Вишну Кхандекар - Король Яяти

• Название: Король Яяти
• Автор: Вишну Кхандекар
• Издательство: Известия
• Жанр: Проза
• Год: 1988

Опубликовано в журнале «Иностранная литература» №№ 5-7, 1988

Из рубрики «Авторы этого номера»

…Роман «Король Яяти» вышел в 1959 году. Писатель был удостоен за этот роман Национальной премии в 1960 г. и позднее крупнейшей литературной премии Индии «Гьянпитх».

---

Перечитав написанное, вижу, что так и не сумел выразить мои мысли. Я еще недостаточно размышлял над сутью бытия и мало познал. Путник, ищущий истину, я понимаю только, что еще долог мой путь.

Мы с тобой часто беседовали о душе, и ты меня не раз с улыбкой вопрошал: а где она, душа? Кто ее видел? Я не мог найти ответа. Жившие до нас, до нас искавшие того же, что ищем мы, так описали человека: тело — колесница, а душа — седок; сознание — возничий, а рассудок — вожжи; кони, влекущие колесницу, — наши чувства, а дороги — наши вожделения; разум направляет бег коней и сдерживает их резвость.

Если нет колесницы, где поместится душа? Как она прискачет на поле жизненной битвы? Как сразится с врагами жизни? Не может седок пренебрегать своей колесницей. Яти допустил эту ошибку — и поплатился за нее.

Наши чувства — кони, и без них не тронется с места колесница. Но если впрячь в колесницу необъезженных коней, то помчатся они, не разбирая дороги, опрокинут колесницу, убьют седока. Возничий должен твердой рукой править ими, однако перестань возничий выполнять приказы седока — и колесница собьется с пути. И что толку, если кони послушны воле возничего, когда не знает он дороги? Пускай душа ведет руку разума, сжимающую поводья желаний, и тогда колесница двинется к цели.

Если же нет в колеснице седока — к чему она, пустая? Душа, крохотная частица единой мировой души, вмещая в себя все — и жизнь и смерть, восседает в колеснице тела.

Излишне многословно излагаю я то, что для меня, избравшего путь отречения, есть смысл моей жизни, но идущему иным путем может казаться скучнейшим умствованием.

Я не кривил душой, не напускал на себя лицемерную скромность, когда уверял, что отречение от мирских желаний кажется мне жизнью более легкой в сравнении с заботами возводящих строение жизни и в нем обитающих. Душа человека пленена в его теле и вечно рвется наружу из темницы, чтобы познать блаженство, которого не могут дать плотские радости, рвется к освобождению… Есть много способов, которыми душа стремится освободить себя, и отречение от мира — только один из них.

Но и любовь между мужчиной и женщиной, если любовь эта не простое утоление желаний плоти, позволяет душе раскрыться. Когда единение тел открывает путь общению душ — прийти к которому еще труднее, чем обречь себя на одиночество, — тогда это путь к высшему бытию, дорога к богу. Возводящий здание семьи возносит чистейшую и благороднейшую из жертв. Поэтому, прежде всего, муж и жена должны жертвовать собой друг ради друга. Благословенны плоды такого супружества.

Деваяни скоро станет матерью — да будут благословенны королева и ее супруг».

Я чуть не умерла со скуки, пока дочитала это нудное письмо. Король же попросил вернуть ему письмо — он желал перечесть его от начала до конца. Я в шутку спросила, находит ли он в этих рассуждениях больше притягательности, чем во мне?

Король серьезно посмотрел на меня:

— Творцу трудно создать красоту, которая бы превзошла твою.

— Как ты умеешь льстить!

Король взял меня за подбородок и заглянул в глаза.

— Деваяни, ты стала еще прекрасней!

— А ты не знаешь отчего?

— Не знаю!

— Мужчины бывают невыносимо непонятливы! — Я спрятала лицо на его плече. — Женщину красит материнство.

Я слышала, как стучало его сердце.

— Деваяни…. Теперь тебе будет хотеться разных вещей!

— Почему это — будет? Уже хочется!

— Скажи — и в тот же миг я выполню любое желание!

— Хорошо же — я не хочу, чтоб ты читал это письмо!

— Но Деваяни…

— Сказала — не хочу! Можешь запереть его в шкатулку, где у тебя хранится локон той девицы! В старости будем вместе читать и перечитывать письмо твоего друга. А сегодня — не хочу! Ученые рассуждения о душе — кому они нужны, когда моя душа и тело расцветают от приближения новой жизни, когда мы с тобой молоды, счастливы и весь мир у наших ног!

— Как пожелаешь, Деваяни.

И полетели недели безоблачного счастья. Я пожелала опять посмотреть пьесы, которые были поставлены во время празднеств, последовавших за нашей свадьбой. Я уже тогда сказала королю, что ему пошел бы облик отшельника. А после письма Качи король сам пожалел, что не рожден для праведной жизни.

