Всеволод Буйтуров - Золотой Разброс 4. Огольцы

• Название: Золотой Разброс 4. Огольцы
• Автор: Всеволод Буйтуров
• Жанр: Фэнтези

Книга «Золотой Разброс 4. Огольцы» ‑ четвертая завершающая серию «Золотой Разброс».

Жанр обозначен автором как «роман абсурд». И действительно: каждому любителю фантастики и фентези хорошо известно, что иная реальность, временные парадоксы и законы, которыми управляется тот мир, где происходит действие, порой диктуют самые невероятные и, казалось бы, абсурдные, сюжетные ходы и линии. А призрачный город Чумск  и таежные просторы на север от него существуют как раз в особом пространственно-временном измерении.

События серии развертываются на протяжении многих веков на пространстве от далекой Сибири до Парижа. В водоворот этих событий попадают самые неожиданные персонажи.

«Огольцы» ‑ завершение повествования о судьбе Племени Невидимых Родителей».

Жанр романа абсурда позволяет начать чтение прямо с заключительной части, а с предысторией ознакомиться позже в книгах

«Золотой Разброс 1. Слезы Невидимых»

«Золотой Разброс 2. Путь к себе»

«Золотой Разброс 3. Постскриптум»

Кто-то же, наоборот, захочет проследить все повествование от первой строки первой книги до финала. Дело вкуса и особенностей личного восприятия читателя.

Серия «Золотой Разброс» посвящается тройному юбилею: 410-летию любимого сибирского города Томска, 210-летию Томской губернии и 70-летию Томской области.

---

— Тута вся смысла в коловращении. Когда добрая водка в тебя воронкой вливается, она и забирает лучше и действует дольше. Только для такого пития многолетняя практика требуется.

Овации достались и Сильвестру.

Всем стало тепло. Можно и о деле поговорить.

— Напомни, мсье Иван, кто нас с тобой познакомил и как ты в этот переплет с королевскими подвесками попал? Крепка ваша русская водка, память отшибает. — Вопросил совершенно трезвый хитрец Арамис.

— А чего тут напоминать. Третьего дня на балу у контессы Валькирьяни был я Вам, друзья, представлен. Контесса Валькирьяни просила лошадей Вам для дальнего и опасного путешествия подобрать. Я же у нее вроде приказчика.

Физиономии дворян вытянулись, что не осталось не замеченным Иваном.

— Эх вы! Сплошные графья да виконты, — сплюнул Иван, — с простым приказчиком водку пить зазорно? Сей момент устрою вам троим ангажемент! — В руке Ивана блеснула мгновенно обнаженная шпага.

— Что он говорит, переведи брат Сильвестр. Ты и по-русски и по-французски исправно разумеешь. — Всполошившись, и тоже выхватив шпаги, залопотали французы. Желаем знать, в чем оскорбление, прежде чем за него отвечать.

— И не худо было бы выяснить: достойно ли с таким противником клинок скрестить. — Меланхолично добавил Атос.

— Чего тут переводить, господа хорошие: князь Иван Сермягин из старейших родов боярских происходит. От Рюриковичей прямую родословную ведет. А лошадиные торги да еще, прости, Господи, конокрадство — болезнь неизлечимая. Один из Волхвов, пришедших поклониться Царственному Младенцу, так прямо и сказал: прославится род Сермягиных великими делами, коли все грядущие их поколения посвятят себя заботам о лошадях!

С тех пор все бояре Сермягины коневодством  занимались. По этой же причине плотогон Иван Сермягин свел дружбу с контессой. Помогал ей в проведении торгов и сделок. Своих табунов не имел. Так хоть с чужими лошадками повозиться, и то радость.

— О! Прости, князь Иван Сермягин. Не знали мы твоего высокого рода. А конокрадство для благородного, пусть и русского, шевалье — не порок.

— Мы и впрямь знатны. Только никто пока не преуспел в исполнении предначертания Волхва: род наш как был всегда знатным, но бедным, увы, таким по сей день и остается. Только в надежде исправить положение дел примкнул я к предприятию контессы Валькирьяни. А что касаемо знатности, так и ваших родов никто не знает, только клички: Атос, Портос, Арамис. — Усмехнулся Иван, пряча шпагу в ножны.

— А который из волхвов про сермягинских коней предрекал?

— Про то точно неизвестно. — Степенно комментировал Сильвестр. — Вроде тот, который черненький. Говорят, на последней большой лошадиной ярмарке в Константинополе, его мощи выставляли на аукционную продажу вместе с черепом коня Вещего Олега и восемью подлинными усекновенными главами Иоанна Крестителя.

— Так голов Крестителя наш кардинал Ришелье шестнадцать подлинных объявлял! — Хором завопили французы.

— Их святейшество Папа Римский Борджиа Александр Шестой гораздо более сведущ в делах производства святых мощей. Еще много ранее признал он три из них профанацией, поскольку недостаточно проработали изготовители сих артефактов черты оскала черепов. Их Святейшество изволили «неканоничность» в чертах узреть: Оскал на черепе, да еще Крестителевом — вещь первостепенная. Не так скалится и, поди ж ты — вся святось пропадает. Велел Папа эти три черепа уничтожить, да потом смилостивился, в сиротские дома при монастырях роздал, для благолепия. Детям-сиротам не до оскала. Им бы покушать досыта. Точно, в приюты сиротские можно.

