Адель Уолдман - Милый друг Натаниэл П.

• Название: Милый друг Натаниэл П.
• Автор: Адель Уолдман
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-70087-5

Натаниэл Пайвен – сын своего века и герой нашего времени. Остроумный интеллектуал, талантливый и въедливый литературный критик, он всегда оставался разумным эгоистом в отношениях с девушками. Умея оценить их ум, понять желания и угадать мечты, он никогда не задумывался над вопросом, ставить ли все это превыше собственных интересов. Главной фигурой в строго упорядоченном и давно устоявшемся мире Натаниэла П. всегда был он сам. Но что случится, если он встретит девушку, счастье которой станет главным условием его собственного счастья? Выдержит ли его миропорядок такую проверку? Или пошатнется под грузом любовных треволнений?

---

Несколько лет спустя, когда Нейт со своей колледжской подружкой Кристен приехал в Мэриленд, чтобы собрать вещи в спальне – родители собрались продавать дом, – она-то и наткнулась на резинку Эми Перельман.

– Зачем это тебе? – поинтересовалась Кристен.

Несколько заботливо сохраненных в свое время светлых волосков все еще цеплялись за желтую с белым ткань.

Едва осознав, что именно она держит в руке, Нейт в ужасе выхватил резинку – а вдруг Кристен подхватит какую-нибудь гадкую кожную болезнь или предательский душок его самого, тогдашнего!..

– Должно быть, мамина, – пробормотал он.

Одна поклонница в школе у него все же завелась: Мишель Голдстейн, девушка с кудряшками. Нельзя сказать, что Мишель была такая уж дурнушка – бывало, его привлекали девушки, выглядевшие и похуже, – но в ней было что-то трогательно-впечатлительное. Сам по себе тот факт, что кто-то в школе читает «Обоснование прав женщин» Мэри Уоллстоункрафт,[5] должен был бы восприниматься с приятным удивлением, но в увлечении Мишель культурой чувствовалась манерность. Она к месту и не к месту употребляла фразу pas de deux,[6] а однажды напугала Нейта – он подслушал это случайно, – охарактеризовав таким образом ее с ним «отношения».

И тем не менее временами его тянуло к Мишель. Одним весенним вечером – должно быть, после школьного спектакля или концерта – они несколько часов просидели на скамейке, глядя на убегающий вниз травянистый склон и темнеющую равнину спортивных площадок. Мишель говорила – со знанием дела и трогательной искренностью – о любимой музыке (ее привлекали мрачноватые сочинительницы, исполняющие собственные песни социальной направленности) и желании жить когда-нибудь в Нью-Йорке, где есть «Стрэнд» – «самый большой в городе магазин подержанных книг».

Бывал ли он когда-нибудь в магазине подержанных книг? Скорее всего, нет – в их пригороде такового не было.

– Тебе обязательно нужно съездить в Нью-Йорк, – сказала Мишель.

– Я там был, только мы в такие места не ходили.

На память о проведенном в Большом Яблоке уик-энде остались сделанные отцом фотографии: Нейт с матерью прижимаются друг к дружке на обзорной площадке Эмпайр-стейт-билдинг. На них – новенькие, только что купленные пончо, на лицах – под холодным моросящим дождем – усталые улыбки.

Мишель сочувственно улыбнулась.

В растекающемся от парковочной площадки свете ее веснушки и волосы цвета соломы выглядели даже пикантно. Он почти протянул через скамейку руку и почти дотронулся до нее – до руки или бедра…

Дело даже не в сексе. Нейту не хватало дружбы, настоящей дружбы, а не того условного альянса, заключенного им со Скоттом и компанией. Когда-то у него были Говард из летнего лагеря; Дженни, озорная девчонка, жившая на той же улице и уехавшая, когда он перешел в шестой класс, в Мичиган – Нейт еще несколько лет получал от нее редкие письма – и Али, посещавший муниципальную школу. Они разошлись после младшей средней школы. Сидя на скамейке с Мишель, он чувствовал, что их как будто объединяет что-то – неясное, смутное, некая особенная меланхолическая впечатлительность, отличающая их от одноклассников.

Но уже в понедельник, в школе, Мишель снова стала собой прежней:

– Не могу поверить, что ты получил «А» по тому тесту. Какой coup d’état![7]

Уходя, она помахала рукой:

– Ciao, chéri.[8]

– Coup, – хотел он крикнуть ей вслед. – Ты имеешь виду просто сoup.

