Алина Зарайская - Мама, я доктора люблю

• Название: Мама, я доктора люблю
• Автор: Алина Зарайская
• Издательство: ACT, Астрель-СПб
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-040108-6

Героиня лучших любовных романов этого года!

Имя: Анжела Флерова.

Пол: Женский.

Дата рождения: 02.09.1964.

Знак Зодиака: Дева.

Место рождения: Вестюжанск.

Место жительства: Вестюжанск, Москва, Санкт-Петербург.

Семейное положение: Разведена, но замужества не исключаю.

Дети: Нет, но хотелось бы.

Идеал мужчины: Умный, добрый и красивый мужчина, с которым можно прожить долгую и счастливую жизнь. Около сорока. Не по-вестюжански галантен и любвеобилен. Я уверена, это ДОКТОР!!!

---

— И зря! Он-то тебя жизни чуть не лишил, и ничего — не подавился. Таких подонков наказывать надо, и пожестче. Тем более когда сама судьба тебе его в руки дает, даже делать ничего не надо. Подтвердить только, и чуть-чуть, совсем крошечку преувеличить.

— Да я как раз хочу замять все.

— Ну ты даешь! Ладно, я сейчас на работе, не могу это долго обсуждать. Я к тебе вечерком загляну — поговорим. Пока.

— Пока.

Только она нажала сброс, как мобильник требовательно запищал. Анжела взглянула на дисплей и застыла — на нем высветился номер Володи.

«Что ему, интересно, может быть нужно от меня? Может, лучше не брать трубку… Нам ведь абсолютно не о чем говорить. А вдруг у него что-нибудь случилось?»

— Да, я слушаю.

— Анжела, здравствуй. Извини мне мою наглость, если можешь, но, пойми, я в безвыходном положении, у меня просто нет выбора. Я хотел попросить тебя выступить на суде в мою пользу. Ты ведь уже знаешь, что назначено судебное разбирательство, административная ответственность…

— Да, знаю. Как раз сегодня получила повестку. Но я не писала на тебя никаких заявлений, поверь мне. Как ты меня сбил, видела какая-то пожилая пара. Они еще тогда ко мне подошли, сказали, что запомнили номер машины и считают своим долгом заявить в ГАИ. Я попыталась было сказать, что сама виновата, по рассеянности на дорогу не посмотрела, прежде чем переходить. Но разве их переубедишь… Да и в травме, куда я была вынуждена обратиться, хоть это даже не перелом, наверное, врач сообщил в ГАИ. Не знаю.

— Спасибо тебе. А ведь ты могла бы мне отомстить…

— Это не в моих правилах, — сухо сказала Анжела. — Можешь быть спокоен, я на тебя наговаривать не буду.

— Спасибо еще раз. Огромное тебе спасибо. С меня причитается.

— Мне ничего не надо. Пока.

Вечером примчалась Полина, но переубедить подругу ей так и не удалось, тем более после того, как ее попросил Володя (о чем она, правда, пока не стала рассказывать).

До суда оставалось еще две недели, а слухи о происшествии и о том, что его будут разбирать в суде, уже расползались по всему городу. Еще бы — главный врач городской больницы, молодой, перспективный, совсем недавно получивший эту должность в связи с уходом на пенсию своего предшественника (только-только ставшего к тому же его тестем) — и такой скандал! Дней через пять об этом говорили уже все кому не лень. Как-то вечером, когда Анжела была одна, в дверь робко позвонили. Анжела ожидала кого угодно, только не Володю, протягивавшего ей букет роз и коробку конфет.

— Что тебе нужно? — Анжела стояла в дверях, не приглашая гостя войти. — Ведь мы, кажется, договорились обо всем, и я сказала, что мне ничего от тебя не надо.

— Я пришел просить о большей услуге, чем мы договаривались. — Володя виновато опустил голову.

— Что?! Ну знаешь, даже моему ангельскому терпению есть предел! — искренне возмутилась Анжела.

— Выслушай меня, прошу тебя, — заторопился Володя. — Хочешь, я на колени перед тобой встану? — И, к ужасу Анжелы, он тут же это и сделал — прямо на лестнице, пачкая свое черное кашемировое пальто.

— Встань сейчас же, ты с ума сошел! — девушка потянула его за рукав. — Соседи увидят! И так, наверное, к глазкам прилипли. Разговоров будет! Проходи лучше! — Она снова, еще настойчивей потянула его.

— Хорошо, но обещай хотя бы выслушать меня!

— Обещаю. Проходи только.

Володя поднялся и вошел в коридор.

— Возьми! — Он снова протянул девушке цветы и конфеты.

— Не надо.

— Ну не нести же домой!

— Выброси.

— Не глупи! Не хочешь сама — подари кому-нибудь.

Володя прошел в кухню и присел на край табуретки.

— Ну так о чем же ты хотел просить? — спросила Анжела.

— Видишь ли, слухи о моем происшествии так расползлись и обросли такими деталями, что мне теперь просто житья нет. По больнице не пройти — последняя уборщица косится и чуть не пальцем показывает. Самое страшное, что жена от меня ушла. Я ей такой, замаранный, не нужен. А без нее, — Анжела при этих словах не удержалась от скептической улыбки, — у меня еще и место главврача отнимут. О правах я уже и не говорю — их-то мне так и так ближайшие лет пять не видать, а то и все десять.

