Альфред Нойман - Дьявол

• Название: Дьявол
• Автор: Альфред Нойман
• Издательство: Высшая школа
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1992
• ISBN: 5-06-002559-4

Роман немецкого писателя Альфреда Ноймана посвящен истории Франции второй половины XV в. Автор показывает, как в течение двух с лишним десятилетий король-объединитель Людовик XI противостоял феодальной клике, возглавляемой его родственником герцогом Бургундским Карлом Смелым, и как путем ловких дипломатических комбинаций он сумел разъединить своих врагов и вышел победителем из борьбы.

Главным героем романа наряду с Людовиком XI является ближайший помощник короля Оливье Ле Ден, исполнявший многие его тайные поручения и за свои ловкость и неразборчивость в средствах прозванный дьяволом.

---

Вдруг мысль, промелькнувшая в мозгу, заставила его сорваться с места. Он сжал кулаки, бросился к бронзовой чаше и поднял молоточек, чтобы вызвать дежурного гвардейца. Но бросил молоточек обратно в кожаную сумку, покачал головой, вылетел из комнаты и понесся вдоль галереи так, что от его факела дождем сыпались искры; у дверей опочивальни он оттолкнул прочь оторопелого гвардейца-шотландца, поспешил в гардеробную и остановился как вкопанный, тяжело дыша, дрожа всем телом, около каморки, в которой обычно спал Оливер, если не ночевал ни у себя дома, ни в комнате короля. Людовик нерешительно взялся за ручку двери. — Неужто и здесь никого нет? Неужто и здесь разочарование? Великий боже! Неужто эта злосчастная ночь жаждет крови! — он закрыл глаза и повернул ручку. Дверь приотворилась. Он услышал ровное дыхание спящего. Он улыбнулся и открыл глаза. Оливер спокойно лежал на узкой железной кровати; руки были закинуты за голову как всегда.

— Нет, нет, нет, — и Людовик тихо затворил дверь, — он не у нее.

Король вернулся в свою опочивальню и только тут ощутил невероятную усталость. Ни одной мысли не было в голове. Он смог уснуть.

На другой вечер предстояло то же самое; пережить то же одиночество и ту же муку. Об этом Людовик не мог и помыслить.

— Останься, останься! — крикнул он, когда Оливер встал, чтобы уйти пораньше. Мейстер снова опустился на табурет; он глядел на короля, Людовик не мог уже больше бороться с потребностью поговорить об Анне. В течение всего дня он не решался на это, он даже не посылал к ней Жана де Бона. Утром и днем, когда дух его был свеж и мысли ясны, он отлично сознавал, зачем Неккер разъединяет их и почему это нужно. Но сейчас, перед наступлением ужасной ночи, он обессилел и сдался.

В Оливере вспыхнула жалость, и он сказал:

— Продержитесь эти несколько дней, государь.

Людовик смиренно глядел на него.

— Она и сегодня не придет, друг?

— Нет! — сказал Неккер, решительно и серьезно.

Король вскочил и схватил его за плечи.

— Мне бы только увидеть ее, — молил он, — только увидеть!

Оливер покачал головой.

— Если вам так будет легче, государь, — проговорил он, — то скажите себе, что она больна.

Людовика трясло как в лихорадке. Он опирался на руку Неккера.

— Я страдаю, — застонал он. — Оливер, я страдаю!

— Нужно перестрадать, государь, — тихо молвил Неккер. — За ваше страдание я вас люблю.

Он остался на ночь у короля и успокоил его тихими, ласковыми речами. Король смог уснуть.

Реакция наступила в день приезда королевы, когда Шарлотта была уже во дворце и терпеливо дожидалась появления Людовика. Король внезапно и резко приказал Жану де Бону дать понять государыне, что срочные и важные дела требуют его, Людовика, присутствия в Париже и что он покорнейше просит ее завтра же утром возвратиться в свою резиденцию.

— Надеюсь, вы понимаете, сеньор, — спокойно и без тени колебаний обратился Оливер к придворному, — что его величеству было угодно пошутить.

— Я и не думаю шутить! — закричал Людовик и ударил по столу кулаком.

— Я позволю себе вернуться через четверть часа, чтобы еще раз выслушать приказание вашего величества, — ловко нашелся Жан де Бон и быстро вышел из комнаты. Оливер подошел к королю.

— Если вы не шутили, государь, — сказал он холодно, — то это не король приказывал.

Людовик сжал кулаки.

— Король приказывает! — завопил он. — Что же, мне больше не повинуются?

Оливер отступил назад, поклонился.

— Король приказывает, — тихо сказал он, — ему повинуются. Король обрекает на смерть человека, ему повинуются.

Людовик завопил.

— Оливер! Оливер! Нет! Нет!

И снова разбитым голосом прошептал:

— Как я страдаю, друг, как я страдаю!

Неккер склонился к его руке.

— Не король страдает, человек страдает, — сказал он еле слышно. — Помните об этом страдании, когда вы снова почувствуете себя королем.

Наступила тишина.

Возвратился Жан де Бон; он молча стоял и ждал. Людовик раздумчиво глядел на него.

— Мне угодно было пошутить, сеньор, — сказал он наконец.