Тем не менее они постоянно бывали вместе, из-за чего их считали парой. Скотт то и дело спрашивал, не пахнет ли ее «киска» нафталином из-за того, что она носит винтажные тряпки. Двусмысленный социальный статус – ни клевая, ни неклевая – очевидно, превращал Мишель в своего рода женский эквивалент Нейта. Они даже вместе пошли на школьный бал. Нейт долго набирался смелости пригласить одну симпатичную старшеклассницу и испытал одновременно облегчение и досаду, когда Мишель, пригласив его, закрыла такую возможность. В тот вечер он думал, что она, может быть, захочет секса, но настойчивости не проявил, хотя они и пообжимались, и даже более того: он получил мимолетную возможность проверить гипотезу Скотта относительно букета ее интимных мест (он охарактеризовал бы его как мускусный). Нейт не нажимал, потому что не хотел связываться с девушкой, к которой испытывал некоторое отвращение. К тому же он не представлял, как, переспав с Мишель, сможет ее потом отшить. Так, возможно, поступили бы Тодд или Майк (но не Скотт, который, при всей своей грубости, был, безусловно, верен Эми). Кое-что в отношении Тодда и Майка к девушкам представлялось ему неправильным – их безусловная вера в то, что каждая дурнушка или глупышка в полной мере заслуживает всего, что на нее сваливается. Сострадание они приберегали для хорошеньких. (Мелкие неудачи Эми, низкая оценка или легкая простуда, отзывались сочувственными ахами и охами.)

Кроме того, ко времени бала Нейт уже начал переносить свои эротические надежды на колледж, где, как ему представлялось, даже девушки класса Эми Перельман будут умными и, что намного важнее, зрелыми – это слово он интерпретировал теперь, как «готовыми к сексу с ним». Если бы Нейта попросили перечислить самые большие разочарования, в верхней части списка оказался бы первый год в колледже. Выше стояло бы, наверно, открытие, сделанное намного позже, что даже такая вещь, дающая вроде бы величайшее наслаждение, как минет – его пенис во рту у женщины! его пенис во рту у женщины! – может быть скучной и даже несколько неприятной в не способствующих тому обстоятельствах или при неумелом исполнении.

Будь Нейт даже беспризорником, подобранным в переулке, где бы он рылся в мусорных баках и решал вековые математические проблемы на коробках из-под хлопьев, он не мог бы быть более наивен, более несведущ в традициях и нравах такого места, как Гарвард. Даже бездомный самоучка, по крайней мере, пользовался бы преимуществами, дарованными ему положением экзотического чудака. То, что казалось нормальным дома, отдавало «Молл оф Америка», средним уровнем менеджмента и заурядностью в кампусе, где тон давным-давно задали пуритане с такими именами, как Лоуэлл, Данстер и Кэбот. Тодд, Майк и Скотт, в рубашках-поло, с зализанными со лба волосами и БМВ, сильно сдулись. Мальчишки, выглядевшие в Гарварде своими – непринужденные, свободно общавшиеся в Гарвард-Ярде, весело встречавшие старых друзей и задорно, откинув голову, смеявшиеся – ездили на битых «вольво», заказывали одежду по каталогу (раньше такого рода вещи ассоциировались у Нейта с затерянными в прерии фермами и рассылочными проспектами «Монтгомери Вард») и сыпали названиями мест, о которых он никогда не слышал: «Да, я бывал в Айлсборо!», «У моего дяди там дом!», «Мы каждое лето ездим в Блю-Хилл».

Прежде чем отправиться в Кембридж, Нейт психологически готовился к Парк-авеню, загородным клубам, яхтам, икре, к безрассудным сумасбродствам в духе Тома и Дейзи Бьюкененов, но Мэн – Мэн застиг его врасплох. Он привык к летним местечкам, рекламировавшим себя как таковые уже своими названиями: Лонг-Бич-Айленд, Оушн-Сити. Его новые товарищи не были ни плейбоями, ни дебютантами. Они не носили блейзеры; девушек здесь не называли Маффи или Бинки.[9] Довольно многие ходили в муниципальные школы (хотя большую часть составляли все же выпускники элитных частных). Это были худенькие, с «хвостиками» девушки без макияжа и сутулые юноши в футболках и шортах-хаки.

О каякинге и хайкинге[10] они говорили не как о ne plus ultra,[11] а как о развлечениях далекой юности. Нейт, занимавшийся всем этим в летнем лагере, никогда не отделял их от других видов обязательной деятельности, таких как пение у костра и изготовление пальчиковых игрушек из полосок фетра.

Когда родители Эми Перельман уезжали на весенних каникулах в Вейл, все в школе знали, что жить они будут в лыжном домике, больше похожем на альпийский дворец с целым полком одетой в форму прислуги. С другой стороны, студенты в Гарварде отзывались о своих семейных «местах» в Вермонте и Нью-Гемпшире так, словно это были хижины, лично построенные их родителями или дедами, сложенные вручную, бревно за бревном, и при этом как будто соревновались в том, у кого там меньше удобств. («Нам всегда не хватает горячей воды, мы ведь пользуемся только собственным солнечным генератором. Полное самообеспечение».) Эми рассказывала о пятизвездочном стейк-хаусе, в котором ее семья обедала в конце долгого дня на свежем воздухе. Парни в Гарварде вспоминали, как топтались на холоде, ожидая, пока разогреется угольный гриль, как будто их родители не могли установить современную плиту. Нейт тоже ходил на лыжах, а однажды с группой мальчишек из синагоги провел целый уик-энд на голом горном склоне в Пенсильвании, рядом с заброшенной шахтой. Вылазка называлась «шаббатон». Они останавливались тогда в «Холидей инн», а ели «У Денни», за автомобильной парковкой.