Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви

• Название: Не страшись урагана любви
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: Локид
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87952-038-2

Герой романа — драматург Рон Грант, находящийся в зените славы, — оказался запутанным в сложный любовный треугольник. И он пытается бежать от всех жизненных проблем в таинственный и опасный подводный мир. Суровым испытаниям подвергается и пламенная любовь к Лаки, девушке сколь красивой, столь и неординарной. Честность, мужественность, любовь, чувственность, дружба — все оказывается не таким простым, как казалось вначале. Любовь спасена, но теперь к ней примешивается и чувство неизбывной горечи.

---

Грант был абсолютно выбит из седла, но старался запомнить их имена. Он давно знал нескольких профессионально холодных красавиц, но эта девушка была более красивой и стояла как-то в стороне от красивейших из знакомых женщин, включая немногих очень знаменитых кинозвезд. Целых несколько дней он связывал имена с обликом девушек на тахте. С именами у него всегда было плохо.

Лесли Грин жила с Лаки в одной квартире. Маленькая, бойкая девушка с хорошей фигуркой, в обтягивающих брюках, черные волосы высоко взбиты, чтобы казаться повыше, длинное надменное еврейское лицо, возможно, на десятую долю такое же красивое, как у подруги. Она назначила себя главным устроителем эмоциональной жизни Лаки и главой делегации по изучению Гранта. Ее дерзкие черные глаза недвусмысленно показывали, что она не позволит недооценить Лаки. Грант ощутил, что ее глаза слегка смягчились, когда она осмотрела его.

Миссис Афина Фрэнк была массивной блондинкой с квадратным лицом, слегка обезображенном прыщами, и непристойно пышной, чувственной фигурой. В ходе знакомства обнаружилось, что она юрист, и Грант сильно подозревал, что она официальный член администрации или какого-то комитета. Ее открытая и воинственная враждебность уже показывали, как бы она проголосовала по делу Рона Гранта, драматурга.

Миссис Энни Карлер была тонкой, стройной еврейкой примерно одного возраста с Грантом, с короткими взъерошенными черными волосами и большими страстными кругами под глазами, бессознательно принимавшей позы из современных танцев, позы Марты Грэхем. Она с лукавой, проказливой усмешкой развлекалась сложившейся ситуацией и выглядела самой непонятной из всех трех девушек.

Все трое обожали Лаки, это ясно, ее ум и красоту, и если во всем этом и была какая-то скрытая ревность, Грант пока не мог ее выявить. Если у нее прекрасная репутация на Манхеттене, а это, ясно, так и было, эти трое собирались это обнародовать. И как всякая настоящая королева, Лаки обращалась с ними с достоинством и с глубоким уважением к их хорошему вкусу, проявляющемуся в служении ей. Они немного поговорили, и Грант не ощутил, что выглядит блестяще. Затем она надела пальто, и они юркнули в дверь и вниз по четырем пролетам узкой лестницы к ночным огням Парка под зимним снегопадом. Повсюду вокруг них богатые люди в вечерних одеждах и мехах садились в «Кадиллаки» и такси.

— Ну, как, по-вашему, прошел я контроль?

Лаки одарила его лукавой кривой усмешкой, от которой ее голубые глаза сверкнули.

— Думаю, да, — она взглянула ему в глаза. — Вы довольно знамениты.

Он ждал, но она больше ничего не сказала. В такси, глядя в ее сторону, на ее профиль с носиком, зубками и короткой верхней губкой, спрятанной в воротник, Грант с содроганием сообразил, что еще никогда в жизни он так не гордился появлением с женщиной в общественном месте. И особенно после последних двух лет спячки с любовницей и работы над новой пьесой в Индианаполисе. Это заставило сердце подпрыгнуть. В прошлом он часто с завистью смотрел на людей, сопровождавших неизвестных ему настоящих красавиц, среди которых мало было таких, что заставляли поворачивать голову и шушукаться за столиками. И вот он сам с такой. Откинувшись назад, он сказал себе, что это может стать величайшим вечером в его жизни.

Нет. Не стал. Хотя начался вечер неплохо. После окончания «Вилледж Авангард» Макса Гордона он повел ее в «Пти анж» — убежище пресыщенных комиков, — чтобы поужинать и посмотреть шоу. Слегка выпив, она расслабилась и нервозность исчезла. Она проявила настоящий острый ум, юмор и невероятное сексуальное обаяние, о котором говорил Бадди Ландсбаум. Она была неисправимо кокетлива. Но помимо этого, она была так красива, так сексуально привлекательна, что ей достаточно было одного взгляда на мужчину. Грант никогда не был так горд и самодоволен в ночном клубе. К ней поворачивались головы, за столиками шушукались. Единственной проблемой было то, что, слегка выпив, она лишь расслабилась, а Грант окончательно опьянел. Все спиртное, которое в течение дня вливал в него старый друг Бадди, все это спиртное и все испытания, через которые он прошел, чтобы дойти до свидания, теперь сказались. Ужин и хорошая еда в желудке некоторое время спасали его, но после шоу они вышли в бар выпить, послушать цветного утомленного пианиста и поговорить. Лаки к этому времени сама была немного пьяна, но до Гранта ей было далеко.

Грант атаковал ее там, в баре. С хитрой пьяной проницательностью он решил не делать этого за ужином и во время шоу. Слишком многое отвлекало. Но можно поговорить, когда играет утомленный пианист. Он был фоном. И он играл много хороших вещей о любви, когда не выступал с юмористическими номерами. Итак, Грант ждал.

