Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

• Название: Колесница Джагарнаута
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

Мрачно заговорил вождь:

- Ты переступаешь грань дозволенного. Всякое уничтожение несчастий так же преходяще, как жизнь человека!

- Я уеду. Мне опостылело здесь все, отец.

- Ты не уедешь. И твой сын не уедет.

Решительно вмешался Мансуров. Он попросил Аббаса Кули передать распоряжение Алиеву заводить машину и обратился к вождю:

- Вы умный человек. Чему научится мальчик в кочевье? Что он подумает про своего деда? Сегодня вы в сердцах зарубили на его глазах человека, зарубили, поддавшись гневу и мести. Чему учите мальчика? Внук ваш будет отныне пасти овец и убивать людей? Разве я соглашусь, чтобы мой сын жил в степи, где волки стали пастухами стад, а воры - сторожами имущества людей? Вождь, вы сами знаете, что степь и пустыня не рай, не сказочные страны богатства "Тысячи и одной ночи". Страны эти - миллионы голодных крестьян и пастухов, миллионы кочевников в лохмотьях и с пустыми животами. Вождь, вы образованный человек, вы видели многие страны. Неужели вы хотите, чтобы из вашего внука вышел тиран? Пусть ваш внук вырастет в свободной стране среди свободных людей, пусть он вырастет человеком! И еще! Моя жена Шагаретт уезжает со мной.

- Не пущу!

- Нет таких ни человеческих, ни божеских законов, чтобы разлучать мужа с женой. Мать с сыном!

- Не согласен! Воспитанный матерью - шьет одежду. Воспитанный отцом и дедом - острит стрелы! Это что же? Осел ушел и веревку унес. Не выйдет!

- Отец, - молила Шагаретт, - не требуй внука. Оглянись вокруг. Гибельная пустыня. Города мертвых. Скорпионы! Нищие! Безумные паломники. Тупицы, перебирающие четки, возомнили себя учеными. Черепа на пыльных тропинках. Шакалы воют по ночам! В логовах сидят курители опиума. Красные глаза жадны и безжалостны. Пасти разинуты. Желтые зубы нищих ощерены. И такое будущее ты сулишь своему внуку...

Раскачиваясь на подушках, зажав уши, вождь не хотел слушать и твердил:

- Не отдам! Из джейрана конь не вырастет!

Он впал в ярость. Вождь не остановился перед угрозами. Он все время держал на коленях английскую полуавтоматическую винтовку и то заряжал ее, то извлекал из нее магазин с патронами. Лицо прекрасной джемшидки побелело от ярости. Она хотела говорить, но вождь был так многословен, что не оставлял и мгновения, чтобы можно было вставить хоть словечко.

Обстановку разрядил тот самый толстяк визирь, который подтрунивал над "фордиком" в день приезда Мансурова в кочевье. Все эти дни визирь не показывался на глаза, видимо побаиваясь грозного командира. Сейчас он ввалился в шатер без спросу. Его буквально распирали новости.

Он кинулся на колени перед вождем с воплем:

- Увы нам! Горе мусульманам! Поругание веры! Мюршид... - Словно огромный жук, он быстро-быстро подполз к вождю и, придвинув губы к его уху, со страшным шипением зашептал. Он шептал долго, и на лице вождя сменилась целая гамма гримас: удивление, ужас, отвращение.

- Он не мусульманин?

- Увы, он... мюршид то есть... необрезанная собака... оказался... закивал круглой чалмой визирь. - Едва мурдашури приступили к обмыванию тела - и тайна, ужасная тайна открылась. Они напуганы... Разбежались...

- Что говорят ишаны?

- Они говорят: увы нам!

- Кто же этот... блудливый... э... святотатец?

- Он... кяфир... он неверный.

Тогда вдруг вождь вскочил с торжествующим ревом, таким, который, вероятно, был слышен во всем джемшидском стане.

- Значит, меч мой правильно поразил его, пусть сгорит он в могиле! Пусть умрет его душа! Пусть не дойдет до порога рая, пусть сорвется с моста Сиръат в пропасть ада!

Визирь отпрянул от него и все кланялся.

- Мне награду за радостную весть!

- Радостную? Дурак! Ужасная весть! Святой, оказывается, - неверная собака. Святой - обманщик! - И вдруг вождь опять заревел, но уже с торжеством: - Значит, мне нечего каяться! Значит, мне нечего совершать паломничества в Мешхед к Золотому Куполу... Эй, кто там... Послать гонцов! Повернуть отары овец! Не есть бездельникам ходжам мой шашлык и кебаб! Ха-ха! Вернуть коней... Да ты сам скачи! Сейчас же! Сию минуту! Проклятие их отцу, этим лежебокам и болтунам, сидящим за оградой и обманывающим дураков богомольцев!

Прекрасная джемшидка обняла сына и пошла к двери. С порога она бросила:

- Отец, отец! И ты не разглядел! И ты отдал меня, свою любимую дочь, обманщику, жулику!

Она ушла гневная, расстроенная. А вождь впал в веселье - столь же шумное, дикое, как и только что миновавший припадок злобы и ненависти.