Пять пошли в казну Понтифика с возможной дальнейшей доработкой и перепродажи в недавно присоединенные к христианскому миру государства и для преумножения казны Ватикана. А вот остальные выставили в Царьграде на аукцион. Правда, с мощами Волхвов там что-то нечисто вышло: то ли сперли парочку, то ли подменили.

— А что же Сермягинский Волхв? — дружным хором вопросили мушкетеры. — Там же, вроде говоришь, Силиверст, тоже что-то не очень ладно складывается.

— Так один Волхв совсем уж с глиняной главой оказался. У другого кости скелета сработаны кустарно из коровьих костей.

А с Сермягинским все в порядке — тот самый, истинный. Надо же понимать господа-баре французские в — Константинополе всякого жулья полно.

Вон, слыхал от заезжего торговца святынями, что предлагали ему приобрести по дешевке гвозди, коими уязвлен был в Крестных муках наш Спаситель. Он попробовал на изгиб — мягкие. А жулик-купец одно свое лопочет: это какой-то алюминий, мифрил то бишь. Одноразового применения гвозди, для второй казни уже не годны по причине мягкости. А один раз вполне заколотить можно. Дескать, в библейские времена его только личный алхимик Понтия Пилата добывал. Для экзекуций особой важности. Погоди, увещевал жулик, пройдут века и кресты, и иконки из него за милую душу делать станут и в храмах продавать!

А те гвозди от Святого Креста, что обрела Святая Елена, как раз истинная профанация, очковтирательство и политический трюк царицы и ее сыночка, чьим именем Константинополь назван. Поняли теперь, господа? Вот он какой, погрязший в корыстолюбии Царьград!

А Волхв, который роду Сермягиных лошадиное будущее предрекал, точно подлинный, на аукционе до сих пор выставлен: больно цена велика. И головы Крестителевы еще остались.

Про конскую голову, что Олегову коню принадлежала, точно не скажу: может, кто и купил. За нее недорого просили. Опять же, кому из басурман она понадобиться может. Разве что, какой наш православный паломник раскошелиться решит. Да и то вряд ли. Вот в прошлую ярмарку там череп Олегова коня вкупе с кожей змеи, от которой князь смерть принял выставляли, ушел с торгов мигом и за хорошую цену. Оказался поддельным и кожа невесть ского содрана! Скандал на всю ярмарку!

— Чего же такую реликвию, мсье Иван, не выкупаешь? Ведь свидетельствуют же, что твой Волхв настоящий? Вопрос нескромный, но не праздный. Мы же, кроме кличек мушкетерских, еще и настоящие дворянские титулы имеем, а при них и доходы кой-какие. Друзьям всегда помочь готовы. Это только у Усатого, что в Париж сейчас несется на крыльях любви, ничего за душой нет, кроме нашей дружбы да творческого союза с Максиком Дунаевским, который ему репертуар предоставляет, чтоб глотку драл.

— Что за имя? Венгр? Поляк? Итальянец? Я такого ни в России, ни за границей не встречал? — Удивленно спросил Иван.

— Да мы и сами толком не знаем. Видать еще в Гаскони с ним наш приятель знакомство свел. Наверное, гасконский менестрель, или как там в этой нищей Гаскони бродячих певцов прозывают!

— Да полно, братцы! Давайте еще по стакану опрокинем. А деньжонками к лошадиному аукциону поможете — сторицей верну. Мне контесса Валькирьяни одно дело выгодное в Сибирском краю предложила. Там дальние, но их родственницы, многие века разведением особых боевых пород лошадей занимаются. Подчиняются те лошади только сакральному животному языку. И то, если женским голосом команда отдана. Ни всадников, ни вооружения не требуют.

Если таких зверей на торги европейским монархам выставить да к ним по парочке тайному языку девиц обученных прибавить, можно всю карту Европы и Азии заодно в мелкие клочки разорвать. А потом новые невиданной мощи державы собрать. Трофеев при этом обрести несметное количество.

(Контесса и ее соратники представляли будущий передел мира несколько иначе, чем Иван).

— Интересно рассказываешь, Иван Сермягин, — отвечали мушкетеры. — Кабы еще ту контессу Валькирьяни послушать. Нам она ничего такого не говорила. Только лошадей отменных по приемлемой цене достать обещала.

— Погодите, господа! А ведь поминала она о важном деле в каких-то варварских краях. Можно, дескать, тысячи пистолей с луидорами заполучить, если удалью не обделен и шпагой хорошо владеешь! — Вспомнил Атос.

— Было что-то такое, ‑ припомнил и Арамис, любуясь кружевным платочком и томно вздыхая. — Но, боюсь в этот раз нам не по пути. Пора штудировать труды святого Августина.

— Подождет твой Августин! — категорично заявил Портос, уже сам себе наливая водку в стакан и отламывая добрых полкружка чесночной колбасы. — Угощайтесь друзья! Прошу без церемоний. На языке нашего друга герцога Бэкингема такой вид обслуживания называется сэлфсервис…и, к тому же— в ближайшую среду в Версале дают бал. Как раз по случаю представления ко двору контессы и ее родственницы инфанты Изабель. Мы в числе приглашенных. А Усатому Констанция приглашение организует. Целых восемнадцать лет сорванцу. Пора уже о маршальском жезле думать, карьеру строить начинать. Жизнь солдата порой слишком скоротечна.

— Только прошу иметь в виду благородные господа: сразу после Версаля — Сибирь. И контесса с инфантой за нами последуют в город именуемый Чумск. — Резюмировал князь Иван. Странное тут дело, но…