Он, конечно, насколько мог вежливо и обаятельно, с любовью ухаживал за ней во время ужина и шоу. Теперь — в атаку! Суть его замысла была в том, чтобы она поехала с ним на квартиру в Нью-Вестон. Или, если ее соседка не возражает, а он заметил спальную софу в гостиной и двойную кровать в маленькой спальне, он мог бы поехать к ней на квартиру. В любом случае, сказал он, он хочет заняться с ней ночью бешеной любовью.

Может быть, он неверно изложил мысль. Он ожидал, особенно после того рассказа старого друга Бадди о ней, что результат предрешен. Он был удивлен и потрясен, когда она сказала: нет.

— Но, господи! Почему нет? — закричал он. — Что во мне такого? — Тут он обнаружил, что едва не налетел на пианиста, своего старого знакомого по холостяцким вечерам, когда одинокий Грант заходил сюда выпить. Пианист оглянулся на них и подмигнул Гранту.

У Лаки был смущенный, извиняющийся, но твердый взгляд.

— Откуда Я знаю, что в вас такого? Я вас даже не знаю. — Она покачала головой и скучно сказала: — Я никогда не иду в постель с мужчинами после первого свидания.

— Но это же смешно! — протестовал Грант. За ужином она открыто и по-дружески говорила обо всех мужчинах в ее жизни, хотя, как отметил Грант, не называла имен. Она назвала цифру четыреста, но Грант подозревал, что она преувеличивала, чтобы его шокировать. Сейчас мысль об одиноком возвращении в жалкую квартиру в Нью-Вестоне после того, как его возбудило и разогрело присутствие этой исключительной женщины, едва не оскопила его. Будь он трезв, он мог бы скрыть получше. — Это похоже на тот суровый моральный закон, за который вы ненавидите среднюю буржуазию, — неубедительно протестовал он. На самом деле он хотел сказать, но на это не хватило храбрости: если есть четыреста, то почему же еще и не я?

Лаки все еще выглядела смущенной и упрямой.

— Может быть, но мне плевать. Я не обязана. И не буду, — здесь глаза ее немного смягчились. — Все равно, вы сильно пьяны.

— Это наш проклятый друг Бадди! — замахал Грант руками, и на него начали оглядываться, Он потел весь вечер в этом дымном, душном зале, но сейчас он вспотел еще больше от возбуждения. — И потому, что я робкий!

Пытаясь охладить его, Родди Крофт, пианист, начал играть знаменитую, очень популярную тему из фильма, поставленного по первой пьесе Гранта.

Лаки пылала.

— На нас смотрят люди!

— Черт с ними! — сказал Грант. — Сучьи дети! Что они знают об одиночестве?

— Что вы о нем знаете? — резко ответила Лаки.

— Я думаю, вы не что иное, как… — начал Грант, но не смог заставить себя окончить фразу, так что он пошел с конца: — Ненавижу динамо-машины, — пробормотал он.

— А я думаю, вы грубиян! — сказала Лаки. — Ни одна девушка не ляжет с мужчиной при таком грубом, неприятном обхождении, как у вас!

К ним присоединился человек из клуба рекламных менеджеров, еще один приятель по холостяцким пьянкам, который и сейчас предложил выпить. Он тоже знал Лаки, как оказалось, по многим свиданиям в ресторанах. Грант решил воззвать к нему, но мудро передумал. Вместо этого он начал размышлять. Приятель еще несколько раз заказывал выпить.

И вот как это закончилось. Его первое свидание с Лаки Виденди. Он не смог сказать ничего такого, что потрясло бы ее. Когда они ушли около четырех утра, Сол Вайнер, человек из рекламы, пошел с ними, а Грант сделал самый значительный поступок за весь вечер. Легкий снегопад уже прекратился, когда они шли к Парку, к дому Лаки, и Грант начал сбивать мусорные урны вдоль Парк Авеню в яростном, угнетенном, исступленном протесте.

— Это противозаконно, — нервно говорила Лаки. — Правда. К этому относятся серьезно. Вас заберут!

— Да ну? Надеюсь! Надеюсь, о Господи! — сказал он и сбил следующую корзину.

У дверей она пожала ему руку.

— Вы не только не джентльмен, — сказала она пугающим шепотом. — Я и впрямь думаю, что вы сумасшедший! Вы дикая дубина с проклятого Среднего Запада!

— Вы так думаете, да? — спросил Грант. В минуту прояснения, в болезненную минуту, которая навсегда врежется в память, он уставился на нее. Сквозь свой густой алкогольный туман, проникая сквозь ее более прозрачную алкогольную пленку, он пытался понять все, что на самом деле думает о ней, о себе и, тьфу, черт, обо всем. Он подумал, что заметил в ее глазах понимание. Но она была очень сердита. Затем холодная, темная нью-вестонская квартира облаком сомкнулась вокруг него. Он вернулся. Четыреста человек! А она не дает даже за сиськи потрогать! Вместе со спокойным, циничным Солом Вайнером он пошел к Ребену, где съел татарский бифштекс, которого не хотел, и говорил о вещах, которые его утомляли. Когда в шесть утра он ввалился в свою старую мохнатую нью-вестонскую берлогу, то обнаружил телеграмму от своей «любовницы», которая сейчас была в Майами-Бич, и она холодно требовала ответить, почему она не может найти его по телефону и почему он не звонит и не отвечает на телеграммы. Эта телеграмма была третьей за два дня.