Мысль о короле-отшельнике не давала мне покоя. И я придумала!

— Знаешь, — сказала я королю, — мне бы хотелось побыть лунной ночью на берегу Джамны наедине с отшельником.

Он рассмеялся:

— На берег Джамны мы можем отправиться в первую же лунную ночь, но вот насчет отшельника…

— А ты не мог бы переодеться отшельником?

— Глупости!

— Не глупости, а просто ты меня не любишь!

Я дулась на него дня два. Надутые губки — как безотказно действует это женское оружие! Его величество, поколебавшись конечно, согласился изобразить отшельника. В ночь полнолуния король проследовал за королевой в Зеленый Зал. Оттуда вышла королева — без короля, но в сопровождении рослого отшельника с посохом и чашей для подаяния.

Я приказала возничему везти меня с отшельником на берег Джамны.

На берегу реки я обратилась к королю:

— Помнишь, я говорила, что это одеяние тебе пойдет? А ты сказал, что дал матери слово не надевать его? Ну, чья взяла?

Мы долго смеялись моей проделке. И тут мне в голову пришла еще одна. Ашокаван недалеко. Шармишта никогда не догадается, что перед ней король… Любопытно, что она будет говорить бродячему аскету?

— В колесницу! — приказала я и шепнула возничему: — В Ашокаван!

Привратнику в Ашокаване я сказала, что перед ним человек большой святости, которого я привезла к Шармиште, а через некоторое время заеду за ним.

Король ничего не мог поделать — ему пришлось подыгрывать мне.

Я уехала смеясь: Шармишта будет угождать святому, ползать на коленях перед ним, изливать душу, а я потом спрошу: с какой стати она так вела себя с королем? Я представила себе, что будет с Шармиштой!

Часа через два я возвратилась в Ашокаван, и мы поехали в Хастинапуру. Король был непривычно весел, и это удивило меня.

— Как ты ее благословил? — спросила я.

— Ну как благословляют молодую девушку? Пожелал ей хорошего мужа!

Я так и прыснула.

Отец уже третий месяц жил в одиночестве в горной пещере. Мне хотелось повидаться с ним, и хотя король опасался, что женщине в моем положении могут оказаться не под силу тяготы путешествия, я настояла на своем.

Поездка оказалась такой тяжелой, что я ее едва перенесла. Отец выглядел лучше, чем я, когда мы встретились. Мне же пришлось долгое время провести в постели вдали от Хастинапуры.

В положенный срок я стала матерью — родился мальчик, и все королевство бурно ликовало. Но какое имя будет носить принц? Его величество — явно помня просьбу матери — хотел дать сыну имя деда. Или прадеда. Но я не согласилась — хотела, чтобы принца звали так, как никого не звали раньше! Я придумала ему имя — Яду.

Шармишту привезли из Ашокавана в торжественный день наречения принца. Я изумилась, увидев, что она сияет. Я думала, что она, надломленная тоскливой жизнью в Ашокаване, повалится мне в ноги с мольбой освободить ее из почти монастырского заточения — и вдруг! Шармишта так и лучилась счастьем!

Потом мне по ее движениям, стало чудиться, что Шармишта… Я призвала доверенную служанку, которой велено было приглядывать за Шармиштой… Какой позор! Принцесса! А кто может быть отцом? Простой слуга, конечно.

Я повелела Шармиште предстать передо мной.

Она явилась, низко опустив голову.

— Ты ждешь ребенка? — резко спросила я.

Шармишта подтвердила едва заметным наклоном головы.

— Позор!

— О нет, ваше величество. Милость бога, ниспосланная мне, недостойной, через великого святого.

— Какая милость? Какой святой? Кто? Кача?

Шармишта молчала.

Шармишта

— Ты ждешь ребенка? — спросила Деваяни.

Я оцепенела. Оцепенела от неожиданности, от ужаса, от стыда.

Мы с Деваяни выросли вместе, она была моей единственной подругой. Сейчас бы нам обмениваться женскими секретами, сочувствовать друг дружке, радоваться нашей близости. Что же я сделала в одной из прошлых жизней, если судьба меня и этого лишила?

Когда Деваяни мне бросила в лицо: «Позор!» — вся кровь во мне закипела. Деваяни не знает, какие узы нас с ней соединяют, не знает, что позор Шармишты — это и ее позор. Ведь мне достаточно произнести одно слово — и весь дворец перевернется кверху дном! Вся Хастинапура! Весь мир! Если я назвала бы отца моего ребенка!

Я вкусила бы мимолетную, но упоительную сладость мести. И осквернила бы обряд наречения маленького Яду. Одно слово — и погасли бы праздничные огни во дворце. Деваяни никогда бы не простила короля, она бы отравила ему жизнь упреками и укорами. Супружество было бы разрушено — кто знает, что еще могло бы произойти, произнеси я заветное имя.