Михаил Шевердин - Колесница Джагарнаута

• Название: Колесница Джагарнаута
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: История

---

Утром, поскольку воинское соединение не прибыло еще из Мешхеда, а Али Алескер исчез, ни о чем не предупредив, Алексей Иванович решил съездить в кочевье...

- Пить! - простонал мюршид. Судороги прекратились.

Мансуров дал ему напиться из фляжки и смыл с мертвенно-бледного лица песок и грязь. Святой быстро пришел в себя и смог скоро даже сесть в седло. Достаточно мюршиду было прокричать в сторону зарослей: "Эй, Али!" и этот Али, маленький, вертлявый человечек в дервишских куляхе и хирке, привел коня. Мюршид оказался выносливым всадником. Он не отставал от "фордика".

К вечеру они подъехали к окутанным клубами дыма развалинам степного отеля "Регина". Стало сразу понятно, что они опоздали.

Предотвратить неотвратимое невозможно. Знал и твердо верил Алексей Иванович в истину: "У революции есть враг - старый мир. Революция не знает милосердия, искореняя врага, да еще такого, как гитлеризм. Против злых подыми меч, чтобы боялись". Труженик революции должен быть беспощадным, говорил себе Мансуров, но и он содрогнулся при виде зрелища, которое представлял еще недавно роскошный вестибюль отеля, заваленный обгорелыми, обугленными трупами.

Почти машинально разгоняя вздрагивающими руками все еще низко стлавшийся над полом дым, Абдул-ар-Раззак бродил, спотыкаясь, по вестибюлю и вглядывался в обугленные, мертвые лица. Он и не попытался подняться в верхние этажи, чтобы посмотреть, что осталось после погрома и пожара, а сидел на ступеньке главного входа и, уперев пустой взгляд в далекую серую стену холмов, шевелил беззвучно губами. Он не обращал внимания на Мансурова, пытавшегося вместе с Алиевым потушить огонь, который медленно распространялся на пятый этаж. Впрочем, и сам Мансуров понимал всю безнадежность своих попыток. Да и никто не мог ему помочь по той простой причине, что решительно никого на километры вокруг не осталось.

Да, господин помещик Али Алескер заметал следы и, заметал со всем коварством, на какое только способен старозаветный восточный политик.

Кончик языка у него сладок, а корень его гнилой, - так отозвался об Али Алескере мудрец и шофер Алиев.

Теперь понятно было - хозяин Баге Багу попросту сбежал. Ни Али Алескера, ни его великолепного "шевроле", ни "американки" утром в Баге Багу не оказалось. "Уехали! - пояснили слуги. - Приказали сказать: все, что есть в доме, предоставлено в распоряжение их превосходительства советского генерала Красной Армии..." И еще Али Алескер поручил передать: приказание господина советского генерала относительно аллемани исполнено, а хрупкая душа его, Али Алескера, "не выдержала нахлынувшей волны любовного томления, и поэтому он удаляется под сень роз".

- Рука красильщика того же цвета, что и краска, которой он красит... - сказал Алиев.

Алиев до того возненавидел сладкого гранатогубого помещика, что не мог не высказать своего презрения к нему.

Заметая следы, хитроумный лис политики, столп лести и лукавства уполз в дебри пустыни, а на прощание пустил слух, взвалив на плечи Мансурова всю ответственность за расправу с фашистскими резидентами. Сам разделался с сотрудниками и соратниками по диверсиям, шпионажу, прямому разбою. Али Алескер понимал, что Мансурову не до него и что никто сейчас не станет его искать.

Отвечая не столько на слова Алиева, сколько на свои мысли, Мансуров думал вслух:

- Дом лжеца сгорел, но никто не поверит. Да, у Али Алескера хрупкая душа и полосатая совесть.

- Собака повелевает собаками, - бормотал мюршид, и по искаженному гримасой лицу чувствовалось, что он на пороге нового припадка.

- Ты испытываешь жалость, мюршид? - спросил Мансуров. - Ты джемшид. Убили фашистов джемшиды. Ты идешь против своих. Почему?

- Я сказал: собака повелевает собаками. Али Алескер напустил на аллемани своих злодеев. Я обманул тебя. Я сказал неправильно. Джемшиды убьют тебя одного. Вождь джемшидов получил мешок золота. Али Алескер сказал, что надо убить тебя - русского.

- Убить? Меня? За что?

- Спроси у Али Алескера.

- Где джемшиды? Где вождь?

- Вождь приказал откочевать своим джемшидам в Бадхыз, в пределы Афганского государства.

- Едем.

- Куда?

- В пределы Афганского государства.

Новый припадок с мюршидом случился в придорожном караван-сарае, когда он увидел, что сделали люди Али Алескера с владельцем сарая и его семьей. Пришлось оставить мюршида у туркмена-салора в первом же пограничном селении.