Наступил вечер. Шарлотта тихо и принужденно беседовала со своими дамами. Непривычная близость Людовика давила ее. Присутствие ее в этих чуждых покоях было для нее тяжелой загадкой. Беседа замерла. Государыня сложила руки и закрыла глаза. Ее лицо, которое, вероятно, было когда-то привлекательным, теперь расплылось и стало грубым. Изборожденный горькими складками, искусственно-увеличенный лоб, согласно давно прошедшей моде середины столетия, массивно и неженственно высился над маленьким плоским носом, над тусклыми, слегка навыкате глазами. Неумеренное употребление косметики, приготовленной на сулеме, испортило кожу лица, горе и годы не поскупились на морщины. Многочисленные роды и сидячий образ жизни лишили тело упругости; она потяжелела и обрюзгла.

Шарлотта тихо вздохнула, печально подняла выбритые, подведенные тонкой черной чертой брови. Одна из фрейлин захотела развеселить государыню, взяла лютню и стала наигрывать мелодию, которую та любила. Шарлотта кивала в такт головой и тихо подпевала… Дверь отворилась. Песня оборвалась. На пороге вырос паж и возгласил:

— Король идет!

Придворные дамы встали. Шарлотта возбужденно и поспешно оправляла тяжелые складки платья; она сидела очень прямо и с горькой улыбкой глядела на дверь. Людовик вошел быстрыми шагами, снял обтрепанную шляпу и небрежно, как бы мимоходом поцеловал ей руку. Одно мгновение они пристально глядели друг на друга. В глазах их отражалось изумление: они показались друг другу бесконечно постаревшими. Короля, по-видимому, оскорбил этот взгляд. Он надменно откинул голову и очень нелюбезно сказал придворным дамам:

— Mesdames, будьте добры оставить меня наедине с ее величеством.

Они ушли с низкими реверансами. Король не спускал глаз с ковра, на котором стояло кресло Шарлотты. Он стиснул губы и громко, тяжко дышал. Он не говорил ничего. Это молчание, эта мука на его лице, этот опущенный взор были так необычны, что государыня совсем растерялась. Колени ее дрожали под тяжелой парчой. Она мучительно закашлялась. Людовик быстро поднял на нее взор и стал рассматривать ее с беспощадной и загадочной доскональностью; взгляд его медленно скользил по ее волосам, глазам, носу, рту, шее, груди; и он остановился на ее животе. Он ничего не говорил, он только сжимал губы. Шарлотта вся горела от стыда. Она не знала, зачем его взгляд раздевает и одновременно уничтожает ее. Она не знала, зачем он так глядит на нее, зачем он оскорбляет ее тело, которое ведь ему уже не принадлежит. Она больше не могла этого вынести, она подняла плечи беспомощным девическим движением.

— Государь… — взмолилась она.

Король поднял глаза. Лицо ее было влажно и блестело, по нему пошли от волнения красные пятна. Под глазами, еще более обыкновенного вылезшими из орбит, набухли мешки.

Она была сейчас так безобразна, что Людовик резко отвернулся и инстинктивно забаррикадировался стулом. Шарлотта униженно опустила голову. Он тряс резную тяжелую спинку стула, словно лишь мускульным усилием мог заставить себя говорить. Наконец он хриплым голосом начал:

— Вы, Madame, вероятно удивляетесь тому, что я попросил вас прибыть сюда. Речь идет о… речь идет о… об одном решении…

Человек этот, которому слово было так же послушно, как любой из подданных в его стране, человек, дух которого не знал неразрешимых задач и недостижимых целей, беспомощно барахтался, запнувшись после двух бессвязных фраз: отвращение сковывало язык.

В каждый нерв грозно ударяло растущее «не могу!». Оно отдавалось во всем теле, в каждом биении сердца, гремело в мозгу. Он поднял массивный стул, ухватившись за резьбу, и покраснел от натуги.

— Я рада… рада видеть вас, ваше величество, — запинаясь прошептала Шарлотта.

Король с треском опустил стул на место и уничтоженный, простонал те три слова, какие только еще и были в его мозгу:

— Я… не… могу…

Шарлотта глядела на свои сложенные руки; в ее глазах стояли слезы. Плечи ее дрожали. Что это за новая, нежданная мука? Она не понимала и не решалась спросить. Видя, что Людовик держит голову руками, она лишь прошептала после долгого молчания:

— У вас какая-нибудь забота, государь?

Король не обратил внимания на вопрос. Он выпрямился, словно приняв какое-то решение.

— Madame, — тихо произнес он, — у меня есть верный слуга, близкий, родной человек. Я пошлю его к вам, и вы его выслушаете. Есть вещи, Madame, о которых трудно говорить. Я не могу сказать их вам; но он пусть скажет. Обождите несколько минут и будьте одни. Простите меня.

Он вышел поспешно и с поднятыми плечами. Шарлотта отгоняла от себя назойливые мысли и вопросы; голова ее болела. Она согнувшись сидела, глядя в пол на разостланный у ее ног чудесный персидский коврик и на нежную гамму тонов — розовый, кремовый, зеленый, алый на темно-синем фоне — на орнаменты в виде деревьев, переплетенных между собой ветвей, листьев, почек, цветов, плодов; воистину ее бедные глаза видели только одно это и пропускали мучительные минуты ожидания сквозь чарующую призму.