Люциус Шепард - За Черту - и Дальше

• Название: За Черту - и Дальше
• Автор: Люциус Шепард
• Жанр: Научная Фантастика

---

Еще через несколько минут мы достигли берега реки, и у меня отпала челюсть перед тем, что я увидел на противоположном берегу. Казалось, люди жили там в кельях, которые каким-то образом держались в кроне непомерного дерева. Я видел, как они расхаживают в своих отдельных комнатках в рамах из веток и листьев. Потом я различил отблеск чего-то похожего на полированные стены и понял, что то, что я принимал за дерево, это, должно быть, развалины древнего здания, высотой этажей в семь (оценочно, потому что пол кое-где опустился, кое-где поднялся), занимавшем несколько сотен футов вдоль берега реки, вся структура заросла мхом и лианами, фасад осыпался, оставив десятки келий открытыми непогоде. Одеялами и другими занавесями были завешены многие из этих отверстий. Перед руиной распласталась полоска голого камня, на которой в темно-зеленой воде несколько человек стирали белье и развешивали на просушку. Это был отель Конрад-Хилтон для хобо из джунглей, и я не был бы сильно удивлен, увидев швейцара, охраняющего вход, в дырявом цилиндре и фраке, курящим найденный окурок сигары.

Двадцать - двадцать пять собак шныряли по камням или просто валялись на солнышке, и когда их приметили наши псы, они радостно загавкали. Пара людей помахали нам и я услышал, как кто-то поприветствовал Писцинского.

"Ты, кажется, говорил, что люди здесь не рождаются", сказал я Писцинскому. "Так откуда же взялись эти гребаные развалины?"

"О чем ты, черт побери, толкуешь?", спросил он. "Здесь нет развалин."

"Тогда это как называется?", показал я на противоположный берег.

Он то ли фыркнул, то ли хохотнул. "Это не развалины, приятель. Это дерево."

x x x

Примерно пять лет назад, когда я раскатывал с женщиной-хобо по прозвищу Пузырь-Голова, она часто читала мне детские книжки, что я таскал в рюкзаке, и в одной было про дерево под названием Обезьянья Загадка. Его ветви росли в стороны, а потом загибались вертикально вниз; все в целом напоминало запутанную клетку с множеством укромных уголков и прорехами в ветвях, где можно укрыться от непогоды. Местное дерево, наверное, было братом-мутантом Обезьяньей Загадки, но имелось несколько важных различий: самые большие горизонтальные ветви уплощались, образуя пол келий со стенами из переплетенной листвы, а ветки, что росли вертикально вниз были пустотелые и могли служить лестницами. Настоящие лестницы там были тоже, они бежали вверх и вниз по стволу, были и подъемники, работающие с помощью воротов, поднимаясь и опускаясь между этажами. Я прикинул, что всего было много сотен келий. Даже больше. Заняты лишь около ста пятидесяти, сказали мне, поэтому я могу выбирать. Я устроился в самой маленькой, ближе к главному стволу на третьем этаже, она открывалась на две стороны, но я подумал, что найду какой-нибудь способ закрыть ее, а размер как раз годился для меня и Глупыша... хотя, я не был уверен, что он ко мне присоединится. Он убежал с другими собаками, как только закончил шлепать через речку. Сладковатый запах джунглей возле ствола был еще сильнее, и я догадался, что так пахнет само дерево.

Писцинский передал меня аккуратной, загорелой, тридцати с чем-то лет женщине по имени Энни Вар и отчалил повидаться с собственной женщиной. У Энни были песочного цвета волосы, подстриженные по-мальчишески, она носила шорты цвета хаки и свободную блузу из состроченных вместе платков. Много времени протекло с тех пор, когда я в последний раз смотрел на женщину с чем-то близким на ясный ум и незамутненное зрение, и я обнаружил, что пялюсь на Энни. В ее лице было спокойствие, подчеркнутое сетью тонких морщин вокруг серых глаз и рта, и, хотя она не обладала тем, что называется бешеной красотой, она была чертовски более привлекательной, чем женщины, с которыми я встречался на рельсах. Она проводила меня по тускло освещенному туннелю дерева, мимо нескольких занятых келий, освещаемых свечами, и объяснила, каковы порядки За-Чертой.

"Большую часть припасов мы получаем из старого мира", сказала она. "Нас пятеро - Писцинский среди них - кто не против путешествовать взад-вперед. Мы выпрашиваем все, что нам надо. Все остальные ни за что не возвратятся - ни за деньги, ни за любовь."

Я спросил, как отсюда выбраться. Она искоса взглянула на меня и сказала: "Хочешь вернуться?"

"Не прямо сейчас", ответил я. "Но рано или поздно, мне кажется, я захочу."

"Ну, не знаю. Ты мне кажешься тем, кто останется." Мы повернули за угол и подошли к месту, откуда была видна пара незанятых келий в джунглях. Плоская ветка сияла на солнце, как полированное красное дерево. "Здесь все работают. Кто ловит рыбу, кто охотится в джунглях за чем-нибудь съедобным. Какие ткут, какие готовят..."

