных людей.