Виктор Верстаков - Афганский дневник

• Название: Афганский дневник
• Автор: Виктор Верстаков
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1983

На основе личных впечатлений корреспондент «Правды» написал цикл литературно-художественных очерков о советских воинах, выполняющих интернациональный долг на земле Афганистана.

---

На Майвандской колонне в Кабуле высечено двустишие:

Если не погибнешь ты в Майванде,
Клянусь, позор тебя не минует, любимый!

По преданию, автором двустишия была Малаля, семнадцатилетняя девушка из Майванда, поднявшая в критический момент боя над головой знамя и воодушевившая воинов своей красотой и этими стихами.

Но вот еще одна явная «нелогичность» Востока. Победитель при Майванде Аюб-хан (кстати, младший брат бывшего «друга англичан» Якуб-хана) через год с небольшим был разбит афганскими же войсками эмира Абдуррахмана, бежал из страны и умер в изгнании.

Эмир Абдуррахман, заключив с англичанами соглашение о полном подчинении им своей внешней политики, правил круто и долго, введя страну в двадцатый век; к сожалению, только в хронологическом, а не в историческом смысле.

Стремясь любой ценой удержаться на троне, он укрепил административно-полицейский аппарат, создал всеобъемлющую систему тайной осведомительной службы. Соглядатаи подчинялись лично эмиру, дублируя даже донесения государственных деятелей и военачальников.

Въезд европейцев в страну и выезд из страны афганцев разрешались только лично эмиром, ослушникам грозила смертная казнь.

В конце девятнадцатого века в Афганистане были проведены некоторые реформы: денежная, военная, налоговая. Известия о них просачивались и в Россию. «Абдуррахман-хан, вынужденный обстоятельствами, — отмечалось в «Сведениях, собранных штабом Туркестанского военного округа за 1894 г.», — объявил своим подданным, что афганское государство сделалось ныне великим, а потому обыкновенные доходы его далеко не покрывают действительных расходов; почему подданные приглашаются платить теперь подати сравнительно больше, чем платили они таковые раньше, а солдаты должны получать жалованья несколько менее против прежнего».

Но при всех противоречиях правления эмира Абдуррахмана именно при нем зародился афганский пролетариат. В 1885 году в Кабуле были открыты первые мастерские заводского типа «машин-хана», станки и механизмы для которых покупались за границей и в разобранном виде доставлялись по горным дорогам и тропам. Скоро в «машин-хане» уже работали около 1500 рабочих.

Абдуррахман был в числе немногих властителей Афганистана, скончавшихся не потеряв власти и не насильственной смертью. В 1901 году эмиром стал его сын Хабибулла.

7. Калейдоскоп Опарина

Глядя на карту, туда, где Афганистан граничит с нашей огромной страной, как-то не ощущаешь его значительного размера. Бели перенести, например, на его территорию самое крупное государство Западной Европы — Францию, еще останется место для стран поменьше — Бельгии, Нидерландов, Дании.

Мрачен, безлюден горный Хазараджат, там редко тают снега, там сталкиваются хребты, почти нет обрабатываемых земель — таков центр Афганистана.

Джелалабадская равнина — восток страны изнывает от зноя. Горы не пропускают сюда дыхания северных ветров, плодородный чернозем ссыхается до твердости камня. Но люди построили здесь каналы, растущие на их берегах фрукты считаются лучшими в Азии.

Плодородной была в древности и низменность Бактрии — север страны, между Амударьей и Гиндукушем. Время и завоеватели разрушили ирригационные сооружения, сегодня даже текущие с Гиндукуша реки иссякают в песках.

А на северо-западе, ближе к иранской границе, лежит изобильная, богатая долина Герируда — «житница Центральной Азии». Но если спускаться на юг, то, миновав орошаемые районы Кандагара и Заминдавара, попадешь в песчаные холмы и малярийные болота Сеистана.

Подобными болотами до недавней поры был печально знаменит и противоположный район страны — северо-восточный. Сохранилась афганская пословица: «Если хочешь быстро умереть — поезжай в Кундуз». Ну что ж, ездил, могу засвидетельствовать: многие болота осушены, не столь обширными стали камышовые заросли, где до недавнего времени водились тигры — может, конечно, водятся и сегодня, но боятся показываться на люди.

А еще дальше на северо-восток от Кундуза, по левому берегу Амударьи, лежит область Бадахшана — край горных селений и городков в долинах.

