Николай Рерих - Листы дневника. В трех томах. Том 3

• Название: Листы дневника. В трех томах. Том 3
• Автор: Николай Рерих
• Издательство: Международный Центр Рерихов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-86988-056-4

Третий том "Листов дневника" Н. К. Рериха включает очерки-письма последних лет его жизни — 1942–1947 гг. Написанные в суровые годы мировой войны и разрухи, они несут призыв к культурному единению человечества и служению Родине, учат восприятию вечного и истинного.

Тексты "Листов" воспроизводятся по материалам архива МНР, преобладающая часть которых публикуется впервые.

---

Но бывают и добрые эфемериды. Немало их. Молодежь на Иртыше на пароходе пытливо слушает и задает хорошие вопросы. Каждый может собрать все доброе, увиденное глазом добрым. Как нужно хранить это качество доброго глаза! Даже там, где оно потенциально живо, его необходимо раскрыть и воспитать. По нынешним временам пора вспомнить, что воспитание есть часть учебы, есть ее главная часть. Иначе к чему приложить физические знания? Как понять нужность биологических нравственных познавании? Лучшие человеческие мысли, порожденные реальною жизнью, могут показаться неприложимыми мечтаниями.

Мало ли эфемерид будто бы бессмысленных и случайных, но которые напомнят об уродствах жизни. В медицинских музеях много чего непривлекательного, но и такие гримасы жизни спасут многих от невежества. Именно невежество, самое затаенное, самое заядлое уродует человеческий быт. Невежество не только в безграмотности. Знаем и невежественных грамотеев.

12 апреля 1942 г.

Публикуется впервые

Человечность

Красный Крест велик не только человеколюбием. Он велик и в своей международности. Так же и Красный Крест Культуры значителен не только действенным охранением культурных сокровищ, но также и своею международностью. Все, в чем живет международность, иначе говоря, человечность, должно быть оберегаемо среди мировых бурь.

Каждая черточка, нанесенная в пользу общечеловеческих общений, должна быть охранена со всею любовью и добротою. Нити возможных взаимопониманий обычно тонки до незримости. Но там, где они уже различаемы, они должны быть укреплены. Даже единомыслящие в основе часто наклеивают себе разноцветные ярлыки и мечтают лишь обособиться. А ведь трудовое единение бывает так близко — стоит лишь поступиться двумя-тремя предубеждениями и привычками.

В дни Армагеддона, в часы особенных разобщении следует мыслить обо всем, в чем еще живет возможность общения и человечности. Но спросите прохожего, что есть человечность? Скорее всего он убежит в ужасе, примет вас за безумного. А может быть, попросту и не сумеет ответить, что такое человечность. Можно ли о ней на улице спрашивать? Нечто сперва дошло до труизма, а потом стерлось, забылось, стало ненужным в теперешнем строе жизни.

В пути не раз встречалась улыбка человечности. Вспыхивает она, как радушный огонек в пустыне. Даже свирепые голоки[24] не тронут путника, забредшего к их костру. Если проявится человечность, то и обиды не будет. Колючее слово не скажется. Путник не будет обобран и изгнан от костра во тьму звериной ночи.

О человечности столько писалось! Она заслужила аптечный ярлык "гуманизма". Облекся в скучную серую тогу гуманизм. Уже не заговорите о нем в "приличном" обществе. Заседания, посвященные гуманизму, напоминают похоронные собрания. Кисло-сладки речи, и ждется минута, когда прилично уйти.

Но ведь человечность есть светлая радость, есть раскрытие сердца, есть праздник души. Радостный человек добрее, доходчивее, отзывчивее. Чем же порадовать людей вне их самости, вне зависти, вне ненавистничества?

Во все времена, даже и в самые трудные, должны же быть радости общечеловеческие. Должны же быть зовы всепроникающие. Неужели зов о человечности погребен, как злейший труизм?! А детям-то как нужна радость, иначе еще разучатся радоваться. Бывают же в городских трущобах детишки, никогда не видавшие цветов!

20 апреля 1942 г.

Публикуется впервые

Сложности

Удивляетесь, отчего вместо писем от нас пошли лишь краткие телеграммы. Мы узнали, что письма наши не только вскрываются и читаются, но сие проделывает невежественный местный полицейский. Узнав о таком читателе, пропадает желание оповещать его о душевных чувствованиях.

И к нам письма приходят в изорванных конвертах. Еще на днях письмо из Калимпонга (около Дарджилинга) шло к нам сорок шесть дней. Значит, валялось по всем порогам. Такое безобразие отвратит от всякого писания. Вот пропали с юга Индии две посылки с журнальными оттисками. Пробовали жаловаться, ничего не вышло — нам сказали, что везде так.

Прежде писатель частенько жаловался, что "говорю, как в подушку", а теперь даже не хочется нести письмо на почту. Испоганят, изорвут! Да и кто? Безграмотный невежда! Прежде считали нас большевиками, а теперь уж не знаю, за кого принимают. Впрочем, вообще скоро всякие сношения прекратятся — на моторах не поедешь! Не пришлось бы завести верблюдов или слонов. Может быть, даже шутка о верблюде или слоне уже недопустима. Какие символы заподозрят?!