— И чем же я могу тут помочь? Переловить всех болтунов?

— Почти: заставить их замолчать своими показаниями.

— Интересно как? То, что я по рассеянности не посмотрела на дорогу, никак не сделает тебя трезвым и не уменьшит скорости, с которой ты ехал. А врать, что ты не был пьяным, — бессмысленно, хотя этого и не может никто, кроме меня, подтвердить.

— Тогда почему же бессмысленно?

— Потому что только пьяный или сумасшедший может ездить так по городу и сбивать мирных граждан. Согласен?

Володя опустил голову. Несколько минут они молчали. Володя, казалось, что-то обдумывал.

— Спасибо. Я знаю, как ты можешь мне помочь, что для этого нужно сказать. Прав меня, правда, все равно лишат, хотя и не на столько лет, а вот жена, может, вернется, и места не лишат.

— Ну и что же это такое?

— Ты только не пугайся, ладно?

— Думаешь, ты еще чем-то можешь напугать меня после всего, что было?

— Прости. Ты скажешь, что сама бросилась под машину. Это, конечно, не снизит скорости, но обвинения в пьяном состоянии и наезде на человека снимутся.

— Да ты в своем уме?! Что я скажу родителям, которые, конечно, узнают об этом?..

— Заседание будет закрытым.

— Предположим. Но я вовсе не хочу позориться перед судьями или попасть на учет в психушку за попытку самоубийства. — Анжела отвернулась, чтобы Володя не заметил, как она побледнела.

— Ну, это я беру на себя, я все улажу.

— Все равно. Ты слишком много хочешь.

— Прости, что напоминаю, но когда-то ты сделала для меня гораздо больше…

— Не смей говорить об этом! Как у тебя только язык поворачивается! К тому же ты, кажется, забыл, что эту жертву — или, может, лучше назовем ее взяткой? — ты использовал не только для защиты диссертации, но и в качестве удобного предлога для разрыва со мной. Здесь тоже можно будет очень удобно избавиться от меня как от опасного свидетеля — ты же первый и ославишь меня как помешанную, чтобы никто мне не верил, если мне вдруг когда-нибудь придет в голову вывести тебя на чистую воду.

— Никогда! Клянусь тебе, я никому и слова не скажу, напротив, буду везде объяснять твое состояние минутным порывом человека, сломленного горем. Состояние аффекта не является болезнью, сумасшествием.

— Твои клятвы не стоят ломаного гроша.

— Но это единственный выход! Ну, пожалуйста! Я прошу тебя! Я умоляю!

— Однажды я все это уже слышала.

— Я по гроб жизни буду тебе обязан. Буду оказывать тебе любую помощь, любую поддержку, о чем бы ты ни попросила. В больнице, если что — тьфу-тьфу-тьфу, конечно, — все и для тебя, и для твоих близких, даже друзей всегда все будет бесплатно и по высшему разряду.

Володя снова встал на колени и попытался поцеловать Анжеле руки, но она резко отдернула их и отскочила сама, как будто перед ней была змея, а не просящий о помощи мужчина.

— Только без всего этого! Мне одного раза вполне хватило! Сядь обратно на табуретку, пожалуйста.

— Хорошо, как скажешь. — Володя покорно вернулся на свое место. — Что мне сделать, чтобы ты согласилась помочь мне?

Анжела молчала и даже не смотрела на него.

— Ты только представь, чего я лишусь, если ты не поможешь мне. Всего, чего я так долго и таким трудом добивался…

— Скажи лучше, таким обманом и пренебрежением к чужим страданиям.

— Прости! Прости меня! Это, к сожалению, единственное, что я могу сказать тебе, потому что оправдания мне, я знаю, нет. Но то что я лишусь жены и должности главврача — еще далеко не все. Ты же должна понимать, как тяжело быть изгоем, опозоренным перед всеми, всеми осуждаемым в маленьком городе. Мне нельзя будет даже здесь остаться. Я не найду приличной работы. Меня просто затравят!

Анжеле невольно вспомнился рассказ соседки по купе про затравленную до смерти девушку, и она передернула плечами.

«Боже мой, неужели, если я откажусь, его постигнет такая же участь? И я буду виновата в этом? — с ужасом подумала девушка. — Да нет, что же я такое выдумываю? — опомнилась она. — Володя прекрасно разберется с этим — уедет себе в Питер, да и дело с концом».

— Не говори чепухи. Ты отлично сможешь жить в другом городе, например, в Петербурге.

— Там я никогда не выбьюсь в люди, навсегда останусь выскочкой из провинции.

— И это глупости. Многие провинциалы живут там куда лучше коренных жителей.

— Формально — да. Но ты не понимаешь, несмотря ни на какие деньги и должности в приличном обществе, на меня всегда будут смотреть как на чужого, пришлого.

— Ты слишком многого хочешь. Извини уж за грубость, но, как говорится, и на елку влезть, и пятую точку не уколоть — нечестно, подло поступать и быть принятым в хорошем обществе невозможно. Не находишь?