Однажды услышал песенку: «Не летайте над горами…» А, собственно, почему? И вот лечу в огромном, гулком, как тоннель, транспортном вертолете Ми-6 туда, на северо-восток. Наш вертолет загружен бочками с топливом, второй, ведомый вертолет — картошкой. Все это предназначено для жителей афганского города — провинциального центра: по наземным дорогам туда везти грузы опасно, мятежники перехватывают, сжигают продовольственные колонны, надеясь вызвать волнения в городе. Афганские товарищи попросили наших авиаторов помочь, я узнал о рейсе и пристроился пассажиром.

Аэродром — грунтовой, маленький, с короткой пыльной полосой — отделен от города добрым десятком километров, сужением долины и полноводной густо-синей рекой. На противоположном берегу стоят палатки наших мотострелков, к лагерю переброшен временный железный мост, за мостом — танки и боевые машины пехоты. В итоге получается что-то символическое: этакая эмблема Сухопутных войск.

Не буду забегать вперед: с воздуха я этих деталей не видел, с земли поначалу тоже, потому что пыль от идущих на посадку вертолетов садится здесь куда позже самих машин. Командир нашего экипажа Виктор Красиёв на одной интуиции подрулил к глиняному приаэродромному домику, выключил двигатели, пыль в конце концов осела, и на пороге домика обрисовался почти киногерой — высокий, с черными усами, в десантной тельняшке, голубых летных штанах и в домашних тапочках старший среди местных вертолетчиков майор Александр Прокудин.

Знаю, что в этих краях служили асы афганского неба Вячеслав Гайнутдинов и Василий Щербаков, поэтому к Прокудину приглядываюсь с пристрастием. Спокойный, чуть ироничный. В летном домике теснятся командный пункт, столовая, общежитие — отсюда и непривычная смесь служебного и бытового, даже в одежде. Прокудина скоро увижу в деле, когда полетим на его вертолете в горы и он с первого захода поставит машину на крохотную площадку, но это опять-таки будет позже, сейчас просто знакомлюсь и спрашиваю, нет ли оказии в заречный лагерь.

Автомобиль туда идет, вот он уже громыхает по выгнутому железному мосту, останавливается перед штабным фанерным бараком. В штабе понапрасну слов не тратят: вводят в обстановку, выделяют койку в общежитии, советуют устраиваться поэнергичнее, чтобы успеть на вечер славы, который, согласно местной специфике, начнется сразу же после обеда, пока светло и спокойно.

Оставляю на койке вещи, иду умываться, и вот там-то, в умывальной комнате, встречаю человека, о котором до сих пор вспоминаю часто и благодарно. Он пришел с тазиком, в котором принес белье, и затеял маленькую постирушку. Показалось, что он молод, но для лейтенанта, пожалуй, несколько будничен, так что больше походил на прапорщика. Одет в тонкий спортивный костюм, спокоен, несколько застенчив. Поговорили в обычном духе: надолго ли к нам приехали? что новенького в Союзе? После этого он представился: Занятнов Валентин Геннадиевич.

Я торопился, человек с тазиком, похоже, никуда не спешил, но к скамейкам под открытым небом, где уже сидели мотострелки, он пришел всего минутой-двумя позже. Полевая форма со звездами подполковника на погонах была ему как-то особенно впору, от него веяло прежним спокойствием и новой притягивающей силой.

С передних рядов Занятнова окликнули сразу несколько голосов: «Валентин!.. Валентин Геннадиевич!.. Товарищ подполковник, к нам!..» Занятнов поздоровался со всеми, извинился: «Спасибо, но я к своим пойду».

На вечере выступили восемь человек — солдат и сержантов, все говорили интересно, каждое выступление коротко и остроумно комментировал командир части, на скамейках отчаянно хлопали. Потом вышел девятый выступающий — стройный, тонкий таджик младший сержант Хайдар Латипов — и не мог ничего сказать, потому что аплодисменты в его честь загремели шквалом. На груди Хайдара сиял новенький орден Красной Звезды, а еще больше сияли гордостью глаза его сослуживцев по разведроте.

— У нас каждый поступил бы так. Я просто был ближе к товарищу подполковнику, вот и все, — сказал Латипов после первой волны аплодисментов, и в ответ загремела вторая. От скамеек разведчиков вышел к столику президиума Занятнов:

— Хайдар, ты спас мне жизнь, и, сколько живу, я буду это помнить и тебя благодарить.

Наступила особенная тишина, когда люди, сами того не ощущая, сдерживают даже дыхание.

— Но не это главное, — продолжал Занятнов. — Ты правильно сказал: мы все здесь, и не только разведчики, готовы отдать жизнь друг за друга. Главное, что ты после госпиталя опять с нами, хотя, я знаю, тебе предлагали уволиться в запас, ты имел право это сделать. Спасибо, что ты вернулся, что верен нашей солдатской дружбе. Спасибо, Хайдар.