Спрашиваете, где появляются статьи? В самых неожиданных газетах — то на Малабаре, то на Цейлоне, то в Калькутте, то в Буэнос-Айресе. А многие, вероятно, и вообще не доходят. Все еще усложняется, и конца краю не видно. Вероятно, друзья в разных странах имеют о нашем быте самое странное представление. Каждый мыслит по-своему, от своих обстоятельств. Конечно, есть и такие, для которых хотя бы почтовые трудности не существуют. Кто-то думает, что почта остается вне всяких потрясений.

Сложно зрелище — бедняга-радиодиктор, врущий всемирно по приказу. Наняли и велели громко оповещать, хотя бы и самую наглую ложь. Знает диктор, где вранье, и все же должен доложить человечеству вральграмоту. А через два дня тем же убедительным тоном докажет обратное. Жаль этих бедных наймитов.

Вдруг поверх всяких сложностей, поверх всемирного вранья и джаза и завываний встают в памяти пустынные ночные колокола каравана. Из-за далеких барханов складывается мудро подобранный лад колоколов. Ширится, выявляется во всем величии пустыни и вновь уплывает в зовущую даль. Сердце больно ждет гимн кораблей пустыни.

24 апреля 1942 г.

"Из литературного наследия"

Америка (27.04.1942)

Дошли письма Зины от 31 Января и 23 Февраля — все вразброд! Идея Американо-Русской Культурной Ассоциации очень полезна, если только такая осуществима. После того, что Вы писали о русском краснокрестном Комитете, невольно закрадывается подозрение, как бы и тут не втерлись смутьяны и вредители. Впрочем, Вам на месте виднее, сколько именно сил подойдет и удастся ли их удержать от взаимопожирания. Идея знака Дедлея интересна, может быть, проще ограничиться четырьмя буквами: АРКА — они звучат хорошо. Вероятно, Вам понадобятся сношения с Обществом Культурной связи в Москве. Кто там теперь председатель, не знаю, но Вы можете узнать в посольстве. В свое время я давал Москову программу Русского Института в Америке (при нашем Мастер Институте). Наверно, у Вас имеется она. Правильно, что Вы требуете от Рок все бумаги. Вообще, зорко смотрите, чтобы не попасть в западню. Грабители не дремлют, а теперь, должно быть, совсем распоясались. Зорко смотрите. Печально, что Куд. оказался слабым, а ведь именно он-то знал справедливое решение судьи О'Маллей. Кроме всего прочего, грабители, вероятно, опасаются, что их "покровитель" будет затронут и потому избегают процесса. Когда же, наконец, все мерзости окончатся?! И когда могут зазвучать добрые вести!

Вы поминаете несколько новых друзей. Кто они? Откуда и как подошли? Кто вокруг них? Вот Вы говорите о весьма культурной лингвистке. Где она работает? В каком кругу? Ведь каждый культурный работник источает вокруг себя полезную энергию. Он умеет заохотить, увлечь молодежь к преуспеяниям. Тут уже проявится человечность, та самая, которая сейчас так нужна и так зверски забита. Много унижаем нынче Красный Крест, а все же имеется в Женеве его пристанище, и среди бед люди все-таки обращаются туда. Вот так же уже мог бы быть и Красный Крест Культуры. Сколько разрушений нанесла злоба, но, по счастью, семена добра не исчезают. Где взойдут? Кого озарят? Нам ли судить? Знает ли сеятель, где будет лучший росток?!

Разнообразие выявляется в действии. Действуйте! Помните из Бхагавад Гиты: "На всех путях ко мне встречу тебя". Мы все трудимся. Каждый по-своему. Друзьям передайте наш ласковый привет. Будьте бодры, будьте зорки, терпеливы, неустанны.

27 апреля 1942 г.

Публикуется впервые

Переустройство мира

Во Францию не напишешь. В которую Францию? В какую Францию? Каким французам? Как драгоценная ваза в черепках. А давно ли в Комитете Общества были Говэн, редактор "Деба", маркиз д'Андиньи, председатель муниципального совета, министры Бонфус и Марэн, председатель салона Шабас, профессор Академии Дропси, издатель Пейронне — сколько разнообразных деятелей! Кто умер, кого унесли волны событий. Шауб Кох не может въехать во Францию. Кон-лан — в плену. В какую-то бездну провалилась Франция. Поминаю о ней для примера.

Многое так же точно провалилось. Кто бы мог думать, что британские аэропланы будут разрушать тихий Брюгге? А там германцы повреждали Ясную Поляну. Когда-то португальские ядра обезображивали Элефанту; теперь, вероятно, японские снаряды могут порушить Боробудур или что-либо подобное. Настолько все провалилось, что и сказать-то о Культуре и нигде и некому. Дело не в том, чтобы бесцельно возмущаться вандализмами, но в том, чтобы где-то укрепить брежение о значении Прекрасного.