Трупы. Трупы убитых резидентов видел Мансуров на всем пути через Серахскую степь. И как ни пыхтел "фордик", как ни спешили они, но предупредить новые и новые убийства им так и не удалось.

В Герат Алексей Иванович не заезжал, а направился прямо в район Бадхыза, тем более что дорогу он знал хорошо.

Алиев не спрашивал, куда ехать и сколько ехать. Но он позволил себе предостеречь:

- Байкуш не болеет, притворяется. Байкуш не захотел ехать к джемшидам с вами.

- Почему вы его называете байкушем?

- Его все так называют. Байкуш - сыч. Его никто не любит. А байкуш гнездится в разрушенных домах, на глиняных стенках брошенных колодцев, в грудах камней. Не любят байкуша-мюршида. Опасный интриган.

- Слава богу, это мы знаем.

- Товарищ командир, его надо опасаться.

- Ну вот, Алиев, и смотрите в оба.

- Слушаюсь. Есть смотреть в оба!

Больше никто не кричал: "Не ходи дальше!" Но чья-то невидимая рука все же чинила помехи. Хотя документы обеспечивали ему свободный проезд по всей провинции, но нашелся в селении Синджитаг некий корнейль, которому вдруг пришла охота придраться к состоянию машины Алиева.

- Какой плохой автомобиль! О! - сочувствовал корнейль, чересчур полный, даже одутловатый пуштун. - Не могу допустить, чтобы такой высокопоставленный советский генерал попал в аварию.

Но Алиев просто нагрубил:

- Отойдите с дороги! Одежда ветхая, зато кости крепкие.

И, обдав корнейля выхлопными газами и пылью, машина помчалась по дороге. На замечание Мансурова бакинец ответил:

- Еще чего! Вечно подсказывают, что делать, а сами не делают. Разве это дорога? По ней и на верблюде можно в аварию влопаться. Этот корнейль интриган по призванию. Явно не хотел нас пускать в Бадхыз.

Алиев оказался прав. Ночью в крошечном селении - груде глины и сырцового кирпича, слепленных черной грязью, с улочками, полными той же черной грязью, - их появление вызвало переполох, хотя, вернее всего, переполох инсценировали по указанию корнейля. Стрельба была оглушительная, благо каждый пуштун с винтовкой не расстается. Во тьме кромешной стреляли пуштуны, куда - сами не видели и не знали. И положение было тревожным, пока порядок не восстановил не кто иной, как сам неожиданно объявившийся Аббас Кули.

В хижине у очага Аббас Кули предстал во всем блеске воинственного контрабандиста. Грязная заплатанная чуха, постолы, пестрые, перевязанные бечевкой вместо шнурков, белые козьего пуха чулки, огромные, искрящиеся в отблесках красного пламени костра глаза, кусты бровей, усы жгутами, жемчужного блеска зубы и сияющей улыбке. И, конечно, винтовка, патронташи, ремни и ремешки!

Первым движением Мансурова было обнять Аббаса Кули, похлопать по спине, обменяться приветствиями - персидскими, русскими, туркменскими, афганскими и... посмеяться.

- Вы, Аббас Кули! Откуда?

- Я - всюду. Бадхыз - мой дом. Камни тропинок - мой ковер. Узнал, что беда грозит вашей голове, поспешил.

- Но что случилось? Стрельба? У меня же договоренность с губернатором.

- Шакал курами не насытился.

- Кто? Мюршид? Но я оставил фанатика в трехстах километрах, больного, чуть дышащего.

- Мюршид здесь... Шакалы быстро бегают, гады. На то он и шейх, чтобы поспевать всюду.

- Чего ему надо?

- Змея жалит ногу пастуха. Змея боится, как бы пастух не размозжил ей голову камнем. Хочет опередить. Мюршид подговорил своих здесь в селении. Зарезал для них барана... Дайте муфтию взятку, и он дозволит кушать мясо дохлого ишака... Мюршид не хочет, чтобы великий воин встретился с великим Джемшидом и... с одной уважаемой особой... Молчу, молчу.

Огонь в очаге вдруг разгорелся и озарил багровым светом кочковатые, изрядно почерневшие от копоти и дыма, грубо оштукатуренные стены михманханы. Языки пламени высветили молчаливые фигуры сидевших подтянутого шофера Алиева, державшего на коленях автомат, величественного старца - местного кетхуды, франтоватого, увешанного оружием пуштуна, судя по чалме, кандагарца. Огонь шипел, трещал. Хворост мгновенно скручивало в жарком пламени, вспыхивавшем красочным фейерверком от горючей смолы. Дым вырывался с силой через отверстие в прокопченном потолке.

- Мюршид окончательно вывалялся в дерьме, - думал Мансуров вслух... Хитер. Значит, мюршид боится! Именно боится, что Джемшид меня встретит хорошо... Надо ехать скорее... Товарищ Алиев, заводите наш драндулет!

- Есть заводить! - вскричал Алиев и выскочил из хижины во тьму ночи.