"Я умею рыбачить", сказал я. "Папочка научил..."

"Вначале будешь на побегушках. Прибираться, бегать по поручениям. Что-то вроде этого."

"Зачем же?" Я встал и уставился на нее. "Я все могу сам..."

Она перебила меня. "Мы здесь не терпим волков-одиночек", сказала она. "Все работаем вместе, иначе не выжить. Новички сначала помогают, и ты станешь этим заниматься, пока не поймешь, какая работа тебе больше подходит."

"А кто установил такие правила?"

"Здесь нет правил. Все идет, как идет."

"Ну, в это не верится", сказал я. "Даже на рельсах, свободных, как сама жизнь, существует порядок клевания."

"Ты больше не на рельсах." Энни сложила руки под грудью. Глаза ее сузились и у меня сложилось впечатление, что она смотрит на меня, как на нечто отвратительное. "Некоторые здесь уже больше двадцати лет. И когда они пришли, здесь уже были люди, рассказавшие, какие здесь порядки. И даже до них здесь тоже были люди."

"И что случилось со всеми?"

"Умерли... ты об этом спросил? Либо погибли, либо сами отошли. А некоторые уехали за Стену."

За горы, ты это имеешь в виду?"

"Да, правильно, за горы", презрительно повторила она мои слова.

"Я не слишком тебе нравлюсь, верно?", спросил я.

Энни поджала губы: "Скажем, я не обязана тебя любить."

"Что ж так? Я ничего тебе не сделал."

Она резко отвернулась, словно чем-то пораженная, и молчала секунд пять или шесть. "Ты даже не догадываешься, кто я, правда?", спросила она наконец.

Я изучал ее секунду-другую. "Никогда в жизни тебя не видел."

Она посмотрела на меня плохим взглядом. "На поездах меня звали Руби-Вторник. В основном я ездила на южных линиях, но было время, когда я забиралась на север."

"Руби?" Я впился в нее взглядом, пытаясь разглядеть в ее лице, излучавшем здоровье, тот растрепанный, всклокоченный, мрачный кусок человеческой убогости, который знал многими годами прежде.

"Теперь я Энни", сказала она. "Я очистилась. Так же, как ты. Единственная разница - я живу чистой уже семь лет, а ты всего только один день."

Я не мог поверить, что это она, но и не верить ей я тоже не мог. Зачем ей было лгать? "Что я сделал, чтобы так разозлить тебя?", спросил я. "Черт побери, я же ездил с тобой, когда ты была с Честером-Насильником. Мы вместе провели хорошее времечко."

Она уставилась на меня, словно в ошеломлении. "Ты, что, не помнишь?"

"Не знаю, что ты имеешь в виду, я много чего не помню."

"Что ж, в следующие несколько недель тебе придется многое вспомнить. Может, и это выскочит." Она крутнулась на каблуках и пошла прочь.

"Эй, не уходи!", позвал я. "Я ведь не знаю, где я, к черту, нахожусь! И как мне найти свою келью."

"Сам смотри за собой", огрызнулась она в ответ. "Я не намерена крутиться рядом и подтирать тебе задницу!"

x x x

За последующие недели я действительно многое припомнил. Днями я скармливал рыбьи головы и потроха собакам - говорили, всего их крутится штук пятьдесят - разносил письма и помогал копать новые нужники. Ночами сидел в своей келье, загороженный от остальных двумя одеялами, что ссудил мне Писцинский, и смотрел на язычок свечи (тоже учтивость Писцинского), пока суть моей жизни исходила из меня пузырями, словно лимфа из панциря раздавленного ногой жука. Не многое из того, что я вспомнил, доставило мне удовольствие. Я видел себя пьянствующим, колющимся, ворующим и предающим. И все это еще до того, как я стал бродягой. Я едва мог выдержать мысли об этом, и, все-таки, я думал только об этом и каждую ночь я погружался в сон только тогда, когда голова ныла от образов истасканной, пьяной жизни, что я вел.

Дни шли, и я познакомился с обыденной жизнью За-Чертой. Каждое утро небольшие группы направлялись вверх по реке рыбачить, или в джунгли собирать ягоды и другое съедобное, каждая в сопровождении горстки собак. Остальные занимались своей работой на дереве и вокруг него. На стороне дерева, обращенной к лесу, сделали расчистку, там готовилась еда - в длинных ямах, выкопанных под открытыми навесами с соломенными крышами. Казалось, среди жителей общность существует лишь в самом малом смысле. Люди были вежливы друг с другом, но в общем держались сами по себе. Если я бродил вокруг в поисках компании, то многие говорили: Привет!, и даже называли себя, но никто не приглашал присесть и поболтать, пока как-то вечером я не наткнулся на тощего, беспокойного паренька по имени Бобби Форстедт, который делил келью на пятом этаже с Шарон, светловолосой розовой девушкой, сверху донизу украшенной самодельными татуировками - в основном ругательствами, грубо прорисованными цветами и именами парней.