- Угощение сюда! Пир! Бить в барабаны! Трубить в карнаи, зурны! Гостей зовите! Котлы на очаги! Праздник!

Он пришел в хорошее расположение духа. Он приказал зажечь из сухой колючки костры, смоляные факелы. Он приказал танцевать юношам и девушкам. Он сам плясал старые джемшидские воинственные пляски и заставлял танцевать седоусых стариков - прославленных воинов. Грохотали барабаны, стреляли ружья, неслись песни.

Пьяный от коньяка, от опиума, вождь все лез с объятиями к Мансурову:

- Судьба воскликнула: "Славно!" Ангелы сказали: "Прекрасно!" О, мы не совершили смертного греха, зарубив этого обманщика кяфира! Правильно мы сделали! Убивайте неверных! А мы еще молодец! Побитая старая собака кусается лежа. Крепка еще моя рука!

Он был такой умильный, ласковый, податливый, со всеми соглашающийся на все.

А назавтра он опять орал:

- Не отдам сыночка! А ты, дочь, иди, убирайся, уезжай! Валяйся на ложе разврата со своим...

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дурное слово закопай на глубину

семи локтей.

А х и к а р

Нет большей высоты, чем небосвод.

Нет больших насилий, чем во дворце.

Х а ф и з

Он решил уехать. И немедленно.

Напоминание о событиях, происходящих в мире, пришло в несколько странной и даже таинственной форме. В сумерки, когда люди превращаются в трудно различимые тени, к Алексею Ивановичу, возвращавшемуся с сыном из степи, приблизилась неслышно такая тень, и негромко прозвучали слова:

- Гардамлы шлет пожелания здоровья и благополучия. В Баге Багу ангелы слетают с неба. Гардамлы ждет великого воина.

Тень тут же растаяла.

В шатре великого Джемшида никто не знал о появлении вестника. Вождь, чем-то озабоченный, опять не говорил ни "да", ни "нет". Он распоряжался ужином и обхаживал гостей, болтая скороговоркой:

- Кто-то приехал? Никто не приехал. Вы видели, господин? Тень? Тень говорила? Невозможно! Поймать? Изловить тень? Ветра и сетью не поймаешь. Беда? При беде сгибаем шею. Нет-нет! Беды не произойдет. Тигр зол, но не ест своих тигрят. Пока я вождь, при мне ни одна коза в моем кочевье не забодала другую. У нас мальчика и блоха не укусила. Давайте покушаем, и мальчик проголодался, я вижу.

Весь вечер он играл с внуком - учил его разделывать дичь, точить на оселке нож. А после трапезы разбирал с ним спрингфилдский, отличной выработки карабин, смазывал, собирал.

Сытый, оживленный вождь расцвел в улыбках, когда вошла в шатер Шагаретт. Он принялся по привычке кочевников в глаза восторгаться и расхваливать зятя:

- Довольны мы сверх меры! Отец нашего внука - русский. Русское имя в степи и в горах везде уважают. Вас, русских, все благословляют в стране афган: отцы - за избавление от гибели детей, жены - за возвращение из неволи детей. Аллах акбер! Бог велик!

Но он так и не сказал ничего по существу. Он попивал чай и потчевал Алексея Ивановича, а сам слушал декламацию своего поэта. Подобно всем племенным вождям, Джемшид держал при себе виршеплета, чтобы тот воспевал стихами воинские подвиги своего покровителя, пастьбу неисчислимых отар, изобилие пиршеств, красоту умыкнутых в горных селениях пленниц.

Время шло к полуночи. На шерстяном полотнище шатра металась карикатурная тень жестикулирующего поэта, ветер из прорех и щелей притушивал красноватые язычки пламени в светильниках. Поэт надсаживал глотку в выспренних одах в честь великого Джемшида. Шагаретт, завернувшись во все черное, откинув чуть-чуть покрывало с лица, что-то ворковала сыну, а он блаженно улыбался, довольный тем, что его не гонят спать.

Все-таки Мансуров решил поторопить события. Ехать утром надо было непременно, и снова он повторил вопрос. В ответ он услышал темную и не совсем вразумительную фразу:

- Джемшид хранит свой язык, потому что он быстр на убийства.

Вздрогнула Шагаретт и встревоженно повела глазами на отца. Мансуров пожал плечами. Не хватало еще, чтобы кочевник снова стал угрожать. А как иначе понять его слова?

Вождь спохватился:

- Нет пользы от моего раскаяния. Молчу, молчу! Джейрану говорят: "Беги!" Собаке приказывают: "Лови!" Да, да... - Он сладко зевнул и забормотал: - Разговор не уйдет. Напал на меня сон, словно разбойник на караван из засады. Похитил у нас сознание. Опьянены мы напитком забвения.

Он бесцеремонно напоминал, что всем пора на покой. И больше не пожелал слушать никаких вопросов.

Но, оказывается, Алексея Ивановича не отпускает не только великий вождь, но и Шагаретт. Когда они дружным семейством вышли из шатра в ночь, к ним подошел с низким поклоном Аббас Кули.